«Да, точно… Теперь я все понял, все вижу… — рассуждал он. — Былая слава ушла от меня, — вот и завладел мной шайтан кичливости. Это он мутит, тянет в болото… Ослепило меня… Не поможет теперь ни один окулист на свете…»
В предрассветной тишине через открытую форточку ворвался петушиный крик. Муртазин вздрогнул, прислушался. Вспомнилась смешная история с петухом, которую рассказывал шофер.
Губы Муртазина иронически скривились.
«Недурная ассоциация», — подумал он с горечью и закрыл форточку.
Незаметно посинели окна, прозвенел первый трамвай на соседней улице. Муртазин открыл дверь и замер: на стуле, прислонившись к стене, дремала Ильшат. Видимо, она сидела здесь с самого вечера. Что-то необъяснимо нежное всплыло из самой глубины его сердца. Он тихо подошел к жене и поцеловал ее теплые волосы…
В девять часов, как всегда, Муртазин приехал на завод. Отвечая на приветствия кивком головы или еле заметным движением губ, он тяжелым шагом прошел через проходную.
— Зоечка, ко мне никого пока не пускать. Зариф Фатыхович не показывался?
— Здесь. Позвать?
— Нет, сам позвоню.
Раздевшись, вынув из большого желтого портфеля исписанные ночью листы и заперев их в несгораемом шкафу, Муртазин позвонил Гаязову и попросил зайти к нему в кабинет.
Гаязов тут же поднялся к директору. Он успел побывать в цехах и торопился сообщить директору последние новости. Пятая поточная линия близилась к завершению. Рабочие механического цеха включились в предмайское соревнование и решили обратиться с призывом к заводскому коллективу. Вечером в механическом цехе намечено собрание.
— Не слишком ли много у нас собраний? Кстати, как работала третья смена? — расспрашивал Муртазин.
— Третья смена работала неплохо.
— А людей откуда брали?
— Несколько человек с других участков, остальные — сами поточники.
— Мы все еще выходим из положения за счет наших людей. Когда мы покончим с этим безобразием? — размышляя вслух, заметил Муртазин.
Парторг, немного недоумевая, сказал:
— Когда закончим реорганизацию механического цеха, Хасан Шакирович.
— Да, механический цех! — вздохнул Муртазин.
По тому, как он вздыхал и взглядывал, Гаязов догадался, что директор хочет поделиться с ним чем-то очень важным. «Неужели что-нибудь с женой…» — подумал Гаязов. С тех пор как Макаров поведал ему о семейной жизни Муртазина, мысль Гаязова все чаще возвращалась к Ильшат. Что-то навязчивое, как зубная боль, безотчетно мучило его. Зарифа пугало, что в конце концов он не выдержит этого и в разговоре с Муртазиным прорвется еще резче, чем тогда, когда назвал его феодалом.
Такого Муртазина, как сегодня, Гаязов видел впервые. Муртазин говорил беспощадно, не оправдывая себя, и дал тут же прочесть Гаязову свои заявления в парторганизацию и прокуратуру.
— Только теперь, Зариф, мне кажется, я понял до конца свою вину, — сказал он, когда Гаязов прочел бумаги.
— Если действительно поняли, это хорошо, — сказал он.
— Вы не верите мне, Зариф? — спросил Муртазин.
— Мне бы очень хотелось вам верить, Хасан Шакирович, но вы не первый раз говорите «понял».
— Правильно, — вздохнул Муртазин. — Вы хорошо читаете то, что запрятано в душе человека. Правильно, не впервые говорю…
Оба долго молчали.
— Я и сам не рад, Зариф, своему характеру, — медленно проговорил Муртазин. — Многих людей я несправедливо обидел и ни перед кем пока не извинился…
Вечером, сидя на собрании в механическом цехе, Муртазин ожидал, что о нем тоже скажут, и скажут нелестно. Но выступающие пока что говорили о том, как лучше организовать работу, и вносили конкретные предложения. А выступление Андрея Павловича Кукушкина просто обрадовало Муртазина. Фрезеровщик предложил дельный способ ускоренной обработки одной из самых трудных деталей для запчастей.
— Очень жаль, что мы раньше не узнали об этом способе, Андрей Павлович, — не стерпел Муртазин. — Какое ценное предложение держали взаперти!
Кукушкин медленно из-под очков посмотрел на директора и покачал головой.
— Чтобы держать взаперти, Хасан Шакирович, у меня нет несгораемого шкафа. Наши предложения действительно лежат взаперти, но только у руководителя Бриза Вадима Силыча Пояркова. Вам бы в свободную минутку заглянуть в его железный шкаф. Там кое-что получше моего предложения давненько мохом поросло.
