На берегу она бросила ему мохнатое полотенце, он растерся и почувствовал, что жизнь возвращается.
– Ты еще и волшебница!
– Я же говорила… – она легко поднималась по ступеням.
Подхватив одежду в беседке, он вслед за ней вошел в хату. Крохотный коридорчик.
– Там Ирина спит, – она кивнула на дверь, завешанную марлей от мух. – Не стучи.
Они вошли в уютную горницу, половину которой занимала широкая кровать. Мать внесла сковородку с жареной бараниной, и Матвей вдруг почувствовал зверский аппетит: суток пять не ел, а только «загрызал», живя исключительно на водочных калориях. Появилась бутылка с иностранной, но какой-то аляповатой надклейкой, внутри виднелся белесый корень.
– Женьшеневая! – одобрил он. – Хорошо пьется, мягко.
Водка отдавала сырой землей, но после нее радужные круги поплыли перед глазами. Сковородка опустела, так же как и бутылка. Мать бессмысленно смотрела в угол. Не смущаясь ее присутствием, Лариса откинула одеяло:
– Ложись. А я тебя согрею.
Он лег на хрустящие простыни – давно не спал на таких, и показалось, что упал в темноту.
Не проснулся, а, как всегда в последнее время, – очнулся. Услышал рядом легкое дыхание Ларисы. Лицо ее дышало покоем, глаза прикрыты длинными ресницами, полные губы полуоткрыты, видна влажная эмаль зубов.
«Да ведь я обормот, – подумал вдруг он. – Нужно бросить все и поселиться здесь с Ундиной. Таких женщин больше нет на свете. Чего ищу?»
Он закурил, положил рядом на одеяло пепельницу.
«A peбенок? Ты ведь всегда мечтал о своих детях, – зашептал чей-то шершавый голос, но так явственно, что он вскинулся: никак все-таки белочка? – Зачем тебе чужие? К тому же мысль о предшествующих мужиках… А ты знаешь ее характер? Может, она левый поворот любит? С ее красотой теряться… Видал, как водителя охмурила? Всю жизнь сомневаться… А водку как хлещет! Через пяток лет куда и красота денется, станет такой же как маманя. И будем ноздря в ноздрю входить в штопор. Для семьи нужен тормоз, пример… Нет уж, держись Лены. Та – чистота, верность».
Почувствовав его испытующий взгляд, Лариса приоткрыла затуманенные глаза.
– Вошел в меридиан? – хрипловатым голосом спросила она и потянулась к сигарете. Он молча зарылся лицом в ее волосы, пахнущие морем и все рассуждения вылетели из головы, смолк шершавый голос. Она cpaзу прильнула к нему, незажженная сигарета упала на пол.
И тут в дверь постучали – резко, требовательно.
– Пусть идут к черту, – пробормотала она чуть слышно.
– Это за мной! – он рывком сел. – Окно куда открывается – наружу?
– Оно ведь нарисовано. Это глухая стена, там скала.
Матвей вгляделся: окно действительно было нарисовано на белой штукатурке. Ловушка!
Так и знал. Все забыл, о втором выходе не подумал, олух царя небесного!
– Да кто это – за тобой?
– Знаю, знаю. Но никому не скажу, – он докурил сигарету, держа ее дрожащей рукой. – Придется встретить по-мужски.
Она оперлась на локоть.
– Я открою и скажу, что никого нет.
– Так тебе и поверят. Не тот контингент… Пока все тут не перетрясут, не успокоятся. А я не люблю прятаться по шкафам да под кроватью, чтобы в пыли и в паутине вытаскивали за ногу. Но двоим-то рожи сверну! – он подхватил хрустальную вазу. – Не жалко?
Она молча, не мигая, смотрела на него. В дверь снова постучали. Матвей неслышно подкрался и неожиданно ее распахнул.
В темном коридорчике виднелись два силуэта в шляпах. Точно, он, – сказал знакомым голосом один силуэт.
– Матюша, друг! Наконец тебя нашли! – возопил другой. И оба упали ему на грудь.
Только слово «друг» их и спасло. Матвей уже целился вазой одному прямо в лоб, а другого думал свалить ударом плеча под дых – и все в одном рывке. Такое проделывал.
Это были два его добрых приятеля из Находки. С одним он, кажется, пребывал в каком-то нарко. В пьяной драке тот потерял глаз и теперь носил черную повязку. «Как Билли Бонс», – говорили друзья, хотя Билли Бонс черную повязку не носил и вообще был двуглазым. Но кто-то спьяну перепутал – так и пошло.
Коротко они пояснили. Приехали в командировку и как-то очень согласованно – ноздря в ноздрю вошли в штопор. А сегодня утром очнулись: ни денег, ни алкоголя. Не сговариваясь, единодушно решили: нужно искать Матвея. Этот выручит.
Вслед за ним они вошли в уютную горенку, один за другим сняли шляпы – все таки люди культурные. И только тут заметили Ларису, которая стояла у нарисованного окна и курила, выжидательно глядя на них.
