ПОПОВ. Ты меня не провоцируй. Ты излагай, а реплик у меня не требуй.
ИВАНОВ. Ну давай без реплик. Если ты захочешь, то выведешь на чистую воду тех, которые меня, коммуниста, посадили в тюрьму. Ты будешь на коне, ты перестанешь быть ошибающимся, ты найдешь правду, которую попрали. А если ты этого не делаешь — значит, ты временщик? Значит, тебе выгодно подыгрывать кому-то, клеветать на честных людей? Значит, ты чужой? Понимаешь, к чему я прихожу?
ПОПОВ. Понимаю. К чистой контрреволюции.
ИВАНОВ. Погоди! Значит, ты искренне веришь, что я — шпион и враг?
ПОПОВ. Разговорчики!
ИВАНОВ. Это вопрос, а не разговорчики! Веришь или нет?
ПОПОВ. Верю.
ИВАНОВ. Какие у тебя доказательства?
ПОПОВ. Интуиция — вот мои доказательства.
ИВАНОВ. Маловато!
ПОПОВ. С меня хватит.
ИВАНОВ. Не поверят тебе.
ПОПОВ. Убедим. Убеждали и впредь сможем.
ИВАНОВ. Ошибаешься.
ПОПОВ. Это ты ошибаешься.
ИВАНОВ. И эта ошибка тебе головы будет стоить.
ПОПОВ. Ну ладно! Хватит! Надоело! Порешь тут ерунду, а мне слушать?! Уши вянут! Ты мне лучше ответь на один вопрос: когда мы с тобой начнем деловые взаимоотношения? Смотри — ты упрямишься, не даешь следствию правильных показаний — и я, естественно, вынужден держать тебя в карцере. А что прикажешь делать? Надо мной тоже начальство есть, И ведь напрасно резину тянешь — не такие у нас менялись. Ну что же мне с тобой делать?
ИВАНОВ. Конституцию соблюдать...
ПОПОВ. Дурачка только не корчи из себя, — я здесь сталинская конституция! И если ты не хочешь со мной по-доброму решить — тогда я перестану быть твоим другом.
ИВАНОВ. Спаси нас боже от таких друзей...
ПОПОВ. Смешно. Ты веселый мужик. Но имей в виду, веселый мужик: если ты и дальше будешь упорствовать, я тебе сделаю очень больно.
ИВАНОВ. Я не пугливый.
ПОПОВ. Испугаешься. У тебя есть сын Семен, да? Так вот я твоего сына Семена...
ИВАНОВ, Арестуешь...
ПОПОВ. Ну, зачем же... Мы невинных не берем, ты на нас не клевещи. Я знаешь, что сделаю? Я из Семена сделаю твоего врага.
ИВАНОВ. Убить ты его можешь, а врагом не сделаешь.
ПОПОВ. У тебя, Иванов, негибкий ум.
ИВАНОВ. Какой есть.
ПОПОВ. Ну, смотри... Я тогда сегодня же отдам приказ по поводу твоего сына.
ИВАНОВ. Не делай этого...
ПОПОВ. Подпишешь протоколы?
ИВАНОВ. Он же у меня один — на всем свете.
ПОПОВ. В том-то и дело... Какой же ты тогда отец? Решай: или ты подпишешь то, что я прошу, или я буду решать с твоим сыном...
ИВАНОВ. Сердце-то у тебя есть?
ПОПОВ. Есть. С пороком митрального клапана. Подпишешь — оставлю твоего сына в покое, не подпишешь, пеняй на себя.
ИВАНОВ, Я бы подписал...
ПОПОВ. А что тебе мешает?
ИВАНОВ. Видишь ли... большевик я...
ПОПОВ. Смотри, большевик... Все продумай, все взвесь и решай...
Попов вызывает конвой. ИВАНОВА уводят. В кабинет входит М А К А Р О В, помощник Попова.
МАКАРОВ. Я тебя не понимаю, Константин Федорович. Отпульни ты его мне, бога ради. Ему раз по лбу дать, он до задницы расколется.
ПОПОВ. Не заместитель, а огонь! Пламя!
МАКАРОВ. Вот ты говоришь, Константин Федорович, а у меня сомнение: вышучиваешь все время или нет?
ПОПОВ. Нам, милый, Гоголи и Щедрины пока нужны!
МАКАРОВ. Читать, товарищ Попов, тоже умеем...
ПОПОВ. Не сомневаюсь. Если читать умеешь, то слушать, значит, тоже. Вот и послушай. Нельзя каждого на один аршин мерить. «Отпульни», «расколется». Во-первых, Иванов контр-адмирал. Во-вторых, академик. В-третьих, лауреат, депутат, известность, и так далее. Что из этого проистекает?
МАКАРОВ. Расколоть надо...
ПОПОВ. Читать умеешь — полистай книжечку «Жозеф Фуше». Очень полезное сочинение... Раскалывать дурака надо. Умного человека надо на процесс тащить. Чудак — сделай мы процесс контр-адмирала Иванова — это же событие! Это же настоящая классовая борьба, а не «язычник» из очереди! На погоны — внеочередную звезду, на грудь — орден, на книжку — премия! А по Особому совещанию я ему хоть завтра четвертак проведу — смысл какой? Так что читай, милый, читай. Образовывайся!
