— Клинок, как игла, всегда найдет дело. Не спешите, полковник, — разглядывая лобастую голову нового командира дивизии, шутил Доватор.
Под черными, как маслины, глазами Тавлиева, нетерпеливо дрожали скулы. Этот энергичный, горячий командир радовал Доватора, и он берег его именно для настоящего дела.
— Впереди на пятнадцать километров пустота. Догонять надо, товарищ генерал!
— Наши грибы от нас не уйдут. Все будут в кузове. Ведите разведку, ждите приказ. Я сам жду...
И он напряженно ждал. Уже подтянулись обозы и весь второй эшелон. Командиры и начальники разных степеней и рангов требовали указаний и распоряжений, а Карпенков всем говорил одну и ту же короткую фразу: «В лес». Если кто нерешительно спрашивал насчет костра, Карпенков, сделав строгое лицо, показывал внушительный, в кожаной перчатке кулак.
Разведка сообщала, что противник отошел не везде, впереди немцы укрепляются вдоль Дороховской рокады и прочно удерживают фланги в районе Можайск — Кудрино. Весь намеченный план продвижения ломался. Положение усложнялось, надо было искать другой выход и всю операцию решать иначе.
ГЛАВА 7
Получив от разведчиков первое донесение, Доватор понял, что противник в лихорадке. Внезапный прорыв фронта вынудил немцев перебросить часть войск на левый фланг для того, чтобы, укрепившись на магистралях, добиться свободы маневра по внутренним коммуникациям на линиях: Истра — Волоколамск, Дорохово — Руза, где имелись проходимые для танков грунтовые дороги, и тем самым задержать наступление нашего правого фланга.
Наступление наших войск началось в исключительно трудных условиях. Стояли лютые морозы. День и ночь завывала вьюга, заметая дороги. В довершение ко всему путь преградили болота, леса и незамерзшие реки. Враг оказывал яростное сопротивление. Немецкая оборона опиралась не только на мощные опорные пункты и узлы сопротивления, в которые были превращены почти все села и деревни, но и на удобные естественные рубежи. В направлении Можайск — Звенигород перед нашими дивизиями была крутобережная Москва-река. Весь Звенигородский район с юга на север пересекали линия железной дороги и автострада Дорохово — Колюбаново — Горбово — Савицкая слобода — Звенигород.
Наиболее крупными опорными пунктами немецкой обороны являлись Дорохово, Тучково и Колюбаново, прикрывающие можайскую группировку противника с востока и Рузу с ее узлом шоссейных дорог с юго-востока. Потеря этих пунктов влекла за собой неисчислимые для германского командования бедствия.
Прорыв многочисленной конницы, да еще с танками, для немцев был полной неожиданностью. Избрав, кратчайший, изумительный по своему тактическому замыслу путь на Тростянское, генерал Доватор круто повернул корпус на север и пошел лесами по бездорожью сначала вдоль линии фронта, громя немецкие гарнизоны и перехватывая все главные тыловые коммуникации. Немецкое командование пришло в замешательство. К исходу 14 декабря танкисты Иртышева, обойдя Горбово с северо-запада, отрезали путь отхода для большой группировки противника. Полки генерала Атланова, ворвавшись с двух сторон, частью уничтожили, а частью разогнали весь гарнизон и захватили всю технику. Используя замешательство противника, правофланговые дивизии нашей армии, возобновив наступление, лобовым ударом начали отбрасывать немцев на юг от Истры и 15 декабря вступили в Давыдковское.
Пали опорные бастионы врага — Колюбаново, Тучково и Крюково. Это был момент окончательного кризиса немецкой обороны. В результате гитлеровское командование вынуждено было отказаться от «стабилизации» подмосковного фронта. Рейд корпуса Доватора не только лишил противника времени, необходимого для перегруппировки, но и угрожал посадить все четыре — 78, 261, 87, 254-ю — немецкие дивизии в крепкий мешок.
Предвидя катастрофу, немцы под прикрытием сильных подвижных арьергардов начали выводить обильно оснащенные техникой части на главные магистрали, чтобы как можно быстрее совершить стремительный прыжок на запад. Кроме того, в связи с тяжелой обстановкой, сложившейся для противника в районе восточнее Можайска, надо было перебросить туда часть свежих войск, чтобы дать возможность вывести основные силы из Рузского выступа, попадавшего под угрозу окружения, и укрепить положение на Можайском направлении.
Разгромив немецкую группировку в районе Горбово, Доватор повернул колонны своих дивизий на северо-запад и, взяв направление на Тростянское, пошел с короткими передышками форсированным маршем параллельно отступающему противнику.
