СЕМЕН. Говорите.
ПОПОВ (намеренно долго достает папиросы, так же долго прикуривает, очень долго тушит спичку и еще дольше затягивается). Видите ли, Сеня... Только давайте уговоримся: вы примете мое сообщение, как и полагается мужчине, да?
СЕМЕН. Я жду.
ПОПОВ. Так вот... Ваш отец Иванов Сергей Иванович, тысяча девятьсот первого года рождения, арестованный органами КГБ в апреле 1952 года, вчера... утром... после десятимесячного заключения... признал себя виновным в связях с иностранной разведкой, в участии в антисоветском подполье, в подготовке...
СЕМЕН. Дальше я знаю: в подготовке покушения на товарища Сталина и Берия.
ПОПОВ. Что?!
СЕМЕН. Разве неправильно?
ПОПОВ. Откуда вам это известно?
СЕМЕН. Слухами, как говорится, земля полнится.
ПОПОВ. Я прошу вас сказать, откуда к вам просочились эти слухи?
СЕМЕН. Что, они лживы?
ПОПОВ. Вопросы задаю здесь я.
СЕМЕН. Здесь вопросы пока что волен задавать каждый из нас.
ПОПОВ. Ого! Вы учите филологию, и в юриспруденции неплохо подковались, а?
СЕМЕН. Что делать... Приходится.
ПОПОВ. Хотите стяжать лавры не только филолога, но и юриста? Похвально. Я к вам заглянул именно в связи с этим: в связи с вашими успехами на ниве, так сказать, науки. Придется вам написать маленькое заявление, если вы хотите и дальше заниматься наукой и приносить пользу Родине. Придется вам буквально в двух словах написать о своем отношении к вражеской деятельности Иванова.
СЕМЕН. Моя фамилия — Иванов.
ПОПОВ. Нельзя с молодых лет становиться формалистом, Сеня. А то вы к старости сделаетесь неисправимым бюрократом. Ловко я вас поддел, а?
СЕМЕН. Я такого заявления писать не буду!
ПОПОВ. Да нет, что вы, я не прошу, чтобы вы от него отрекались — это ваше право: хотите, отрекаетесь, хотите — нет! В общем-то ведь сын за отца не отвечает.
СЕМЕН. Я могу написать еще одно заявление, вроде тех, которые я писал раньше: «Прошу предоставить мне свидание с отцом, прошу мне предоставить свидетелей и улики. Если действительно отец — враг народа и я лично убежусь в этом, я сам потребую для него самой страшной кары. Враг народа — это мой враг! Такое заявление я готов написать еще раз.
ПОПОВ. Согласен с вами, Сеня. То было раньше. Тогда ваш отец запирался. А сейчас он сознался во всем. Понимаете? Сам во всем сознался.
СЕМЕН. Я не верю. Дайте мне возможность встречи с отцом, и пусть он сам мне скажет: «Я — враг народа».
ПОПОВ. Значит, вы не верите нашим славным органам?
СЕМЕН. Мальчишкой, во время войны, я служил в разведроте полка НКВД. Я очень верю нашим чекистам. Я не верю следователям отца — Попову и Макарову.
ПОПОВ. Что же, мне ясна позиция, Иванов. У меня к вам нет больше вопросов. К сожалению, отец успел и вас разложить. В вас живет яд антисоветского скептицизма.
СЕМЕН. Вы сами понимаете, что говорите, или не совсем? Словарем иностранных слов пользуетесь?
СЕМЕН уходит из директорского кабинета.
ДИРЕКТОР. Погодите, товарищ Иванов! Погодите!
ПОПОВ. Не надо. Зачем? Вам теперь ясен этот фрукт?
ДИРЕКТОР. Да... Не совсем хорошо получилось... Но ведь сын за отца не отвечает, не так ли?
ПОПОВ. Что?
ДИРЕКТОР. Я говорю, что сын за отца не отвечает, не так ли?
ПОПОВ. В этом случае отвечает. У вас, быть может, другое мнение?
ДИРЕКТОР. У меня? Собственно, Ученый совет, кафедра, я — считаем, что он очень талантлив...
ПОПОВ. Талантливый враг — опаснее глупого, запомните это. Вот так-то. Готовьте приказ о его исключении из вуза.
ДИРЕКТОР. Какие основания?
ПОПОВ. Вам мало его упорства? Вы что, не слыхали, как он тут заявлял о своем недоверии нам? Основание: мое требование. Это — достаточное основание для всех!
Приемная в здании МГБ. Много народа, в основном пожилые женщины и молодые люди. Это — жены и дети арестованных и осужденных. На стуле сидит Л Е Н Я и читает газету. К нему подходит САША.
САША. Привет, Ленчик!
ЛЕНЯ. Здравствуй. Читал?
САША. Что?
ЛЕНЯ. В «Красной звезде» некролог — генерал Греков вчера умер.
САША. Не может быть! А отчего?
ЛЕНЯ. Там не сказано.
САША. Где?
ЛЕНЯ. На, смотри!
