готовите для его друзей и близких, для всех людей его
времени.
– Покажем, все покажем, – с готовностью поддерживая
его торжественность, обещали хозяева.
После встречи все спустились в одно из таких же
современных, как и на Земле, строений. Воздух, которым
тянуло снизу, был напитан ароматом дикого леса,
пронзительными запахами хвои и брусничника. На стене
большой светлой комнаты висело несколько медвежьих и
тигриных шкур. Нефедов подошел и погладил их: шкуры
были настоящими. Хозяева пояснили, что в окрестностях
космодрома видимо-невидимо зверья, которое приходится
отпугивать, но с этими, особенно настырными
экземплярами, пришлось покончить. Василию Семеновичу
даже представили бородача, сделавшему это, однако тот уж
как-то слишком старательно опускал глаза, так что,
кажется, дело было не в отпугивании, а в охотничьем
азарте, проснувшемся в этом человеке.
Нефедову, которого и впрямь воспринимали, как
представителя новоселов, очень долго и обстоятельно
рассказывали о новой планете. Если сравнивать ее с
Землей, то тут, оказывается, все было не так, здесь была
совершенно иная ситуация и с полезными ископаемыми, и
с радиационной обстановкой, и с климатическими
сюрпризами. Однако, как бы там ни было, но жить здесь
можно было вполне. На планете строилась подземная
энергостанция, первая очередь которой уже работала,
обеспечивая в основном энергетический поток
138
космодрома. Кое-где на полях выращивали пшеницу и
овощи.
Встреча закончилась обедом, после которого гостей на
пятиместном экспедиционном леттраме прокатили по
новой планете с остановками сначала на берегу озера,
кипящего рыбой, а потом на берегу широкой реки с
синевато-хрустальной водой и длинным песчаным пляжем.
Сидя на песке, Нефедову было удивительно видеть
гигантское количество свободно и, как подумалось,
бесполезно текущей воды. Здесь по всем древним
правилам путешественники разожгли костер, быстро
наловили рыбы и сварили уху. Пока она варилась, хозяева
предложили гостям искупаться. Нефедов очень хотелось
окунуться в воду новой планеты, но как купаться, нырять,
фыркать, под этим пристальным наблюдением? Юрий
Евдокимович и охотник все же искупнулись, а Нефедов с
двумя другими бородачами, предпочли наблюдать.
Задумчиво глядя на огонь, на воду, на купающихся людей,
Василий Семенович не мог поверить, что это огонь и вода,
по сути, «построенной» планеты, на которую можно вот
так банально прилететь и любоваться не только зеленью и
водой, но и ее совершенно естественными закатами и
рассветами (получается, что тоже «построенными»); как
поверить, что перед тобой люди другого времени и других
планет? А, взглянув на какой-то уж слишком
«навороченный» карабин, лежащий на всякий случай
расчехленным, рядом с одеждой охотника, Нефедов даже
усмехнулся тому, что ведь, в общем-то, он находится не
только в другом времени, но и в одной из эпох этого
времени. В то время как на Земле воздвигнут
своеобразный шутовской памятник последнему «человеку
с ружьем», здесь люди спокойно живут и стреляют, что ни
для кого не удивительно. Однако и тут в этих далеких
мирах было многое, как было всюду и всегда – тепло
костра и обжигающая горло наваристая уха, с запахом
139
дымка, черного перца и лаврового листа, с куском
настоящего ржаного хлеба, вынутого из походных
рюкзаков…
По пути на Землю после целого дня, проведенного на
Дубль-А, Юрий Евдокимович и Нефедов пытались еще о
чем-то говорить, но от усталости у обоих слипались глаза.
Даже на звезды Василий Семенович смотрел уже без
всякого трепета. В последний час пути он и вовсе клевал
носом, словно ехал на какой-то банальной телеге. Землю
они догнали в тот момент, когда их полушарие уходило в
ночь. Старший восстановитель растормошил Нефедова,
чтобы тот не пропустил восхитительную картину вечерней
Земли. Нефедов глянул и ахнул. Планета была окутана
сплошным разноцветным переливанием. Вот он
блестящий человеческий муравейник, в котором на самом-
то деле не было никакой суеты. Нефедова охватил восторг
от вида живой космической материи, которая теперь уже
постоянным фонтаном била в космос… И в порыве
восхищения он твердо, как только мог, пообещал себе
сделать все возможное, чтобы сживить себя с этой
грандиозной сияющей цивилизацией, сделать все, чтобы
стать ей полезным.
21. РОБИНЗОН ПЛАНЕТЫ ГЕЯ
Минул месяц, за который Нефедов и старший
восстановитель побывали еще в нескольких экскурсионных
экспедициях: на Луне с ее как бы полуподвальными, или,
точнее, полуподлунными, причудливыми городами с ее,
как уже считалось, коренными жителями, в двух похожих
на сказку, подводных городах Тихого океана с их
обширными морскими заповедниками и плантациями, в
одном из космических городов с восьмимиллионным
населением, а в заключение на окраине Солнечной
системы, чтобы, как пошутил Юрий Евдокимович,
140
подыгрывая Нефедову, взглянуть из-под козырька за
околицу этой «большой деревни». Конечно, люди
заглядывали и дальше, но это было дело кораблей иного
типа. Дальше этого предела был лишь Тантал, заселенный
людьми и далекая печально известная Гея – планета, на
которой с момента гибели ее населения побывала лишь
одна экспедиция. Эта экспедиция, стартовав с Геи, неслась
теперь к Земле, ожидаясь здесь уже через пятнадцать лет.
Старший восстановитель никогда раньше не совершал
таких методичных экскурсий и не раз за это время
взволнованно признавался, что и сам уже, как-то подзабыл
об истинной грандиозности своей цивилизации. Видимо,
отчасти это было потому, что Юрий Евдокимович
поневоле взглянул на все новыми глазами своего
подопечного.
В конце этого насыщенного месяца старший
восстановитель сообщил, что следующая неделя
потребуется ему для своих накопившихся дел, с которыми
Виктор и Толик уже не справляются. Эта отсрочка была
необходима и по другим причинам: во время путешествий
Юрий Евдокимович иногда, как бы в сторону замечал, что
та или иная картина, то или иное впечатление, пережитое
ими вместе, могло бы служить неплохим материалом для
творчества. И аппаратура, позволявшая работать в
современном стиле, появилась в «предбаннике» на другой
же день после поездки к Бергу. Нефедова, как малого
ребенка, пытались увлечь чем-нибудь не только Юрий
Евдокимович, но и Виктор, и Толик, и даже прекрасная
Мида, приходившая однажды вместе с ними.
Помня обещание самому себе стать полезным этому
миру, Василий Семенович несколько дней после
путешествия просидел над машиной, вникая в новый
способ работы, а, вникнув, на том и остыл. Интересных
мыслей и наметок накопилось не мало, но того
писательского зуда, что буквально до самой смерти съедал
141
его в прошлой жизни, не было. Все было под силу
воскрешению, кроме писательской тяги, которая, видимо,
была порождена исключительно страстями его века. Его
почти что законченный роман, и впрямь, остался когда-то в
архиве, так и не произведя в свое время никакой духовной
работы, однако выносить его на публику сейчас казалось
просто нелепым.
