– Подожди. А как сестра?
– Уже лучше. Ее с работы увезли с острой болью. Оказался гнойный перитонит. Сразу и прооперировали.
– Помощь нужна?
– Спасибо, я справляюсь. Если хочешь, через пару дней приезжай в гости. Ты был в Софии?
– Только проездом.
– Ну вот – проведу для тебя экскурсию.
Дорога до кольцевой вокруг болгарской столицы заняла пару часов. Утреннее шоссе было пустым, а последние километров тридцать оно превращалось в скоростную магистраль, и Андрей с удовольствием разогнал своего росинанта до ста шестидесяти. Город встретил пробками и долгим ожиданием на светофорах – электронные счетчики на переходах начинали отсчет с невиданных для России девяноста, а то и ста секунд. Поиск улицы Царя Бориса в старой части Софии занял около часа. Навигатор не учитывал перекопанных и закрытых поездов и все время предлагал «перепроложить маршрут». Найденный дом был из тех элегантных строений, что строились в начале ХХ века и без особых последствий пережили пару войн и смену общественного устройства.
Лена открыла резную тяжелую дверь в квартиру и прижала палец к губам: «Тихо. Племянница спит». Потом взяла его за руку и потащила за собой по длинному коридору. Плотно прикрыла за собой створку с витражом и только тогда прижалась всем телом: «Соскучилась…» А ее пальцы уже тянули его рубашку из под ремня, махровый халат оказался на полу…
«Лена! Къде си?» – из коридора раздался детский голос. Андрей успел залезть под одеяло за секунду до того, как распахнулась дверь.
Потом долго пили кофе на кухне и Ани (так звали племянницу) показывала рисунки, которые она понесет маме в больницу. Сюжеты, в основном, были посвящены обещанному отдыху на море. Почти на каждой картинке была ярко-синяя вода и желтый надувной матрас.
Андрей прошелся по коридору. Квартира был старая, потолки и кафельные печки украшали причудливо изогнутые орнаменты в стиле модерн. Видно было, что и лепнина, и резные двери с витражами, и паркет, похожий на шахматную доску – все было тщательно отреставрировано. Даже дверные ручки и шпингалеты на окнах были подобраны в одном стиле и отливали благородной бронзой. Лена рассказала, что ее сестра по профессии историк, преподает в университете.
– Неплохо, видно, у вас историкам платят, – заметил Андрей, – такую реставрацию не каждый потянет.
– Историки у нас, как и в России, гроши получают.
– Тогда на какие протеины содержится этот музей?
– Отец Ани пять лет назад уехал в Канаду. У него теперь там два ресторана и новая семья. Но деньги он регулярно присылает. А квартира нам досталась от бабушки. Слушай, нам надо в больницу съездить. Подождешь нас здесь? А потом поедем город смотреть.
– Так давай я вас отвезу. Не хочу я один сидеть.
В больнице Андрей хотел подождать в коридоре, но Лена и Ани потащили его с собой в палату.
– Надя, познакомься – это Андрей. Правда, симпатичный? – Лена бесцеремонно повертела его голову руками.
– Здравствуйте, Андрей. Лена мне про вас много рассказывала, – лежащая на кровати женщина протянула ему бледную руку. – Мое имя Надия, но все зовут меня Надей.
– А я по паспорту – Андраник, но все зовут Андреем.
– Андраник? Это ведь армянское имя?
– Да, я армянин по отцу. А Андраником меня назвал дед в честь какого-то героя.
– Я, кажется, знаю, что это за герой, – улыбнулась Надя. – Был такой армянский генерал Андраник Озанян. Кстати, в первую балканскую войну он воевал за Болгарию и даже был награжден воинскими крестами за отвагу.
– Надя написала книгу об истории армянской общины в Софии, – вмешалась в разговор Лена.
– Выучу болгарский язык – обязательно прочитаю, – пообещал Андрей.
– Кстати, рядом с нами жил еще один армянский военный, – заметила Надя. – Недавно там даже памятную доску повесили.
Потом Ани села на кровать и стала показывать матери свои рисунки, Лена отправилась побеседовать с врачом. Чтобы не мешать, Андрей дошел до автомата с кофе, налил себе капучино и стал прогуливаться по коридору. Лена с Ани появились довольно быстро.
– Надя одобрила мой выбор, – сказала, подходя, Лена.
– В каком смысле «выбор»?
