Начинал одолевать холод. Разведчики по очереди отползали к коноводам и там, поплясывая вокруг деревьев, грелись.
Будь немцы похитрей, они могли бы прочистить лес с двух сторон и накрыть разведчиков, как кур. Слева уже начиналась яростная стрельба. Кушнарев понял, что противник, очевидно, встретился с передовым отрядом и завязался бой.
Так оно и было.
ГЛАВА 8
В штабе корпуса происходило нечто похожее на «панику». Совсем неожиданно исчез генерал Доватор. Бойцы взвода охраны сообщили, что генерал в сопровождении Шаповаленко пешком прошел в направлении штаба дивизии Тавлиева. Комиссар Шубин послал туда коновода Сергея, но тот вернулся ни с чем: генерала там не было.
— Капитан Курганов, почему вы не знаете, где генерал? — сердито спрашивал Шубин. — Вы-то должны знать. Вы понимаете, какая на вас лежит ответственность?
Курганов сумрачно молчал. От усталости он едва стоял на ногах, и Доватор разрешил ему отдохнуть, а сам в это время пропал. Что хочешь, то и делай!
— Как можно было отпустить генерала без охраны! Мы же находимся у врага в тылу. Рядовому командиру, не разрешаем отлучиться без двух автоматчиков, а тут генерал исчез, командир корпуса!
Едва ушел Шубин, явился взволнованный и разгневанный начальник штаба корпуса Андрей Николаевич Карпенков. От этого влетело еще крепче.
— Проспали, милейший, генерала?
— Никогда такого случая не было, товарищ полковник, — смущенно оправдывался Курганов, чувствуя, что он совершил непростительную ошибку.
— Что значит — не было? Если вы отдыхаете, сообщите дежурному командиру, прикажите, чтобы вас заменил начальник охраны или ординарец. Что, у нас некому позаботиться о комкоре? Неужели вы не понимаете: когда генерал работает, адъютант неотлучно находится при нем. Он может понадобиться каждую минуту.
— Но вы же знаете, товарищ полковник, генерал иногда садится работать и всех отсылает спать. Нельзя в таких случаях нарушать приказание.
— Именно в таких случаях и надо нарушать. А дежурный кто, дежурный? — горячился наштакор.
— Сегодня дежурил Шаповаленко.
— Я этому бородатому дам! Ищите генерала, где хотите.
Весь комендантский состав был поднят на ноги, искали по всем подразделениям, но генерала нигде не было...
Кушнарев продолжал лежать в кустах. Немцы двигались свыше двух часов. Наконец за лесным поворотом исчезла последняя машина. Илья приказал Буслову подводить коней.
Застоявшиеся кони, покачивая вьюками, резво бежали между деревьями. Чтобы быстрей доскакать, Кушнарев решил посадить немца на коня Буслова. Но впервые в жизни Буслов категорически воспротивился выполнить такое распоряжение.
— Что хотите, товарищ капитан, а посадить фашиста на своего коня не могу.
— Да у тебя же конь выносливее других. Я ж только поэтому, товарищ Буслов, — нерешительно проговорил Кушнарев.
— Я коня хранил не для того, чтобы фашистов возить, а чтобы бить их. Вы поезжайте побыстрее, а я его сзади буду конвоировать пешком.
— А если не доведешь? — усмехнулся Кушнарев.
— Это вы в каком смысле, товарищ капитан? Думаете, башку ему отрублю? Нет, товарищ капитан. У меня душа чистая. В бою, пожалуйста, а так нет надобности.
— Я не потому спрашиваю, — вспыхнул Кушнарев. — Сейчас одному конвоировать опасно...
На дорогу, точно с неба свалившись, в сопровождении Шаповаленко вышел генерал Доватор. Бурка его вся в снегу, лицо улыбающееся.
— Опоздали, голубчики. Мы тут со стариком вперед вас все разведали.
— Откуда вы, товарищ генерал? — изумленно спросил Кушнарев.
— Как откуда? Из разведки. Вот что, Кушнарев, — изменив тон, продолжал Доватор. — У кого конь добрей всех? Срочно нужно гнать в штаб.
— У меня, товарищ генерал. Садитесь, — предложил Кушнарев свою кобылу.
Ракета, подрагивая золотистой взъерошенной от стужи кожей, нетерпеливо дергала повод.
— Ладно, — согласился Доватор и, покосившись на немца, спросил. — А этот что-нибудь интересное сказал?
— Мало путного. Говорит, отходят везде. А какая прошла часть — не знает.
— Ну, если он не знает, то мы с Филиппом Афанасьевичем знаем. А эту козявку отпустите.
— То-есть как отпустить, товарищ генерал? — смущенно спросил капитан, не понимая значения слов Доватора.
— Пусть идет, куда хочет. Некогда с ним возиться.
Лев Михайлович подошел к немцу и, показав рукой направление, в котором ушла колонна, крикнул по-немецки:
— Марш домой!
Солдат, ничего не понимая, моргал глазами.
