ПИСАТЕЛЬ (голосом Бомарше). Знай я, что французы станут ценить комфорт выше идеи, я бы ни за что не стал делать проекта этого чертового места...
ПИСАТЕЛЬ (голосом Жозефины). Я бы тебя попросила об этом, любимый. Только об этом и ни о чем больше.
ПИСАТЕЛЬ (звонит по телефону). Слушай, родная, если в левом боку открылось колотье, что надо принимать? Препарат из ласточкиных гнезд? Сама-то пила? Поменяй фамилию на Сальери! Что? Не может быть! Боже, интриги, интриги, кругом одни интриги! Она же обещала дать мой портрет с интервью на первой полосе!
Закуривает, нервничая. Снова включает диктофон.
ПИСАТЕЛЬ (голосом Жозефины). С умом и вдруг продвинуться? Теперь я поняла, что только раболепная посредственность может хоть чего-то добиться.
ПИСАТЕЛЬ (голосом Бомарше, заглядывает в томик Бомарше, читает цитату целиком). Ты права, политика — это когда человек прикидывается, что он знает все, хотя не знает ничего; когда он делает тайну из того, что тайны не составляет; когда он плодит наушников, прикармливает изменщиков и старается важностью цели оправдать убожество средств! ПИСАТЕЛЬ (принимает лекарство, выключает диктофон, снимает трубку домашнего телефона, набирает номер). Это кухня? Мне сейчас не нужен гараж! Я звоню на кухню! На чем уехала мадам? Одна?.. Хм! (Набирая еще один номер.) Кухня? Слава Богу! Лангусты готовы?!
Входит Э К О Н О М К А.
ЭКОНОМКА. Так она их съела.
ПИСАТЕЛЬ. Хороша себе очковая диета.
ЭКОНОМКА. Одно слово — гадюка.
ПИСАТЕЛЬ. Кто?
ЭКОНОМКА. А кто очковая-то?
ПИСАТЕЛЬ. Вас иногда заносит.
ЭКОНОМКА. Она вам вегетарианский суп оставила.
ПИСАТЕЛЬ. Сделайте мне кофе и сэндвич. (Голосом Бомарше.) Но так или иначе, мы победим их всех, Жозефина, мы победим. Надо только отринуть все мелкое, что мешает нам видеть небо и слышать смех младенца...
Входит Ш О Ф Е Р.
ШОФЕР. Фирма «Крайслер» предлагает вам купить новую модель — с телевизором и кондиционером вместо «Ягуара» мадам.
ПИСАТЕЛЬ. Позже можно, а? Я ведь работаю!
ШОФЕР. Позже — будет дороже.
ПИСАТЕЛЬ. Сколько?
ШОФЕР. Десять тысяч долларов.
ПИСАТЕЛЬ. Предложите восемь.
ШОФЕР. «Крайслер» лучше, чем у Бельмондо и Лелюша.
ПИСАТЕЛЬ. Лелюш и Бельмондо вне партий! Я за революцию юности! Дайте им восемь тысяч и скажите, что я восславлю их в новой пьесе.
ШОФЕР. Деньги?
ПИСАТЕЛЬ. Получите у моего адвоката, а сейчас позвольте мне работать!
ШОФЕР. Чек.
ПИСАТЕЛЬ (дает ему чек и возвращается к диктофону, говорит голосом Бомарше). Жозефина, родная, что у нас с экипажем?! Сделай что-нибудь, мы ездим на рыдване, и меня задерживает на улицах гражданская стража...
Входит Э К О Н О М К А.
ЭКОНОМКА. Привезли секретер времен Людовика Первого!
ПИСАТЕЛЬ. Ну и что? (В микрофон.) Это не печатать! ЭКОНОМКА.
Она денег не оставила.
Писатель дает экономке деньги и бессильно опускается у диктофона. За стеной слышен хохот. Входит молодой парень, С Ы Н писателя.
СЫН. Здравствуй, шеф!
ПИСАТЕЛЬ. Здравствуй, сынок.
СЫН. Графоманствуешь?
ПИСАТЕЛЬ. Что у тебя?
СЫН. Разгрохал теорию доказательств Рейсера-Гроссе и по этому поводу иду пить вино с однокурсниками.
ПИСАТЕЛЬ. Завтра закончу пьесу — ты послушаешь?
СЫН. Шефчик, я же физик, мне твои эссе непонятны. Вы пишете языком приблизительным, вокруг да около. Намекаете все, курите фимиам скандалистам и волосатым пророкам Троцкого. А мы люди грубые: дважды два — четыре. Я тут рассчитал на ЭВМ хитрости современного кинематографа. У нас раньше не принято было орать на экране — только плакать. Теперь если орешь — значит, смелый, значит — новатор. Раньше снимали фигуру, а теперь — глаза во весь кадр: значит, пристальное вглядывание во внутренний мир. Искусство, шеф, живет по непознанным формулам математики чувств. А вы у нас люди косные, книг читаете мало — все больше себя. Поэтому мое поколение и ударилось в технику: если там соединишь не те провода, мир взорвется. А вы соединяете злодея с гением и говорите, что это — новаторство. А сие — от слабого заряда информации в каждом из вас. Ты не сердишься? Я тут посчитал на ЭВМ: сто процентов информации было заложено лишь в строке русского журналиста Пушкина — «Ах, наконец достигли мы ворот Мадрида». «Ах» — усталость, «наконец» — протяженность пути, «достигли» — преодоление препятствий, «ворот» — символ Средневековья, «Мадрид» — столица Испании.
