— Никто меня не обижал… — попыталась она улыбнуться непослушными, вздрагивающими губами.
— Сейчас же идем обратно! Буфет уже открылся, буду тебя отпаивать горячим кофе!
После завтрака Ролдугин вызвал такси по телефону. И Татьяна ничуть не удивилась, увидев за рулем вчерашнего шофера, бросившего на нее мимолетный проницательный взгляд. Она потеряла способность чему-нибудь удивляться.
— В этот рейс мне не удалось устроить тебя вместе с собой, Танюша, обняв ее за плечи, негромко говорил Борис. — Но в следующий мы обязательно объединимся. У меня есть надежный кореш в кадрах.
Она молча кивала в ответ, почти не вдумываясь в смысл его слов. Мысли ее были далеко…
Ролдугин оформил ей пропуск, затем повел в глубь порта мимо огромных мастодонтов-кранов, огибая стоявшие на путях составы.
— А вот и твой «Новокуйбышевск», — сказал он, указывая на застывший возле причала большущий сухогруз. Еще вчера, когда Татьяна услышала название своего судна, ей показалось оно знамением судьбы. В Куйбышеве остался бывший муж, а здесь начнется ее новая жизнь.
Высокий борт «Новокуйбышевска» был выкрашен в черный цвет, с которым выгодно контрастировала белая надстройка. Судно стояло с полным грузом, легонькая волна омывала грузовую отметку.
— Мировой шип! — оживленно говорил Татьяне Ролдугин. — Полуавтомат, экономическая скорость шестнадцать узлов! По сравнению с ним мой «Аральск» — старая калоша.
Он легко вспрыгнул на покачнувшуюся нижнюю площадку трапа, подал руку Татьяне, широкие ступеньки чуть подрагивали под их ногами, позвякивали цепи, на которых был подвешен трап.
— Принимайте пополнение, мореплаватели! — воскликнул Ролдугин, обращаясь к вахтенному матросу. — Кэп у себя?
— Капитан на берегу, — ответил тот. — На борту старпом с помполитом.
— Знакомься, парень, это ваш новый врач Татьяна Ивановна Юркевич.
Вахтенный смущенно улыбнулся, поправил повязку на рукаве и назвался:
— Гешка… Геннадий Некрылов, матрос.
Он был среднего роста, неширок в плечах, но крепок. Из-под фуражки выбивалась кудрявая прядь темных волос. «Вряд ли этот будет когда-нибудь моим пациентом», — подумала Татьяна, протягивая матросу руку.
Борис провел Татьяну в жилой коридор, костяшками пальцев стукнул в дверь каюты.
— Прошу! — послышался изнутри высокий голос.
За квадратным столом сидел пожилой человек с коротко подстриженными седеющими волосами, щеку наискось метил белесый шрам. Увидев на пороге женщину, он неторопливо, с достоинством поднялся, вышел ей навстречу.
— Кузьма Лукич Воротынцев, первый помощник капитана, — назвался он. А вы наш врач? Татьяна Ивановна, если не ошибаюсь?
От его пытливого со льдинкой взгляда Татьяне стало чуть не по себе, но она скрыла неловкость за любезной улыбкой.
— Я самая, товарищ помполит.
— О! — вскинул кустистую бровь Воротынцев. — Вы, оказывается, разбираетесь в судовых должностях.
— Татьяна Ивановна из флотской семьи, — подал голос Ролдугин. — Отец у нее мичман, старший брат адмирал.
— А вы, товарищ, тоже ко мне? — спросил его помполит.
— Да нет, я вот только проводил к вам… — растерялся тот. — Я третий помощник с «Аральска». — И заторопился к выходу, сказав на ходу: — Я буду ждать тебя вечером возле проходной, Таня.
— Он ваш родственник? — спросил помполит Татьяну.
— Нет, просто давний знакомый.
— Ваш или вашего мужа? — снова уколол ее взглядом Воротынцев.
— Какое это имеет значение? — нервно передернулась в кресле Татьяна.
— Большое, — невозмутимо ответил помполит. — На судне вас будет всего три женщины… Впрочем, даже не три, а две, повариха не в счет, ей уже за пятьдесят… Так вот, имейте в виду, к вам будут присматриваться. Каждое лыко, как говорится, вам в строку поставят.
— Спасибо за предупреждение, товарищ помполит, учту.
— А почему вы не носите обручальное кольцо?
— Не хочу, потому и не ношу, — уже ожесточаясь, буркнула Татьяна.
— Рекомендую надеть, чтобы не вызывать брожения мужских умов…
— Простите, но я его оставила дома, в Москве. Можете сообщить об этом экипажу! — с вызовом сказала Татьяна.
