для родителей.
— Эх, Мишка, — не утерпел Протопопов, — неужели ты за всю свою жизнь так и не познакомился ни с кем? Хоть бы соседке своей написал.
— Опять за свое, — проворчал Виктор.
В какое-то мгновение потухшие Стофкины глаза засветились прежним озорным блеском, — мол, знай наших, голыми руками не возьмешь. И с этой улыбкой на изнуренном лице, включившись в аппарат, он первым ушел под воду. Михаил чуть улыбнулся Виктору, как бы извиняясь за Стофку, и, тоже прикусив загубник, принялся натягивать на голову резиновый водолазный шлем.
Полувалов сложил вместе пять писем и три красные книжечки, обернул их фольгой от шоколада и поглубже запрятал в герметичный бачок. Намертво завинтив крышку, Виктор нырнул вслед за ребятами к пробоине…
Первым очнулся старшина. Он сидел в ограждении рубки на влажных рыбинах — деревянной решетке — и ошалело мотал головой. Никита настойчиво совал ему под нос пузырек, из которого несло чем-то нестерпимо едким. Канаков, пока без признаков жизни, лежал рядом. Над ним со шприцем в руках склонился корабельный доктор. Отяжелевшее, обвисшее тело Протопопова только еще вытаскивали на мостик из шахты рубочного люка.
За ограждением было по-утреннему пасмурно и тихо. Лодка чуть покачивалась на присмиревшей волне. Где-то в корме по борту оглушительно бухали кувалдой. Эти удары проясняли сознание Виктора. Они будто вколачивали в него жизнь, которая недавно уходила вместе со щелчками отсечного хронометра. Теперь же это иссякавшее время словно задержалось, а потом начало прибывать.
Через несколько минут очнулся Протопопов, потом Канаков. Доктор вытер платком вспотевший лоб, ободряюще потряс кулаком — теперь, мол, глядите у меня… — и поспешил в центральный, чтобы по корабельной трансляции сообщить радостную весть всей команде.
— Ну и силен же ты, — не без восхищения говорил Никита, придерживая за спину своего дружка. — Твои ребята чуть концы не отдали, а ты все еще копошился у пробоины… струбцину чуть не зубами затягивал…
Виктор ничего не помнил.
— Дай закурить, — попросил он, пытаясь подняться.
— Сиди, сиди, — удержал его Никита и, убедившись, что доктора нет, полез в карман за сигаретами.
Стефан закряхтел, подсаживаясь поближе к Виктору. К пачке потянулся и Канаков, уже окончательно пришедший в себя.
— Ты же не куришь, — удивился Никита.
— Я за компанию, — оправдывался Мишка.
— Да ладно, Никит, — смилостивился Протопопов, — не мешай ему окончательно стать мужчиной.
Мишка взял раскуренную Никитой сигарету, глотнул дыма, закашлялся. Швырнув окурок за борт, достал зеркальце и начал причесываться.
На мостике появился командир лодки. Новенький, щегольской китель его весь был измят, выпачкан тавотом и ржавчиной. По его небритому посеревшему лицу было видно, как он нечеловечески устал. Пристально оглядев поднявшихся перед ним матросов, сказал:
— Так, добро… Всех троих буду представлять к правительственной награде. Как вернемся в базу — каждому по пятнадцать суток отпуска. — И повернулся к вахтенному офицеру, как бы давая этим почувствовать свою занятость и полное спокойствие за них.
— Что я говорил, — многозначительно подмигнул товарищам Канаков, — даже по пятнадцать…
— Мишель, так что насчет твоей соседки? — напомнил Протопопов.
— Потом договоритесь, — обрезал старшина. — Ребятам надо помочь. Все вкалывают, а мы расселись тут…
Втроем они спустились на нижнюю палубу и прошли в кормовой отсек. Несмотря на протесты доктора, настояли, чтобы их включили в ремонтную команду.
Вскоре лодка дала малый ход, затем средний. Вахта продолжалась.