– Ну, я же сама тебя выбрала…
Оставив машину в тихом переулке, они отправились на прогулку по центру. Осмотрели собор Александра Невского, спустились в крипту, сфотографировались на фоне памятника «Царю-освободителю». Потом Ани потащила всех в парк на качели. Пообедать решили дома. Выгружая из машины сумки с продуктами, Андрей обратил внимание на серую мраморную доску на стене дома напротив:
«Тук живя до 9.IX.1944 г. арменският национален герой,
герой от македоно-одринското опълчение и български гражданин
ген. КАРЕКИН НЖДЕХ.
Загинал в Сибир 1955 г.»
Ниже шла надпись на армянском, видимо, того же содержания.
«Карекин Нждех..? Странное имя, – подумал Андрей, – что-то оно мне напоминает». Но вспомнить так и не смог. Вечером ели приготовленные на гриле котлеты – кебабче, пили густое красное вино мавруд, а когда, после долгих уговоров, удалось отправить Ани спать, Лена подперла на всякий случай дверь стулом и решительно сказала: «Я тебя хочу!»
Ночью Андрей вышел на кухню, взял бутылку воды из холодильника. Подошел к окну. Уличный фонарь освещал стену дома напротив и серую мраморную доску на ней. «Карекин Нждех», – почему-то вспомнил он. Внезапно его осенило: «Да это же – Гарегин Нжде. Какой-то знакомый деда, который умер в тюрьме». Деда уже восемь лет не было в живых, а вот странное имя Нжде в памяти сохранилось.
* * *
Заканчивались сто восемьдесят дней, разрешенных для пребывания по болгарской визе. Вообще-то были разрешены девяносто дней в каждом полугодии с перерывом на три месяца, но болгары закрывали на такие мелочи глаза и следили только за общим сроком. Надо было возвращаться в Москву и снова обращаться в посольство. Тем более, что вторую визу владельцам недвижимости давали уже на три года.
Лена уже вторую неделю жила в «Зеленой миле». Долго отказывалась переезжать, но не потому, что стеснялась, просто не хотела подводить подругу, вместе с которой снимала комнату в пансионате. Неожиданно подруге предложили работу в Бургасе и проблема решилась сама собой. Идея пожить вместе принадлежала Андрею, но в глубине души он боялся, что это станет для него тяжелым испытанием. Опыта совместного проживания с женщиной, и даже совместного отдыха у него пока не было. Он довольно долго жил с родителями, а когда удалось купить собственную квартиру, наступил тот период в жизни, который он твердо решил посвятить карьере. Плачущие по ночам младенцы и сохнущие в ванной комнате колготки воспринимались им как смертельная угроза. «Мое сценическое амплуа – герой-любовник», – отшучивался он при попытках друзей или родственников познакомить его с девушкой «из хорошей семьи».
Пока ничего страшного не происходило. Одежды и обуви у Лены было на удивление мало, скорее Андрея можно было назвать тряпичником, поэтому прогнозы более опытных друзей про лежащие на всех стульях платья в три слоя оказались несостоятельными. В ванной появились девять (он специально посчитал) флакончиков с таинственными жидкостями для разных частей тела. В холодильнике рядом с пивом теперь лежали фрукты. Еще две розетки были заняты зарядками для телефона и ноутбука. Вот, пожалуй, и все… Зато оказалось просто здорово вместе завтракать на балконе, глядя на освещенные утренним солнцем горы. Приятно и уютно было вдвоем смотреть телевизор или читать перед сном. За почти полгода жизни в «Зеленой миле» Андрею поднадоело быть Чайльд-Гарольдом, и дело здесь было не только в физиологии – просто психологически не получился из него отшельник.
Перед отъездом было решено оформить Лене доверенность на Nissan – тогда она смогла бы отвезти Андрея в аэропорт и встретить по возвращению из Москвы. И в этот раз нотариус Снежана настояла на вызове переводчика («с хорошего русского на плохой» съязвил Андрей). Пока ждали, она пыталась развлекать гостя записями Высоцкого и даже декламировала по памяти Есенина. Потом разговор пошел о ее детстве в Разлоге.
– Весь этот район в начале пятидесятых был заселен беженцами из Греции, – рассказывала она.
– Греками? – спросил Андрей.
– Да нет же – болгарами. В основном, из города Драма. Когда немцы ушли, греки стали резать болгар. Не только солдат, оккупировавших греческую Македонию, но и простых людей, всегда живших там.
– Резать-то за что? Они же никого не убили. Такие же православные, – удивился Андрей.
Снежана поморщилась:
– Да было, за что… В 1941-м греческие коммунисты подняли восстание против оккупантов. Тогда болгарские войска расстреляли около двух тысяч жителей города.