ПИСАТЕЛЬ. Вот тебе. (Дает ему деньги.) Хватит?
СЫН. Спасибо, шеф.
ПИСАТЕЛЬ. Иди, ликуй, и не мешай мне.
Сын уходит.
(Диктует.) В комнату входит Жан Жак Руссо.
ПИСАТЕЛЬ (голосом Бомарше). Дорогой Жан Жак, как это славно, что вы пришли к нам.
ПИСАТЕЛЬ (голосом Жозефины). Я сделаю кофе.
ПИСАТЕЛЬ (голосом Бомарше). Что вы грустите?
ПИСАТЕЛЬ (голосом Руссо). Искусство развивается по непознанным формулам математики чувств. Будущее поколение уйдет в мир техники: если там соединить не те химические элементы в пробирке, взорвется дом, в котором мы живем. А нам приходится соединять злодея и гения в одном образе и убеждать самих себя в том, что это — новаторство.
Входит Ж Е Н Щ И Н А из общества драматургов, передает писателю конверты.
ЖЕНЩИНА. Здесь приглашения на обеды, приемы и дискуссии.
ПИСАТЕЛЬ. Я не могу. Я заканчиваю пьесу.
ЖЕНЩИНА. Завтра в одиннадцать заседание фракции фантастов с участием Маркузе, в час дня выступление в клубе поклонников Робеспьера, в три — обед с переводчиками из Трапезундии, в пять — файв-о-клок по поводу предстоящего юбилея Скорцени.
ПИСАТЕЛЬ. Скажите, что не застали меня дома.
ЖЕНЩИНА (вздыхая). При Бомарше было легко: на всю Францию десять членов Общества драматургов, а нынче на один Париж — две тысячи! И все что-то пишут, кого-то бранят, чего-то намекают...
ПИСАТЕЛЬ (с пафосом, глядя на себя в зеркало). Если писатель, удовлетворенный настоящим, критикует прошлое во имя будущего, на это нельзя сетовать!
ЖЕНЩИНА. Это как понять? Значит, не придете?
ПИСАТЕЛЬ. На обед в Трапезундию приду, и на файв-о-клок тоже.
ЖЕНЩИНА. Вы и так располнели...
ЖЕНЩИНА уходит.
ПИСАТЕЛЬ (вслед). Наиболее виновные всегда наименее великодушны. (Включив диктофон, голосом Бомарше.) Мой дорогой Руссо, признайтесь, как вы умудряетесь столько работать?
ПИСАТЕЛЬ (голосом Руссо). Вспомните мудрого Декарта: «Надо почаще менять места жительства, города и страны, иначе друзья, союзники, почитатели не дадут написать тебе ни строчки!»
ПИСАТЕЛЬ (голосом Жозефины). Если Бомарше уедет хоть на неделю, в доме обрывают все телефоны. (Своим голосом.) Этого не печатать! (Голосом Жозефины.) В доме нет возможности оставаться — ежеминутно приходят курьеры; Бомарше всем нужен, Бомарше всем должен, а когда он не дает новую драму, его подвергают улюлюканью: «Исписался!»
ПИСАТЕЛЬ (голосом Руссо). Помните, как Буало отомстил за своего друга Расина, написав о тех, кто улюлюкает:
Невежество и спесь с презрением во взглядах, В кафтанах бархатных и кружевных нарядах Садились в первый ряд — мы все видали их —
Презрительным кивком пороча каждый стих... А если о ханжах шла в этой пьесе речь, Так нужно автора взять на костер и сжечь!
ПИСАТЕЛЬ (голосом Бомарше, читает слова Бомарше из его пьесы). «Если только какой-нибудь смельчак не стряхнет театральной косной рутины, то вскорости французскому народу опротивеют наши скучные пьесы, и он устремится на бульвары, к смрадному скопищу балаганов, туда, где благопристойная вольность, изгнанная из французского театра, превратится в оголтелую разнузданность, где юношество набирается бессмысленных грубостей, где она утрачивает вкус ко всему благопристойному, а заодно к образцам — к произведениям великих писателей... »
Звонит телефон.
ПИСАТЕЛЬ. Да. Я... Работа кончена. Я не ем и не сплю, из дома вынесена мебель, у меня нет денег на метрополитен. Я готов прочесть мою пьесу завтра.
Кабинет продюсера театра с приглашенными научными экспертами. П Р О Д Ю С Е Р, р е ж и с с е р,
а к т е р ы (роли, которые играют менестрели), Ф и г а р о и Б о м а р ш е в современных костюмах;