Саша читает газету.
САША. Ой-ой-ой... Какой мужик хороший... ЛЕНЯ. Как думаешь: позвонить Сеньке или не надо? САША. Позвонить надо, только не ему, а Наде, чтобы не показывала газету.
ЛЕНЯ. Сейчас позвоним или потом?
САША. Я думаю — потом. Пошли к Никольскому.
Они входят в кабинет.
НИКОЛЬСКИЙ. Прошу. В чем дело, товарищи?
САША. Мы по поводу Иванова. Нам сказали, что вы с нами будете разговаривать.
НИКОЛЬСКИЙ. Садитесь. С кем имею честь?
ЛЕНЯ. Мы институтские друзья сына адмирала Иванова.
НИКОЛЬСКИЙ. Очень приятно. Моя фамилия Никольский. Зовут меня Александр Николаевич.
ЛЕНЯ. Его — Саша.
САША. Мы вроде цирковой клоунады: а его — Леня, Леонидом как-то неудобно величать, выспренно.
НИКОЛЬСКИЙ. Леня, по-моему, вполне прилично. Ну, выкладывайте свои вопросы.
ЛЕНЯ. Сына Иванова вчера исключили из института. А завтра его вызывают на бюро: исключать из комсомола. Мы считаем это несправедливостью.
НИКОЛЬСКИЙ. За что его исключили из института?
САША. Он не верит, что его отец — враг. Он требует доказательств.
НИКОЛЬСКИЙ. За это никто не имеет права исключать из института.
ЛЕНЯ. Я последний раз врал в детском саду.
НИКОЛЬСКИЙ. Дистанция огромного размера. Ясно. Ну, хорошо, а как бы вы поступили, столкнувшись с такой картиной: человек арестован, все верят тому, что он враг, а находится один, который кричит: «Докажите! Не верю!» Как бы вы поступили?!
САША. Очень просто, товарищ Никольский: доказал бы.
НИКОЛЬСКИЙ. Каким образом?
САША. Судил бы народным судом.
НИКОЛЬСКИЙ. А если затронуты вопросы государственной тайны.
ЛЕНЯ. Бывают закрытые заседания, когда затронута государственная тайна.
НИКОЛЬСКИЙ. Погодите, ребята... Ну, хорошо: так же вообще можно все брать под сомнение. Вот мы даем сообщение в газетах, что обезврежена банда диверсантов. Этому, значит, тоже можно не поверить?
САША. Там диверсанты, товарищ Никольский, а здесь контр-адмирал, депутат Верховного Совета и Герой Советского Союза!
ЛЕНЯ. Мы, когда не верим, что Сергей Иванович Иванов враг — мы не вам не верим! Мы себе не верим! Так ведь никому верить нельзя будет, не то что вам. Себе самому — и то веры не будет. А как же трудиться, как любить, как думать, если веры нет?!
НИКОЛЬСКИЙ. Да...
ЛЕНЯ. Мы ведь за каждого человека должны бороться, ведь нас так учит партия... Разве нет?
НИКОЛЬСКИЙ. Так.
ЛЕНЯ. Если Сеньке нельзя, тогда нам дайте свидание с Ивановым, пусть нам скажет, что он — враг. Тогда либо Сенька поверит нам, либо он действительно заражен неверием, и тогда мы порвем с ним все отношения, как с потенциальным противником...
НИКОЛЬСКИЙ. Да... Ну, пойдите, подождите минуту в приемной.
Ребята выходят из кабинета.
НИКОЛЬСКИЙ (снимает трубку телефона). Соедините меня с Рюминым. Товарищ генерал-майор? Никольский. Я снова по делу Иванова. Я не могу отделываться молчанием. Нет, увольте. Мой принцип? Правда, генерал, наша правда — вот мой принцип. А правда не боится, когда говорят вслух! Что? Нет, я не буду повторять ваши слова. Да, не буду! Я не попугай, а солдат партии! Нет, партии, а не ваш! Я пришел в это здание с Дзержинским, и мы дрались за правду — правдой, а не кулаком и матом! Вы орете, как жандарм, мне стыдно за вас, Рюмин! Мне стыдно за вас! (Брезгливо кладет трубку на рычаг.)
Приемная, Д Е Ж У Р Н Ы Й вызывает по списку фамилии. Посетители поднимаются один за другим.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Куйбышевой. Отказано. Осуждена правильно. В пересмотре отказано.
Женщина уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Вознесенского. Осужден правильно.
Женщина уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Эйхе. Отказано. Осужден правильно.
Парень уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Постышева отказано. Осужден правильно.
Старик уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Кузнецова: осужден правильно.
Девушка уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Бабеля отказано.
Уходит девушка из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Орджоникидзе отказано.
Женщина уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Якира отказано. Осужден правильно.
Парень уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Крестинского отказано, осужден правильно.
Старуха уходит из приемной.
ДЕЖУРНЫЙ. По делу Рудзутака отказано. Осужден правильно.
Старуха уходит из приемной.
