ФИГАРО. Вам бы президентом Конвента...
БОМАРШЕ. Происхождением не вышел. При прежнем строе, при Людовике, меня не пускали к политике, оттого что не дворянин; при нынешнем шпыняют за то, что служил прежнему режиму, как дворянин. Дурачки... Я никогда никому не служил. Я пытался отблагодарить мой народ за то, что он дал мне свой язык и свою великую культуру. Я пытался отблагодарить Францию за то, что родился французом.
ФИГАРО. А поговаривают, что ваш дедушка вовсе и не француз...
БОМАРШЕ. Ну, если так, тогда давай поскорее спать — значит, действительно завтра казнят.
Он укладывается спать. Менестрели поют колыбельную песню. Фигаро видит, что Бомарше неудобно спать на досках. Он подходит к двери, вызывает тюремщика.
ФИГАРО. Эй, приятель! Дай, пожалуйста, подушку: Бомарше неудобно спать.
ТЮРЕМЩИК. Враг республики должен спать на досках.
ФИГАРО. Это же Бомарше!
ТЮРЕМЩИК. А по мне хоть Бон-бонмарше!
ФИГАРО. Ты «Севильский цирюльник» смотрел?
ТЮРЕМЩИК. Кто же не смотрел «Цирюльника» во Франции?! Вот тоже скажешь!
ФИГАРО. Так его ж Бомарше написал.
ТЮРЕМЩИК. Кто?
ФИГАРО. Бомарше. Видишь, спит на досках.
ТЮРЕМЩИК. Ты давай не болтай, малый! Бомарше... Отправлю сейчас в подвал, тогда узнаешь у меня Бомарше! А ну разговорчики!
БОМАРШЕ. Фигаро, перед свиньями можно метать бисер, но перед тюремщиками опасно: свинья — не заметит, тюремщик сожрет. Ложись рядом, мне с тобой тепло и весело. И приснится нам с тобой наша молодость! Ложись!
Бомарше, Фигаро, менестрели укладываются спать. Им конечно же снятся сны, которые вправе разыграть менестрели.
Раннее утро. В камеру входят д в е г р у п п ы людей, по три человека в каждой. Бомарше, Фигаро и менестрели стоят возле гильотины.
ГЛАВНЫЙ В ПЕРВОЙ ГРУППЕ. Сего 30 августа, четвертого года Свободы и первого года Равенства, мы, члены комитета общественного спасения, свидетельствуем, что чем пристальней мы изучаем дело об аресте гражданина Бомарше, тем яснее видим, что он ни в коей мере не виновен, а посему мы отпускаем его на свободу! Мы рады признать, что донос, сделанный на него министрами, — необоснован. Мы спешим широко обнародовать его оправдание и дать ему удовлетворение, которого он вправе ожидать от представителей народа. Мы полагаем, что он вправе преследовать по суду своих обвинителей!
ФИГАРО (шепотом). Сейчас вторые отменят первых...
ГЛАВНЫЙ ВТОРОЙ ГРУППЫ. Члены комитета по военным делам просят оказывать содействие гражданину Бомарше в его деятельности, направленной на приобретение ружей для Республики. При всех министрах, сменявших друг друга, он был движим только одним желанием — работать для Франции. За это он заслуживает благодарности нации!
БОМАРШЕ. Мы свободны?
Члены комитета склоняются перед ним в поклоне и уходят. Появляется Т Ю Р Е М Щ И К.
ТЮРЕМЩИК. Дорогой и любимый гражданин Бомарше! Оставьте вашу подпись для моего сына, он вас так любит, так вас любит! Вся наша семья...
ФИГАРО. Пошел вон, скотина!
БОМАРШЕ. Не надо, Фигаро... Как зовут вашего сына, гражданин?
ТЮРЕМЩИК. Его зовут Оноре, Оноре Бальзак, дорогой гражданин Бомарше! Я его луплю за то, что он пишет стишки вместо того, чтобы учиться в классах.
БОМАРШЕ (подписывает книгу). Берегите детей и поэтов, милейший, — здесь мое напутствие вашему сыну.
БОМАРШЕ выходит на просцениум.
Фигаро!
ФИГАРО. Я тут!
БОМАРШЕ. Фигаро, собирай баулы, мы едем в Голландию за ружьями для Республики! (Фигаро срывается с места.) Стой! Зайди в Комитет драматургов, скажи, что я проведу сегодня перед отъездом совещание; тема прежняя — место литератора в борьбе за революцию народа, сбросившего короля! (Фигаро срывается с места.) Фигаро! Запасись перьями, у меня возникла идея новой пьесы! Стой, Фигаро! Возьми мои расчеты о выгоде превращения торфа в уголь! (Фигаро снова срывается с места.) Фигаро! Не забудь захватить мой проект о строительстве моста через Сену возле Арсенала — самое время начать это делать: всякая революция нуждается в обилии путей, иначе все будут злиться, толкая друг друга локтями!
ФИГАРО. Хватит! К черту! Извольте сначала отдохнуть после камеры!
БОМАРШЕ. Пусть отдыхают те, для которых жизнь — это профессия! Тот, кто родился для того, чтобы жить, — должен действовать!
Появляются Р Е Ж И С С Е Р, П И С А Т Е Л Ь, П Р О Д Ю С Е Р, Э к с п е р т ы, «Г е н и и-с о а в т о р ы».
Режиссер хлопает в ладоши, прерывая игру Бомарше и Фигаро.