— Марш! — еще строже повторил Доватор.
Пленный, не отрывая глаз от странного русского генерала, боком, спотыкаясь, пошел по растоптанной, изрытой колесами дороге, сначала тихо, потом припустился что есть духу, и, к изумлению разведчиков, исчез за первым поворотом.
— Эх, какой прыткий, подлец! — весело крикнул Доватор и веско добавил: — Все равно никуда не уйдет... Ну, а теперь, хлопцы, быстро по коням.
Буслов посматривал на генерала с затаенной восторженностью. Слишком ничтожен и жалок был в эту минуту пленный немецкий солдат, чтобы пустить ему в затылок пулю. А возиться с ним было действительно некогда.
Лев Михайлович подошел к кушнаревской Ракете. Когда он стал вдевать ногу в стремя, кобылица, грозно скосив фиолетовые глаза, свирепо захрапела. Но Кушнарев крепко держал ее под уздцы.
— Еще фордыбачит, — ловко метнув тело в седло, сказал Доватор. — Ты с нами, голубка, не шути, — добавил он весело.
Кобылица, почуяв на спине опытного всадника и крепко прижатые шенкеля, покорно вздохнула.
Филипп Афанасьевич, смотря на посадку генерала, на его поблескивающие, как перед боем, глаза, улыбнулся и подмигнул Буслову.
— А ты, Филипп Афанасьевич, садись на моего коня, а я пешком пойду, — сказал Буслов.
Покоряющая простота, доброта и забота о товарище была отличительной чертой характера Буслова. Шаповаленко благодарно кивнул. Буслов помог влезть ему на высокого, богатырского, подстать хозяину, коня. А потом, придерживая стремя, он пошел рядом. Старый казак совсем растрогался. Непотребное полезло в голову. Случись с этим парубком, так же как с Захаром Торбой или Павлюком, какое-нибудь лихо, вырвал бы он тогда не один клок волос из своей седой чупрыны. А разве они ему не сыны? «Ах, и добре же було бы народить таких хлопцев, а зараз чем я им не батько?» Да нет той радости или горя, чтобы они с ним не поделили.
— А вот генерал батько, не батько, — уж вслух говорил Буслову Филипп Афанасьевич, — сын, не сын, а жизнь свою за него положить можу. Только встали на привал, а он мне каже: «Пойдем, Филипп Афанасьевич, к танкистам в гости». Я хотел адъютанту побудку устроить, а вин запретил. «Капитан, — каже, — не спал три ночи. Нехай отдохнет, идем на пару». Ну, пришли до танкистов, а они собираются — четыре танка — передовой отряд идут догонять. Они ему приданы, ну, а дорога погана така, отстали трохи. «Сидай, — каже, — Афанасьевич, поедем до генерала Атланова, обстановочку там понюхаем. У Иосифа Александровича, мабуть, что-нибудь такое дуже интересное. Сегодня нам придется подраться добре». Сели, поихалы. Он туда в середку залез, я поверху, возле той чортовой башни, вместе с автоматчиками. Гудить, гремить, як скаженна. Ну ж машина, щоб ты знал, грозная. Я подумал: не попроситься ли мне у генерала, да не повоевать ли трохи в танкистах? Приихалы, значит, до генерала Атланова. И точно, Иосиф Александрович что-то нашему генералу сообщил дуже хорошее и тут же обратно, на этой самой машине. Проехали сколько-то километров, тут нас на дороге, стоп! Бачу, партизаны. «Дальше, товарищи, ехать нельзя. Впереди, — кажуть, — немцы идут, дуже много». Обсказали они все нашему генералу. Он трохи задумался. Потом каже: «Вот что, хлопцы, дело сурьезное. Вы этих немцев не трогайте, а садитесь на танк — и к генералу Атланову». Вынул карту и показал, как це надо зробить. «Пусть, — каже, — генерал оседлает дорогу впереди и не пускает их. А я, — каже, — быстро сумею поднять пару дивизий, и мы им устроим такую ловушку — ни один не уйдет». Танкист повернул обратно, захватил партизан и уехал, а мы пешком. Трохи прошли. Потом, чуем, грохот. Бачу — немцы. Мы у лес. Закопались в снег и два часа лежали. Замерзли. Ни туда ни сюда — вот вона яка выйшла история...
По прибытии в штаб корпуса Доватор срочно собрал командный состав на совещание.
Разместились прямо на снегу под деревьями. Кто сидел на пне, кто на куче еловых веток, кто на свалившемся кряже. Командиры частей, начальники штабов, комиссары, политработники шуршали листами карт.
Серые, остро поблескивающие глаза Доватора зорко оглядели собравшихся. Лица, выдубленные морозами и ветрами, осунулись, но в глазах у всех был живой, нетерпеливый блеск.
— Знаю, товарищи, что люди устали, приморились и кони тоже, но отдыхать некогда. — Доватор поправил на голове серебристо подернутую инеем коричневую папаху: — Противник всюду бежит. Слушайте приказ.
