Уфименко прислушался к этим странным звукам, но вскоре почувствовал, как веки наливаются тяжелым свинцом, глухая сонливость неотвратимо охватывала всё тело – он и не заметил, как откуда-то сбоку появилась высокая светящаяся фигура. Не сказать, чтоб она напоминала человека – вернее назвать её туманным абрисом грубого каменного истукана: удлинённая голова со скошенным лбом, карикатурно глубокая дыра рта, к тому же извергающая языки пламени в голубоватом дымке; башка резко переходила в короткое туловище, к которому были приделаны длинные руки и ноги. Впрочем, всё это было, скорее, туманным образом, нежели чем-то вполне конкретным.
Фигура, зыбко покачиваясь, остановилась напротив Сергея Васильевича, и он услышал монотонный равнодушный голос:
– Не всякому дано войти сюда, и не всякий вошедший выйдет отсюда. Есть черта, преступив которую, можешь навсегда закрыть за собой дверь. Ты не дошёл до неё, и тебе достаточно знать то, что уже знаешь.
Сказав это, фигура медленно поплыла прочь, но через несколько метров повернула голову, и Сергей Васильевич зажмурился: в маленьких дырочках, символизировавших глаза истукана, зажглись ослепительные желтые огоньки. А когда он открыл глаза, то уже ничего не было – только непроглядная тьма, глухие звуки, слабое движение застоявшегося воздуха.
Он решил, что всё ему приснилось. Во тьме, однако, блуждала светящаяся точка. Она то поднималась, то опускалась, двигалась из стороны в сторону, медленно описывая замысловатые эллипсы, – это походило на танец, странный, завораживающий – так кружатся пылинки в потоке утреннего солнца, но светила тут не было, и точка была одна-единственная и настолько микроскопическая, что навряд ли кто-нибудь её смог бы увидеть, если бы она не лучилась и не сверкала так неистово, будто в ней заключалась мощь сотен звезд.
Сергей Васильевич не знал, что и подумать. В голове само собой сочинилось странное двустишие: «Весь мир – эксперимент, ты в нём – танцующий момент». К чему это? Что это значит? А может, просто вспомнилось и перефразировалось одно из стихотворений полузабытой советской поэтессы Анны Барковой?
Когда-то Сергей Васильевич, обмирая от волнения, переписывал её строчки в толстую тетрадь с зеленой обложкой. Стихи Барковой мало кто знал, они, считай, и не печатались нигде, даже сам Твардовский не решился опубликовать её последнюю поэму в своём знаменитом вольтерьянском «Новом мире». Поэтесса, трижды сидевшая в лагерях, состарившаяся, превратившаяся в косматую старуху с потухшим взором, так и не увидела своей большой книги. Очнувшись в больнице от забытья, она сошла с постели и, опираясь дрожащими руками о стену, добрела к выходу, открыла дверь и упала. Когда подбежавшие нянечки и медсёстры подняли её, Баркова прошептала: «Я пыталась догнать колонну…»
Одинокая, неистово сияющая пылинка танцевала во тьме.
«Тебе достаточно знать то, что ты уже знаешь…»
А если нет?
Сергей Васильевич отвёл взгляд от точки в сторону: она ослепляла его и, казалось, была способна прожечь насквозь. Непроницаемая тьма тут же навалилась на него, тяжело надавила на веки, и он смежил ресницы, чтобы дать глазам отдых, а когда снова открыл их, никакой танцующей пылинки уже не было.
«.. не стоит переступать черту, – пронеслась в голове ясная, чёткая мысль; это была не его мысль, она возникла внезапно, будто включилось радио, и он услышал обрывок фразы. – Всему своё время. Но знай: рано или поздно вход открывается каждому. Твоё время не пришло…»
Он подумал, что сходит с ума, но что-то мягкое и нежное прикоснулось к его щеке – осторожно, мимолётно, ласково, и Сергей Васильевич, вздрогнув, внезапно встал, разбудил двух своих товарищей и скомандовал:
– На выход!
Можно сказать, никаких особенных результатов эта экспедиция в подземелье не дала. Если не считать, впрочем, продолговатого серого камушка, он лежал у выхода из провала, через который мужчины выбрались наружу. На камне было выбито изображение то ли маски, то ли лица человека, украшенного волнистыми линиями, точками и спиралями. Скорее всего, это был рисунок личины, которой шаманы прикрывают лицо во время камланий.
– Андрюша, – Марго широко улыбнулась, – вы за какое время пробегали стометровку на уроках физкультуры?
Андрей недоумённо пожал плечами: он этого действительно уже не помнил; его и в школе вообще-то мало интересовала «физра», хотя бегал, прыгал и отжимался он не хуже других, а иногда даже и лучше.
– А это имеет значение? – спросил он. – Не понимаю, зачем вам это надо.