– Явление! Одноглазый рухнул на колени и простер руки в стороны. Другой ошарашенно переводил взгляд с нарисованного окна на обнаженную девушку и продолжал машинально потирать руки.
– Ну, ты хоть представишь мне своих друзей? – невозмутимо сказала она. – Раз ваза цела, значит, друзья.
Тут Матвей заметил, что по-прежнему сжимает в руке хрустальную вазу. Осторожно поставил ее на стол, присел на кровать и вытер дрожащей рукой пот на лбу.
– Не те, верно. Наши люди из Находки. Вон тот, что подползает к тебе на коленях, – Пашка, а который щупает нарисованное окно – Олег. Представители крупной интеллигенции. Но как вы нашли меня?
– Ты забыл представить нам неземное создание, – Пашка завладел наконец рукой Ларисы и нежно гладил ее.
– Это Лариса, баскетболистка…
– Волейболистка, – поправила она, – и большой мастер по выводу алкашей из штопора.
– Это окно нарисовано, нарисовано? – Олег дрожащими руками ощупывал стену.
– А что тебя тревожит? – спросила Лариса.
– Мне всю ночь снилось, что я в Находке на какой-то демонстрации и ору без конца: «Ура! Ура!». Но все вокруг – люди, машины, флаги, физкультурники, дома – нарисованы на картоне, хотя все движется, кричит, поет. И вдруг – это нарисованное окно! – Он вытер мокрый лоб.
– Мне бы твои заботы, – пробормотал Матвей. – Тут только одно окно нарисовано, а остальное настоящие. Как вы меня нашли?
– Очень просто, – Олег оторвался наконец от окна. – Вышли на угол и спросили. Тебя ведь все здесь знают!
– Но откуда знают, что я у Ларисы? Кого спросили? Матвей чувствовал, что он на грани.
– Алкаша, естественно. Такой, с перебитым носом… брел, ранняя пташка, и никого не узнавал.
– Ага, – художник! кое-что начало проясняться. Погодите, но имени моего и он не знает! Мы так и не познакомились, гудели, правда, весь вечер… то есть ночь.
– А мы твоего имени и не называли. Просто обрисовали: портфель, борода, настырный, рассказчик сальных анекдотов. Он сразу и указал. Лариса с Эгершельда, массажистка.
– Какая массажистка?
– Если тебя все знают во Владике, то меня все знают на Эгершельде, – бросила через плечо Лариса. Вытащила легкую шелковую пижаму и стала одеваться: короткие, до колен, штанишки, короткая курточка, расшитая золотистыми драконами и синими птицами, японская, а может, китайская.
– Точно, – пробормотал Олег. – Говорят: «А Лариса-массажистка!»
Пашка с чувством пожал Матвею руку.
– Некоторые остолопы любят, когда девушка раздевается. Но я всегда любил смотреть, как девушка одевается. Утверждаю: нет зрелища более волнующего!
Лариса причесалась – собрала волосы в конский хвост и заколола.
– Что будем пить? – повернулась.
– Нет, нет, нет, – Пашка сжал голову ладонями. – Наверное, я попал в рай для алкашей. Стоило входить в глубокий штопор, мучиться с похмела, стремиться сюда. Где еще такая полная жизнь!
– Полная! – встрепенулся Олег, не сводя глаз с бутылки женьшеневой, которую Лариса извлекла из шкафа. Матвей вспомнил о россыпи пузырьков с луковой. На столе появилась тарелка с квашеными помидорами.
– Сейчас мать баранины поджарит.
– Никакой баранины! – решительно махнул Олег. – Мы в сухом штопоре. Только загрызть. А тут все есть.
Названивая горлышком о стакан, он налил себе половину, пытался поднести ко рту. но не смог – рука выплясывала.
– Ба-а-арыня, барыня! – Пашка уставился на стакан. – А может, камаринская. Возьми полотенце, способ проверенный.
Олег сделал петлю из полотенца, вдел в нее руку со стаканом, перекинул полотенце через шею, как через полиспаст-блок, и стал подтягивать стакан ко рту, пуча глаза. От напряжения на лысине у него выступили капельки пота. Наконец причастился.
– Пошло! – он облегченно вздохнул. – Сейчас всосется, и начнут со скрипом расправляться члены.
Все приняли по одной, наливали каждый себе – норму знали. Вторая пошла легче, без полотенца.
В английском языке искали эквивалент русского слова «похмелье», – оживился Пашка. – И не нашли. Перевели приблизительно: «пьянка на следующий день».
– Ты ему верь, – сказал Матвей Ларисе. – Он близок к литературным кругам. Или кольцам? А может, петлям…
– А кем ты работаешь? – Лариса задумчиво пускала дым кольцами.
– А кем я могу работать? – сузил глаза Матвей. – Конечно же, толкателем.
…Начал он в Хабаровске. Узнав о постигшей его жизненной неудаче, один из случайных собутыльников – начальник отдела кадров крупного завода предложил ему поработать толкателем.
