что ему не встать. И он увидел, как к нему идет старший брат его, Иван. Подошел, склонился… Что-то спросил. Степан не слышал: все еще был сильный звон в голове. «Я не слышу тебя», – сказал Степан и своего голоса тоже не услышал. Иван что-то говорил ему, улыбался… Наконец звон в голове поубавился.
– Братка, – сказал Степан, – ты как здесь? Тебя же повесили.
– Ну и что? – спросил Иван, улыбаясь.
– Как «что»? Выходит, я к тебе попал? Зашиб меня конь-то?
– Ну!.. Тебя зашибить не так легко. Давай-ка будем подыматься…
– Не могу, силов нету.
– Эка! – все улыбался Иван. – Чтой-то раскис ты, брат мой любый. Ну-ка, держись мне за шею… Держись крепче.
Степан обнял брата за шею и стал с трудом подниматься. Брат помогал ему.
– Во-от, – говорил он ласково, – вот и подымемся…
– Как же ты пришел-то ко мне? – все не понимал Степан. – Тебя же повесили.
– Будет тебе: «повесили», «повесили»! – рассердился Иван. – Стой вот! Стоишь?
– Стою!
– Смотри… Стой крепче.
– Ты мне скажи ишшо чего-нибудь.
Иван засмеялся:
– Держись, знай. Не падай… – И ушел.
А Степан остался стоять. Он и вправду стоял.
Конь по-прежнему был на месте. Степан долго привыкал к стоячему положению… Привык, окреп, пошел к коню. Конь весь напрягся…
– Не бойся, дурашка, – ласково заговорил Степан.
Почуяв доброе в голосе человека, конь остался стоять. Степан обнял его, поцеловал в лоб, в шею, в глаза, бесконечно добрые и терпеливые.
– Прости меня… Прости.
Человек плакал. От слабости, что ли.
Потом шли рядом – конь и человек. Голова к голове. Долго шли.
Солнце вставало над степью. Огромное красное солнце.
К Волге вышли, глядя на ночь. (В версте выше Царицына.)
Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:
– Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой – конями, берегом… И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэк…
Дружинкин не мог укрыть радости, охватившей его.
– Воеводой кто теперь сидит? – спросил Степан.
– А Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то!
– Много идет?
– С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было б, Степан ты наш Тимофеич, надежда ты наша!.. Отомстились бы мы тада!..
– Родионыч, поплывешь со стругами, – велел Степан. – Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.
Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они окружены с суши и с воды.
Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов, голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов – смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.
– Сколь там на глаз? – спросил воевода у головы.
– Тыщ семь, а то и боле.
Воевода вздохнул.
– Неделю не продержимся…
В городе гудел набат.
Разинцы в свою очередь внизу оценивают обстановку.
– Ну? – спросил Степан. – Какие думы, атаманы?
– Брать, – сказал Шелудяк. – Чего на его любоваться-то.
– Брать-то – брать, а как?
– Приступом! Сейчас навяжем лестниц, дождем ночки – и с Исусом Христом!..
– Исус что, мастак города брать? – спросил Ус.
– А как жа! Он наверху – ему все видать.
– Хватить зубоскалить, – оборвал Степан. – Родио-ныч, Иван, какие думы?
– Подождать пока, – сказал Иван Черноярец. – Надо как-нибудь в сговор с жильцами войтить.
– Умное слово, – поддержал Матвей Иванов. – Стены – стенами, да ведь и их оборонять надобно. А есть ли у их там такая охота? Оборонять-то? А и есть, так…
Подъехал казак, доложил:
– Царицынцы, пятеро, желают Степан Тимофеича видать.
– Давай их.
Подошли пять человек посадских из Царицына.
– Как жа вышли? – спросил Степан.
– А мы до вас ишшо… Вчерась днем, вроде рыбачить ушли, да и остались… Нас Стенька Дружинкин упредил.
– Ну, рассказывайте.
Стырь с оравой зубоскалов переругиваются с царицынскими стрельцами.
– Что, мясники, тоскливо небось торчать там? Хошь загадку загадаю? Отгадаешь – умница.
– Загадай, старый, загадай.
«Сидит утка на плоту,
Хвалится казаку:
Никто нимо меня не пройдет:
Ни царь, ни царица,
Ни красна девица!»
Отгадаешь – свою судьбу узнаешь.
– То, дед, не загадка. Во я тебе загадаю:
«Идут лесом,
Поют куролесом;
Несут деревянный пирог
С мясом».
Отгадаешь – тоже судьбу узнаешь.
– Стрельца несут хоронить!
Казаки заржали.
Стырь разохотился.
– А вот – отгадай. Отгадаешь – узнаешь мою тайную про тебя думу. Кто это такая:
«Поймал я коровку
В темных лесах;
Повел я коровку
Нимо Лобкова,
Нимо Носкова,
Нимо Роткова,
Нимо Ушкова,
Нимо Бородкова,
Нимо Грудкова,
Нимо Плечикова;
Привел я коровку
На Ноготково,
Тут я коровку-то
И убил».
– Скажите в городе, – наказывает Степан пятерым царицынцам, – войско, какое сверху ждут, идет, чтоб всех царицынцев в куски изрубить. А я пришел, чтоб отстоять город. Воевода ваш – изменник, он сговорился со стрельцами… Он боится, что вы ко мне шатнетесь, и хочет вас всех истребить, для того и стрельцов ждет.
Пятеро поклонились и ушли.
– Родионыч!.. Подь суды.
Ус подошел.
– Останисся здесь. Стой, зря не рыпайся. Я поеду Едисан тряхну. За ими старый должок есть… И скота пригоню – можа, долго стоять доведется. Гулять не давай… Караул держи. В городе чтоб не знали, что я отъехал. Караул держи строго.
– Не долго там.
– Скоро. Они – тридцать верст отсудова.
…На другое утро в лагерь к Усу явилась делегация от жителей города.
– Батька-атаман, вели выходить из города воду брать. У нас детишки там… Какой запаслись, вышла, а они просют. Скотина ревет – голодная, пастись надо выгонять…
– А чего ко мне-то пришли? – спросил Ус.
– К кому жа больше?
– Скажите воеводе, чтоб отпер город. А заартачится, возьмите да сами замки сбейте. Мы вам худа не сделаем.
– Не велит поди. Воевода-то.
– А вы колом его по башке, он сговорчивый станет…
Экспедиция Разина к едисанским татарам была успешной.
Сотни три казаков гнали перед собой вскачь огромное стадо коров, овец, малолеток лошадей.
Рев и гул разносился далеко окрест. Казаки матерились, орали… Очумелые от бешеной гонки животные шарахались в стороны, кидались на всадников. Свистели бичи.
Степан с Федькой и Иваном ехали
