чуваши… Теперь уже тридцать тысяч шло под знаменем Степана Разина. Полыхала вся Средняя Волга.
Остановились на короткий привал: сварить хлебова и немного передохнуть.
– Загнал, батька.
– Куды он торопится-то? – переговаривались гребцы. – Али до снега на Москву поспеть хочет?
– Оно не мешало б…
– По мне, и в Саратове можно б зазимовать. Я там бабенку нашел… мх… Сладкая… Жалко, мало там постояли.
Атаману разбили на берегу два шатра. В один он позвал есаулов, татарских главарей, от мордвы – Асана Карачурина, Акая Боляева…
– Вот чего… Я их объявляю.
– Степан… – заговорил было Матвей.
– Молчи! – повысил голос Степан. – Я твою думку знаю, Матвей.
– Зря не даешь ему сказать, – упрекнул Федор. – Он…
– Я спрашиваю не его!
– Какого черта зовешь тада! – рассердился Федор. – Никому рта не даешь открыть. Не зови тада.
– Не прячься за других. Как думаешь? Говори.
– Что это – курице голову отрубить?.. «Говори». С бабой в постеле я ишшо туды-суды – поговорю. И то – мало. Не умею, не уродился таким. А думаю я с Матвеем одинаково: на кой они нам черт сдались? Собаке пятая нога. У нас и так вон уж сколь – тридцать тыщ.
– Говорить не умеет! А нагородил с три короба. Тридцать тыщ – это мало. Надо три раза по тридцать. Там пойдут города не чета Царицыну да Саратову.
– Они же идут! Они же не… это… не то что – стало их тридцать, и все, и больше нету. Две недели назад у нас пятнадцать было.
– Как ты, Ларька?
– Да меня тоже воротит от их. На кой?..
– Ни дьявола не понимают! – горестно воскликнул Степан. – Иди воюй с такими!
– Чего не понимаем?
– Так будут думать, что сам я хочу царем на Москве сесть. А когда эти появются, – стало быть, не я сам, а наследного веду на престол.
– Ты поменьше кричи везде, что не хошь царем быть, вот и не будут так думать, – посоветовал Матвей.
– Пошел ты!..
– Я-то пойду, а вот ты с этими своими далеко ли уйдешь. Мало ишшо народ обманывали! Нет!.. И этому обмануть надо.
– Для его ж выгоды обман-то.
– А все-то как? Все для его выгоды. А чего так уж страшисся-то, если и подумают, что царем хошь стать? Ну, царем.
– Какое нам дело – кем ты там станешь?
– Вам нет дела – другим есть.
– Кому?
– Стрельцам, с какими нам ишшо придется столкнуться. Им есть дело: то ли самозванец идет, то ли ведут коренного царевича на престол. Сам про Гришку говорил…
– Да пусть будут! – воскликнул Ларька. – Мы что, с рожи, что ль, спадем? Объявляй.
– Не то дело, что будут, – упрямился Матвей. – Царевич-то помер – вот и выдет, что брешем мы. А то бояры не сумеют стрельцам правду разъяснить! Эка!.. Сумеют, а мы в дураках окажемся с этим царевичем.
– Боярам веры мало.
– А на Москве как? На Москве-то знают, что царевич в земле.
– До Москвы ишшо дойтить надо. А там видно будет. Будет день, будет пища. Зовите казаков, какие поблизости есть. Объявляю. Как думаешь, Асан?
– Как знаешь, батька, – отвечал татарский мурза. – Объявляй.
Казаки – рядовые, десятники, какие случились поблизости от шатра атамана, – заполнили шатер. Никто не знал, зачем их позвали. Степана в шатре не было (он вышел, когда стали приходить казаки).
Вдруг полог, прикрывающий вход в шатер, распахнулся… Вошел Степан, а с ним… царевич Алексей Алексеевич и патриарх Никон.
Царевич и патриарх поклонились казакам. Те растерянно смотрели на них.
– Вот, молодцы, сподобил нас бог – гостей послал, – заговорил Степан. – Этой ночью пришли к нам царевич Алексей Алексеевич и патриарх Никон. Ходили слухи, что царевич помер: это боярская выдумка, он живой, вот он. Невмоготу ему стало у царя, ушел он от суровостей отца и от боярского лиходейства. Теперь самое время нам заступиться за его. Все. Это я вам хотел сказать. Идите. Царевич и патриарх с нами будут.
Казаки, изумленные диковинной вестью, стали расходиться. Разглядывали «высоких» гостей…
Когда рядовые вышли, Степан сел, велел садиться патриарху и царевичу.
– Садись, патриарх. И ты, царевич… Сидайте. Выпьем теперь.
Есаулы тоже с любопытством разглядывали старика и юношу.
– Налей, Мишка.
Мишка Ярославов налил чары, поднес первым патриарху и царевичу.
– Ты пьешь? – спросил он юношу.
– Давай, – сказал тот. И покраснел.
Патриарх хлопнул чару и крякнул:
– Кхух… Ровно ангел по душе прошел босиком.
Казаки засмеялись.
– Приходилось, когда владыком-то был? Небось все заморское пивал?
Старик прищурил умные, хитрые глаза.
– Пивали, пивали… Ну-к, милок, подниси-к ишшо одну – за церкву православную. – Выпил и опять крякнул: – От так ее! Кхэх! Ну, Степан Тимофеич, чего дальше?
Степан с усмешкой наблюдал за стариком.
– Сейчас на струги пойдем. Тебе, владыка, черный, тебе, царевич, – красный. Вот и будете там.
В шатер заглянули любопытные, но войти не посмели.
– Пошло уж, – удовлетворенно сказал Степан. – Ну, с богом.
Вышли из шатра втроем: Степан, царевич и патриарх. Направились к берегу, где приготовлены были два стружка с шатрами – один покрыт черным бархатом, другой – красным.
Степан шел впереди, на виду у всего войска, что-то рассказывал гостям.
Со всех сторон на них глядели казаки, мужики, посадские, стрельцы. Все тут были: русские, хохлы, запорожцы, мордва, татары, чуваши. Глядели, дивились.
Степан проводил гостей до стружков, поклонился. Гости взошли на стружки и скрылись в шатрах.
И опять царские палаты. И «говорит» бумага:
– «…А самареня своровали, Самару ему, вору, сдали. И хочет он, вор Стенька Разин, быть кончее под Синбирск на Семен день (1 сентября) и того часу хочет приступать к Синбирску всеми силами, чтоб ему, вору, Синбирск взять до приходу в Синбирск кравчего и воеводы князя Петра…»
И грянул бой…
Князь Барятинский пришел к Симбирску раньше Степана. Степан знал это.
Подойдя к городу, он свел своих на берег, построил в боевой порядок и повел в наступление на царево войско.
Барятинский приказал подпустить казаков близко и тогда только ударил.
Бой был упорный.
Люди перемешались, не могли отличить своих от чужих.
Войско Барятинского было более организованно и, естественно, лучше вооружено. Разинцев было больше, и действовали они напористее, смелее.
Степан вел донцов. С мордвой, чувашами и татарами были Федор Сукнин и Ларька Тимофеев. Татары, мордва воевали своим излюбленным способом – наскоком. Ударившись о ряды стрельцов, большинство которых было уже обучено по европейскому образцу, они рассыпались и откатывались. Ларька, Федор и другие есаулы и сотники опять собирали их, налаживали мало-мальский порядок и вели снова в бой. Степан хорошо знал