К немалому удивлению Муртазина, чуть ли не каждый, кто выступал на этом собрании, так или иначе затрагивал Бриз и резко отзывался об его руководителе Пояркове. Муртазин понял, что совершил еще одну ошибку, доверив этому безмозглому инженеру, — так он в душе называл Пояркова, — столь ответственную область работы. И с сожалением подумал, что напрасно отстранил Иштугана. Рабочие все равно в обход Бриза ходят за советом к нему.
Путаная и хвастливая речь Пояркова окончательно взорвала Муртазина.
«Погоди, мерзкая тварь, я еще покажу тебе», — подумал он и взглянул на Гаязова, — его выпуклые глаза сияли, как алмазы. Нагнувшись, Муртазин шепнул ему на ухо:
— Барышня в брюках этот Поярков. Придется убрать его из Бриза.
— Если мы не уберем, они сами, пожалуй, это сделают, — ответил Гаязов, кивнув головой на зал.
Не откладывая, Муртазин тут же после собрания отозвал Пояркова в конторку и, оставшись с ним с глазу на глаз, объявил, что отстраняет его от руководства Бризом за полный развал работы.
За последнее время Поярков разжирел, обрюзг.
— Что же, снимайте. Готовьте местечко своему шурину…
Такого грязного выпада Муртазин не ожидал даже от Пояркова. Хмурое лицо его медленно серело, словно покрываясь налетом пепла.
— Вы, Поярков, низкий человек, если бросили мне такие слова!
— Это как сказать, — вскипел Поярков. — Во всяком случае, у меня на заводе родственников нет… Я не даю им справки, когда они бегут с целины. Не занимаюсь очковтирательством. И сын мой… и жена моя…
— Оказывается, вы еще и негодяй вдобавок, — не удержался Муртазин.
На этом, пожалуй, все бы и кончилось. Муртазин понял, что допустил грубую бестактность в разговоре со своим подчиненным. Бессонная ночь, расслабленные нервы сделали свое. Он уже шагнул было к двери, намереваясь уйти, но взбешенный Поярков бросил ему вдогонку такие слова, которые поразили его как громом. Его Ильшат близка с Гаязовым?.. Она любила его еще в девушках?
Муртазин не помнил, сказал ли он что на это или нет, не помнил даже, как ушел из конторки, как добрался до своего кабинета, включил свет. Он упал на стол головой, мыча от внутренней боли и скрежеща зубами.
Гаязов, увидев свет у директора, зашел к нему.
— Хасан Шакирович, что с вами? — воскликнул он с тревогой.
Муртазин, подняв взлохмаченную голову, уставился на Гаязова стеклянными глазами.
— Вы?! — спросил он негодующе.
— Я не понимаю вас, Хасан Шакирович.
Муртазин, явно не слыша, продолжал смотреть на Гаязова. И вдруг стукнул кулаком по столу с такой силой, что графин и стаканы разлетелись вдребезги. Ступая на осколки, Муртазин медленно пошел к двери, даже не обернувшись на оклик Гаязова.
…Домой Муртазин вернулся сильно подвыпивши. Жену он застал в слезах.
— Что, вновь испеченный инженер-мастер, уже разнюнилась?.. — язвительно спросил он и тряхнул жену за плечи. — Ну, выкладывай про свои делишки с Гаязовым…
— Оставь меня, Хасан, — с трудом произнесла Ильшат, — у нас большое горе. Час назад арестовали Альберта.
Муртазин отступил, выставив перед собой руки, словно загораживаясь от удара. Он сразу отрезвел.
— Ты с ума сошла, Ильшат?! — Порывисто дернул галстук — ему не хватало воздуха.
4
Механический цех все еще работал с перебоями. Практика внесла серьезные поправки в проект Назирова. Правда, ни Акчурин, ни Надежда Николаевна не сетовали на Назирова, — все было, как говорится, в порядке вещей. И все же Гульчира чувствовала — по усталости, появившейся во взгляде, по добавочным морщинкам под глазами, по новым серебряным нитям в волосах, — что они не могут не досадовать про себя на Назирова: разработал проект — и бросил их в самый ответственный момент. Гордая душа девушки не выдержала этой глухой, невысказанной несправедливости к Азату. Еще с завода она позвонила на междугородную телефонную станцию и заказала разговор с Назировым. А дома, часа в два ночи, накрывшись с головой пальто, чтобы не разбудить спящих, попросила телефонистку связать ее с Аланлинской МТС.
До того Гульчире никогда не приходилось разговаривать по телефону с отдаленными районами. Она думала, что ей сразу дадут МТС. Но, накрывшись с головой пальто и приложив трубку к уху, она долго слушала, как телефонистки, сидевшие где-то в маленьких, заваленных снегом избушках, в десятках километров друг от друга, вызывали через одну станцию другую, потом через нее третью, четвертую, и впервые ясно представила, как далеко был от нее Азат.