— Это не входит в мои обязанности, — по-прежнему спокойно-ледяным тоном ответил Воротынцев. — Ну что ж, — подытожил он, — времени для разговоров у нас с вами впереди предостаточно. Принимайте дела и имущество. Надеюсь, все в порядке, ваш предшественник был человеком аккуратным… Да, кстати, — остановил он Татьяну возле самой двери каюты, — возьмите-ка эту книжицу, почитаете на досуге. Она называется «Устав плавания на судах советского морского флота».
«Удивительный сухарь, — размышляла Татьяна по пути в лазарет, — не человек, а бесчувственный робот. Без сердца, без печенки-селезенки… Хотя это может и к лучшему, нечему болеть. Попадись такой пациент, всю душу вывернет…»
Лазарет оказался симпатичным трехсекционным помещением с небольшой, но просторной приемной, такой же уютной процедурной, со спальным отделением на четыре койки и санузлом. По сравнению с этим великолепием ее комнатушка-кабинет в районной поликлинике выглядела жалкой лачужкой. Два иллюминатора наполняли приемную ярким солнечным светом, сверкали белизной переборки, искрился никелем инструментарий в застекленных встроенных шкафах. У Татьяны даже настроение поднялось от подобного великолепия. Полюбовавшись своим хозяйством, она достала из ящика папку с документами, сорвала пломбу на сейфике с медикаментами и занялась подсчетом коробок, ампул и облаток.
Стук в дверь заставил ее прерваться.
В каюту, чуть согнувшись, вошел высоченный, под два метра ростом, мужчина в комсоставской тужурке. Черты его лица были под стать фигуре крупными и шероховатыми, словно голову его отлили в форме и забыли пошлифовать. И все-таки — Татьяна это отметила сразу — моряк был красив какой-то особой буйной, мужественной красотой.
— Здравствуйте, дорогой доктор, — склонился перед ней неожиданный визитер.
По тому, как мягко произносил он согласные звуки: «Трасвуйте таракой токтор», Татьяна догадалась, что перед нею прибалтиец.
— Добрый день. Чем обязана?
— Я отец. Значит, второй механик. Меня зовут Ян Томп.
— Меня — Татьяной Ивановной. И много у вас детей?
— Каких детей? Я холостой.
— Но у отца должны быть дети.
— А! В моем заведовании машина и вся ее обслуга. Какое у вас чудесное имя, доктор! «Онегин, я скрывать не стану, пезумно я люплю Татьяну!» неожиданно высоким тенорком пропел он, и забавный его выговор «пезумно я люплю» заставил ее улыбнуться.
— И все-таки вы ко мне по делу? — погасив улыбку, спросила она.
— Да, конечно. Я две ночи не сплю, доктор. Нету сна!
— Такое бывает от переживаний. Наверное, вам трудно было расставаться с родными.
— Мои родные только папа. Он далеко отсюда. У нас мужчины расстаются без переживаний.
— Тогда виновата невеста.
— Моя невеста ушла к другому. Еще не успев познакомиться со мной…
— Давайте, я измерю вам кровяное давление, — сухо предложила Татьяна, чтобы не продолжать глупый разговор.
— С удовольствием! — просиял Томп. Повесив на крюк тужурку, он закатал рукав рубашки, обнажив мускулистую, покрытую белесым пушком и мелкими родинками руку.
Давление у него было как у космонавта, сто десять на семьдесят, а светлые голубоватого оттенка глаза хитровато поблескивали.
— Сколько вам лет? — для приличия спросила Татьяна.
— Много, доктор! Осенью будет тридцать один.
— На каком боку спите?
— На правом, доктор.
— Перевернитесь на левый, обязательно заснете.
— Да что там, доктор, я сплю как сурок. Просто я зашел познакомиться. Не браните меня, пожалуйста!
И снова его «не праните» вызвало улыбку. Почувствовав ее расположение, Томп еще более осмелел:
— Мой отец приказал мне жениться только на враче! Чтобы никогда не вызывать к нему «Скорую помощь»!
— Где он живет, ваш папа? — машинально спросила Татьяна.
— У самого синего моря. Он строит корабли…
Услышав название города, Татьяна встрепенулась, выпалила обрадованно:
— Так там же работает мой брат Павлик!
— Павлик? А как его фамилия?
— Русаков.
— Ха! Павел Иванович Русаков! Мы же знакомы! Я его угощал поцелуем любимой женщины!
— Чем угощали? — озадаченно переспросила Татьяна.
— Так называется чай, заваренный особым способом, с ямайским ромом, Мой отец о вашим братом большие друзья!
— Вот уж действительно мир тесен, — улыбнулась она.
— Нет, нет! — закрутил головой Ян. — По-настоящему мир тесен только в океане. Вот там уж действительно увидишь все флаги мира.
— Вы давно плаваете?