МАКАРОВ. Когда? Тут спать некогда. Я с тридцать седьмого года, как сюда попал на службу, только одну книгу прочел: Лаврентия Павловича о большевиках Закавказья. И ту, понимаешь, не читал, а конспектировал: брякнешь что не так — сам знаешь, как посмотрят...
ПОПОВ. Да... Слушай, почему у нас в буфете нет театральных конфеток? Я курить бросил и без этих леденцов просто не могу.
МАКАРОВ. Снабженцы. Нет на них управы: вот на голову и сели. У меня мандарины припасены, может, принести?
ПОПОВ. Нет, спасибо. Буду волю воспитывать... Так вот, придется тебе заняться сыном Иванова. Парень любопытный. Мальчишкой был на фронте. Вот видишь, его удостоверение на три медали: «За боевые заслуги», «За Берлин», «За победу».
МАКАРОВ. От сукин сын...
ПОПОВ. Удостоверения эти мы уничтожим. У тебя спички есть?
МАКАРОВ. Зажигалка.
ПОПОВ. Ого! Откуда?
МАКАРОВ. Да тут к жене одна спекулянтка ходит, шмотки всякие приносит, ну жене подарок сделала...
ПОПОВ. Золотая у тебя жинка. Зажги свою машину, у меня не выходит. Вот так... (Сжигает удостоверения.) Хорошо... Нет, значит, никаких удостоверений — проверь, чтоб в описи все совпадало.
МАКАРОВ. Хорошо... Значит, медали у него теперь без документов? Вроде самозваных?
ПОПОВ. Просто ты читаешь мысли на расстоянии, вроде Вольфа Мессинга. Теперь расскажи, что у сына с любовью?
МАКАРОВ. Женится. В воскресенье свадьба.
ПОПОВ. Вызовешь ко мне его невесту. Хотя подожди. Папаша ее где трудится?
МАКАРОВ. На педагогическом фронте.
ПОПОВ. На фронте воюют... Вызывай папашу. Киру не надо. С папашей повоюем!
МАКАРОВ. Хорошо.
ПОПОВ. Сегодня дай команду: пусть парня выселят из адмиральской квартиры. Пусть его куда-нибудь в комнатенку поменьше поселят, ясно? С соседями побеседуй; мол, сын врага народа, разъясни, что к чему...
МАКАРОВ. Ясно.
ПОПОВ. Вызови друзей из его группы. Им тоже разъясни про сына врага народа. Но — осторожно, тонко. Намекни, что вуз у них важный, последний курс, и на распределении плохие друзья могут запятнать на всю жизнь.
МАКАРОВ. Ясно.
ПОПОВ. И тогда: либо он скажет «Будь проклят, отец, поссоривший меня с жизнью!», либо ему будет нечего кушать. А когда нечего кушать — начинают пить. И он — пойдет с горя пить. Больше мне ничего не надо. Я его сведу с папашей: сын пьяница, подонок, и папа — контра. И я тогда предложу папе-контре свои условия взамен на будущее сына, понял меня, Макаров? Пусть он тогда играет в стойкость, этот адмирал! Ну как, теперь понял?
МАКАРОВ. Здорово!
ПОПОВ. Действуй!
МАКАРОВ. Санкцию у кого-нибудь брать надо?
ПОПОВ. Зайди к Рюмину. Коля сразу подпишет, он в этом не меньше нас с тобой заинтересован. Только погоди — не все сразу, может быть, сынок окажется благоразумнее папы...
МАКАРОВ. Ясно. Иду. Я по пути в буфет загляну, Константин Федорович, про леденцы, чертям, укажу.
Сцена разделена на две части: в одной половине маленькая комната С е м е н а И в а н о в а, в другой — коридор коммунальной квартиры. В комнате у Семена празднично накрыт стол. Там его товарищи по группе: все ждут невесту Семена — Киру.
ЛЕНЯ. Жених, давай подставку, а то кастрюля скатерть намажет!
НАДЯ. Сень, где подставка?
СЕНЯ. Черт ее знает!
ЛЕНЯ. Я сегодня читал Ломброзо: «Гениальность и помешательство».
НАДЯ. Сначала поставь кастрюлю.
ЛЕНЯ. Себе на голову? Подставки нет... Жених, подставку!
ВИКТОР. Ставь мне на протез — он пластмассовый.
НАДЯ. Убери свою страшную руку.
СЕНЯ. Вот подставка!
ЛЕНЯ. Ломброзо пишет про одного чудака по фамилии Детомази. Он, знаете, что предлагает? Он предлагал разделить всех девушек на три категории. Самых красивых поместить в гарем и дать им в мужья самых пылких юношей, чтобы они народили как можно больше детей. Девочек — обратно в гарем, а мальчиков — в солдаты. Вторая категория — девушки, не обладающие особой физической красотой: им можно выходить замуж за кого угодно. Третьи — безобразные, должны отдаваться первому встречному без всякой платы.
НАДЯ. Тебя, конечно, волнует третья категория. Очки никогда не были украшением мужчины.
САША. Нас с Надеждой упекут в гарем. Пойдешь, Надя?
НАДЯ. Пойди на кухню и принеси огурцы.
САША. Когда женщина не дает прямого ответа, считай, что она твоя...
ВИКТОР. Ты пластинки достал, Сема?
СЕМЕН. Что?
ВИКТОР. Пластинки нужны на свадьбе, дорогой мой.
СЕМЕН. Обязательно?
НАДЯ. Мужская логика чудовищна.
СЕМЕН. У меня есть «Полюшко-поле» и оперы.