РЕЖИССЕР. Все не так! Никуда не годится! (Писателю.) Я переписала финал. Дайте софиты! Раннее утро! Звук! Щебет птиц. Жена Бомарше! Где жена Бомарше? Выходите из-за кулис! Возьмите палку, идите к нему, прихрамывая! Бомарше! Устремитесь к жене, обнимите ее. Замрите! Сейчас вас не интересует политика, литература, театр — это все бренно! Любовь — вечна! Дайте звук! Пастораль должна звучать как гимн жизни! Все вон со сцены! Фигаро, уйдите, вы сейчас никому не нужны! Свет! Ярче! Бомарше! Последнюю фразу, которую я написала! Бомарше!
БОМАРШЕ. Фигаро!
ФИГАРО. Я здесь!
БОМАРШЕ. Фигаро, пойдем отсюда к черту!
Они уходят.
РЕЖИССЕР. Бомарше! Бомарше! Бомарше!..
К о н е ц
ДЕТИ ОТЦОВ (драма в трех действиях)
Действующие лица:
СЕМЕН ИВАНОВ, студент.
АДМИРАЛ ИВАНОВ, его отец.
ГЕНЕРАЛ ГРЕКОВ.
УРКА В ЛАЗАРЕТЕ ТЮРЬМЫ.
РЮМИН.
ПОПОВ.
МАХРОВ.
ДЕЖУРНЫЙ В ПРИЕМНОЙ.
ОТЕЦ КИРЫ.
ДРУЗЬЯ СЕМЕНА ИВАНОВА:
НАДЯ
ВИКТОР
ЛЕНЯ
САША
ПОЛКОВНИК КГБ НИКОЛЬСКИЙ.
ПОЛКОВНИК КГБ САВОСТЬЯНОВ.
ИНСТРУКТОР ЦК КПСС ПЕТРОВ.
СОСЕДКА.
ТЕЛЕФОНИСТ.
ДИРЕКТОР ИНСТИТУТА.
Время действия — февраль — март 1953 года.
Кабинет следователя ПОПОВА.
ПОПОВ. Чудачество — болезнь умных людей. Но ты, Иванов, чудачишься сверх меры, и я начинаю терять терпение, Почему ты не хочешь понять: тебя же больше нет! Фотокарточка твоя есть, адмиральские документы есть, письма есть, а тебя — нет!
Вот видишь, я все эти твои документы рву и кидаю в ящик — они больше не нужны. Ты теперь вражина — для всех на белом свете. Так что зря меня мучаешь, ни к чему твои запирательства. Только если можешь на моих нервах поиграть... Чаю хочешь?
ИВАНОВ. Хочу.
ПОПОВ. Лимона выжать?
ИВАНОВ. Можно.
ПОПОВ. Пей, он, правда, остыл немного...
ИВАНОВ. Переживу. Я до войны учителем был.
ПОПОВ. Как же, как же... 645-я школа Киевского района, классное руководство в девятом «А», родственник врага народа Постышева — ваш подопечный, отличник и любимчик по фамилии Савельев, так, кажется.
ИВАНОВ. Ну и память...
ПОПОВ. Профессиональная...
ИВАНОВ. А стихи какие-нибудь помните?
ПОПОВ. «Однажды в студеную зимнюю пору» и другие рассказы. А что это ты о школе заговорил? Может, к Постышеву цепочку протянем? Японский шпион, это ведь не плохо звучит.
ИВАНОВ. Любопытен ты мне. Просто по-человечески — как педагогу. Год на тебя смотрю — не могу понять, кто ты?
ПОПОВ. Хороший и добрый человек. Подследственному разрешаю к себе на «ты» обращаться. Либерализм меня в конце концов погубит...
ИВАНОВ. Ничего, не погубит. А я ведь серьезно: либо ты честный, но ошибающийся человек, либо ты временщик.
ПОЛОВ. От наглец! Сидит в кабинете следователя и такие обвинения клеит! Скажи спасибо, что у меня сегодня настроение хорошее. Давай выкладывай — послушаю твою исповедь. Название хорошее — «исповедь врага народа»...
ИВАНОВ. Какая тут исповедь... Просто раздумье вслух.
ПОПОВ. А не боишься вслух?
ИВАНОВ. Чего?
ПОПОВ. Не «чего», а «кого».
ИВАНОВ. Кого же?
ПОПОВ. Меня.
ИВАНОВ. А что ты со мной сделаешь?
ПОПОВ. Есть не дам.
ИВАНОВ. Не хлебом единым сыт человек.
ПОПОВ. В протокольчик занесем? Религиозная пропаганда, а?
ИВАНОВ. Не стоит.
ПОПОВ. А что? Это сочно выйдет — к шпионажу плюс богоискательство.
ИВАНОВ. Тебе бы фантастом подвизаться, романы писать, А мужик ты неглупый. Вот я себе ответа никак не могу дать: если ты честно ошибаешься — то тебе надо дать мне очные ставки, вызвать моих товарищей по фронту, по партии, чтобы лишний раз убедиться в том, что я не шпион. Не ты ведь на меня ордер подписывал, а Рюмин. Так. Но ты ведь знаешь, что я честен?
ПОПОВ. Ты меня не провоцируй. Ты излагай, а реплик у меня не требуй.
ИВАНОВ. Ну давай без реплик. Если ты захочешь, то выведешь на чистую воду тех, которые меня, коммуниста, посадили в тюрьму. Ты будешь на коне, ты перестанешь быть ошибающимся, ты найдешь правду, которую попрали. А если ты этого не делаешь — значит, ты временщик? Значит, тебе выгодно подыгрывать кому-то, клеветать на честных людей? Значит, ты чужой? Понимаешь, к чему я прихожу?