В лицо хлестала свирепая декабрьская вьюга. Обходя минные поля, колонны шли прямо через густые заросли. Лев Михайлович ехал в голове дивизии Тавлиева. Кони, проваливаясь в твердый глубокий снег, бередили ноги и оставляли за собой кровавые следы.
Доватор часто спешивался и поглядывал из-под папахи, как разгулявшаяся поземка жадно зализывала пятна крови на снегу. Сжимая обветренные губы, он взмахом руки подзывал неутомимого начальника штаба и отдавал все новые и новые приказания:
— Пошли офицера связи к командиру дивизии: полки не растягивать, колонны вести плотней, раненых и больных — на сани, теплее укутывать. Ни одного обмороженного, ни одного отставшего.
Офицеры связи беспрерывно мчались вдоль колонн из конца в конец, меняли уставших коней и снова скакали.
В этом походе их обязанности были особенно тяжелыми. Вереница всадников растягивалась на несколько километров, обскачи-ка по сугробам такую махину! Бойцы от усталости валились на снег и засыпали на малых привалах, как мертвые.
— Нужен отдых, товарищ генерал, — скрипя мерзлыми валенками, говорил Карпенков.
— В Терехове привал пятьдесят минут. Не больше! — сказал сухо генерал.
— До Терехова еще пятнадцать километров!
— Значит, пройдем пятнадцать. Гвардия, да чтоб не прошла!
Доватор с невероятной по такому пути быстротой продвигался вперед и вперед, преодолевая все трудности и не отставая от танкистов. Разведка ежечасно доносила, что противник идет, не останавливаясь ни днем, ни ночью. В районе Тростянское все забито войсками и техникой немцев.
— Как же не спешить, Михаил Павлович? — говорил Доватор Шубину. — Настала самая веселая пора: бить! Да так бить, чтоб навсегда запомнили, что такое Москва!
— Спешить-то надо, Лев Михайлович, да в конце концов мы и не плохо идем. Но уж очень трудно...
— А где, на какой войне было легко? — настойчиво спрашивал Доватор.
— Во Франции немцам было легко. Не война, а прогулка с шампанским.
Шубин задорно шлепал рукавицами и, поглядывая на Доватора, усмехался. Он любил его подзадорить.
— Но у нас, Михаил Павлович, не Франция, а Россия! У нас Сталин... Какое может быть сравнение?!
— Ты же спрашиваешь, где было легко воевать? Вот я и ответил.
— Да там была не война, а сплошное предательство! — возмущался Доватор и снова, обращаясь к начштабу, приказывал: — На привале рацию с капитаном Кушнаревым вперед на двух танках. Развернуть в районе Пашкове. К прибытию передового отряда иметь полные, уточненные данные о противнике. В Коробове сбор командиров дивизий, полков, начальников штабов и политработников. Срок для объявления приказа и совещания — двадцать минут. Помпохозам прикажи заложить в кухню порцион и варить на ходу. На привале тотчас же кормить людей. Старшин вперед — искать фураж. Сам не кушай, а коня накорми. Правильно я говорю, Сергей? — лукаво посматривая на коновода, спросил Лев Михайлович.
— Так точно, товарищ генерал. Конь, как душа, — покорми и трогай не спеша.
— Я тебе дам не спеша... — погрозил Доватор.
Шли уже четвертые сутки после начала операции. Буран стих. На просеках танки грузно давили толстый слой снега. Бездорожье задерживало их движение, и они начади отставать. На заболоченных местах приходилось делать гати и строить мосты. Вьюги снова сменились морозами. В голубом небе тонко курилось синеватое зарево. Конница, дробя белые горбатые сугробы, все шла и шла, останавливаясь лишь на короткий ночлег. Лагерь растягивался тогда на много километров вдоль просек и лесных дорог. Несмотря на усталость, кавалеристы, поблескивая клинками, звонко секли застывший на морозе кустарник и ветками кормили измученных коней. Иногда слышались смех, шутки и приглушенные, бодрящие душу военные песни.
Между деревьями ходили патрули, выискивая нарушителей маскировки, пытавшихся втихомолку развести костерок. Ругаясь беспощадно, они тут же затаптывали дымящиеся головешки.
— Да ты что, приказа не знаешь? — напирал Торба на Шаповаленко.
— Да я ж у кусте, — оправдывался Филипп Афанасьевич.
— Ну, что будем делать, Буслов? — спросил он, сдвигая на лоб кубанку.
Начинал одолевать холод. Разведчики по очереди отползали к коноводам и там, поплясывая вокруг деревьев, грелись.