– Да так, – Марго повертела маленький блокнотик в пестрой обложке. – Вот я, к примеру, всегда плохо бегала, а моя подружка – прямо как стрела: фыыыр – и уже на финише, только пыль столбом!
– Ну, и что ж из этого?
Марго жеманно вздохнула, затянулась сигаретным дымом и медленно выпустила его изящными тонкими колечками.
– Ах, не знаю, как и сказать, – она преувеличенно громко хихикнула. – Наверное, вы и так меня считаете чудачкой, мягко говоря. А тут такое дело…
Она раскрыла блокнотик, полистала его, определённо дожидаясь от Андрея хоть какой-нибудь реакции. И он, конечно, вынужден был сказать:
– Ну, мягко говоря, – и подчеркнул интонацией это самое «мягко говоря», – оригинальные люди всегда выделяются на общем сером фоне. Какая разница, кто и что о вас говорит, если мне с вами интересно общаться…
– Ой, не знаю!
– Уверяю вас.
– Я польщна…
Марго, наконец, нашла в блокнотике нужную страничку и, прижав её пальчиком, попросила:
– Взгляните. Сейчас вы поймёте, почему я о стометровке речь завела…
Он посмотрел. Страница была испещрена цифрами со многими нулями, а внизу её небрежно изображен отрезок, разбитый на части с непонятными обозначениями.
– Андрюша, вы будете долго смеяться, но я попыталась изобразить биографию Вселенной, – она неловко засмеялась. – Вот, смотрите, 14 миллиардов лет назад случился тот самый Большой взрыв, из которого Вселенная родилась. Затем, – она ткнула наманикюренным ноготком в другую цифру, – наступила эпоха рекомбинации – излучение отделилось от вещества. Это излучение называется реликтовым. До этого события никто ничего не видел вокруг. Впрочем, – она снова хихикнула, – и смотреть-то было некому, не считая разве что Бога – никаких живых организмов ещё не водилось. Но это и не важно. Важно, что 13 миллиардов лет назад происходит формирование структуры галактик и галактических скоплений – этот период учёные назвали «Тёмной эпохой», а вскоре появляются и первые звёзды, – она показала на другую цепочку цифр. – Только 4,5 миллиарда лет назад родилась наша Солнечная система. Органические вещества на Земле появились три миллиарда лет назад, и всего лишь сорок тысяч лет назад невесть откуда взялся человек.
Андрей, честно говоря, не мог понять, зачем Марго рассказывает всё это ему. Он даже решил: она каким-то образом – недаром считается экстрасенкой! – поняла, что его недавно заинтересовала книжка о происхождении жизни, да так, что он читал её запоем, как другие – какой-нибудь детектив.
– Так вот, – Марго подняла указательный палец, призывая его быть внимательным, – если всю историю Вселенной изобразить как дистанцию длиной сто метров, то жизнь человеческой цивилизации займёт на ней всего лишь тридцать миллиметров.
– Подумать только! – он искренне изумился. Самому ему никогда бы не пришло в голову заниматься подобными вычислениями. Впрочем, в школе Андрей не любил математику с геометрией, он считал: в повседневной жизни уж как-нибудь обойдётся без всей этой зауми, хватит заученной наизусть таблицы умножения, а не хватит – есть калькулятор.
Однако он не понимал, почему Марго вдруг заинтересовалась историей Вселенной, да ещё и график нарисовала. Дама будто услышала его мысленный вопрос: она иронично изогнула брови, мягко улыбнулась и, таинственно прижав палец к губам, прошептала:
– Без калькулятора я тоже не обхожусь. Жуть, как не люблю считать. Но только – тссс, – Марго смешно округлила глаза, – не считайте меня сумасшедшей: я поняла, что если бытие человеческой цивилизации занимает тридцать миллиметров, то оставшуюся часть от этих ста метров нужно отдать Тёмной материи. Она тоже могла создать жизнь! Понимаете, Андрей? Это не фантастика!
Андрей ничего не понимал. Он не знал, что совсем недавно представления учёных об устройстве нашего мира несколько изменились, причем весьма принципиально. Они вычислили: Вселенная на 25 процентов состоит из невидимой Темной материи и еще на 70 процентов. – из Темной энергии. Их физическая природа и свойства пока что неизвестны, и как их изучить – физики ещё не придумали.
Реликтовое излучение открыли в 1965 году на уровне радиошума. Ученые не сразу поняли, что оно эхо того самого загадочного Большого взрыва, с которого и началась биография нашей Вселенной, заметим: именно нашей. Невероятно маленькая точка, такая микроскопическая, что любая пылинка по сравнению с ней – гора, стремительно вспучилась, раздулась как воздушный шарик и мгновенно разогрелась – наверное, это была потрясающая мистерия огня и жара, расчистившая пространство под строительство новых миров. Остывая, вещество излучало свет, фотоны которого за 14 миллиардов лет превратились в радиоволны.
