партизаны. Здесь у нас всюду были партизаны.
Василь снял шапку. Ветер шевелил волосы. А может быть, они вставали дыбом.
Пешком возвращались на станцию. Было тяжело и тоскливо. А в маленьком станционном домике люди в тулупах, шинелях, ватниках, с мешками и узлами толпились, куда-то спешили. Жизнь брала свое!
Поезда пришлось ждать долго. Вот опять прогремел состав, и на станции еще прибавилось народу. К Гелене обратилась сидевшая рядом женщина:
— Прошу вас, подержите ребенка. Я сейчас приду.
Гелена с готовностью подхватила плотный теплый узелок. Дитя спало и только причмокивало во сне соской.
Неожиданно в дверях появились двое крестьян.
— Вот тут она сидела, напротив окна, возле этой гражданки.
— Кого ищут? Что там?.. Кто сбежал?.. Ходоновичиха… Змеиное племя!
Карпюк никак не мог понять, что же такое произошло. Казалось, слышал что-то знакомое, и все же не догадывался.
— Кого ищете?
— Да говорят, тут одна женщина была. Она в оккупацию выдавала гитлеровцам советских людей. А муж ее полицаем был. Зовут — Ходонович Стефания.
Гелена поднялась с младенцем на руках:
— Возле меня сидела какая-то женщина. Вот уже с час, как ушла, а ребенка попросила подержать. Вот и чемодан ее остался.
Все кинулись к Гелене. А Василь не мог опомниться. Ходонович? Неужели тот самый?..
На станции поднялся шум.
— Нет, она не придет! Почуяла, видать, что ее узнали!
— А за ребенком?..
— Как же! Еще чего! Разве это люди?
— Лишь бы свою шкуру спасти.
— Да ведь она — мать!
— Волчица и та лучше мать!
Уже смеркалось, но женщина так и не возвратилась. Голодное дитя отчаянно кричало. Гелена не знала, что делать.
Послали кого-то в село за молоком. Другие пошли разыскивать Стефанию.
— Давай, Василь, возьмем с собой. Ведь у нас в районе есть детдом. Не бросать же!
Так и приехали домой. Дитя в дороге заболело. Гелена сразу не отдала его в детский дом. А потом они привыкли и уже с грустью думали о том, что придется кому-то отдавать хорошенькую чернобровую девочку. Назвали Галинкой.
…Портьера на двери шевелилась, точно кто-то ходил. Вот послышался стук за дверью, в комнату ворвалась Галинка.
— Папка! У тебя гости? А мне можно? — она обхватила ручонками его шею.
— Вот, Мария, смотри, какая у меня дочка! Я тебе еще и не сказал. — Голос у него был как деревянный. Язык стал шершавым, еле поворачивался.
— Галинка… — девочка вдруг застыдилась. — Это папа меня так зовет. Галя…
Мария встрепенулась. Она крепко сжала руку девочки и впилась в нее глазами. Галинка раскраснелась, шевельнула широкими черными бровями. Резко выделилось над левым надбровьем коричневое родимое пятнышко. Мария замерла, казалось, пробовала что-то сказать и не могла. Наконец выдавила из себя:
— Василь… скажи… это ты забрал тогда?.. — В горле что-то застряло.
Карпюк дрожащими руками взял Марию за плечи, посадил в кресло. Случилось то, чего он так боялся. Ведь он знал, как Галинка похожа на отца.
— Что ты, Мария? Что с тобой? Успокойся. Галя, позови маму!
Блеснув глазками, девочка кинулась в комнаты.
— Слышишь? Позови маму! — крикнул Василь вслед. А Мария привалилась к спинке кресла и горько плакала.
Нет, конечно, этого не могло быть. Это просто случайное сходство. А слезы лились, тихие и обильные. Сколько их выплакала она? Василь что-то говорил. И Гелена пришла. Красивая, полноватая женщина в венчике русых кос. И Галинка тут.
Сидели за столом. Вспоминали прошлое. Гелена и Василь о чем-то спорили. Мария улыбалась, качала головой. Да… да… Но ничего не слышала. Только видела их глаза. Добрые, зеленовато-русалочьи глаза Гелены, серые, настороженные Василя и глубокие, черные глаза их дочки… Галинки.
Она протянула жесткую узловатую руку к девочке и осторожно, как бы с опаской, погладила ее по голове.
АВТОРУЧКА
I
В маленькой приземистой комнате уже темнело. Сквозь густой слой намерзшего на окнах инея еле пробивался скупой дневной свет. Учительница смотрела на страницу, поднеся книгу к самому окну. А перед столом в ряд стояли дети и хором выводили звонкими голосами:
Наша Армія Червона Стереже свого кордона!..
Готовили большой новогодний концерт. И хотя фронт уже откатился от села далеко, учительница и дети привычно прислушивались к каждому звуку за окном. Только прогремит по выбоинам дороги телега или тяжело упадет с яблони снежный комок — все вздрагивали, и в глазах появлялся немой вопрос. И тут же исчезал: наши отогнали немцев за Днепр, и школа готовилась встретить свой первый после освобождения год.
После уроков никто не уходил домой. Одетые в ватники, в теплые отцовские пиджаки, в огромных сапогах или рваных валенках, девочки и мальчики очень походили друг на дружку. Бледные, вытянутые лица, по-взрослому серьезные глаза, в которых на самом дне таились не то печаль, не то страх…
В первом ряду у окна сидел «четвертый» класс. Второй ряд занимали «первый» и «второй» классы. Учительница Марфа Ивановна была одна у всех.
Репетиция закончилась. И тут в «четвертом» классе поднялась Зинка, «городская». Так прозвали ее между собой ребята, потому что она с матерью приехала в село незадолго до того, как под селом стал фронт. Зинка отличалась от прочих ребят более изысканной «городской» одеждой. И даже в черных косах у нее было два банта.
— Марфа Ивановна, у меня пропала ручка, — громко заявила Зинка. Она училась лучше других и с учительницей держалась смело.
— Как это — пропала? — удивилась Марфа Ивановна,
