Несколько дней спустя в одной из местных газет появилась статейка. Она начиналась словами:
Далее рассказывалось, что Виктор Иванович окружил себя любимчиками, небрежно относится к азербайджанской талантливой театральной молодежи.
ПРОЧТЯ В ГАЗЕТЕ
Утром, просматривая газету, Саша воскликнул:
— Посмотри, Баджи, что с вашим бедным Виктором Ивановичем сделали! — и сокрушенно покачал головой.
Баджи заглянула Саше через плечо:
«Прекратите травлю молодых…»
Она пробежала глазами несколько строк, взволнованно выхватила газету, быстрым шагом направилась в переднюю.
— Куда ты, Баджи?
Она не ответила.
Нинель, кинув на стол ложку с кашей, побежала вслед за матерью, обняла ее за колени:
— Мама, не уходи!
Баджи резко отстранила дочь, едва не уронила:
— Я скоро вернусь!
Глаза Нинель наполнились слезами: минуту назад мать обещала пойти с ней в «Детский мир» купить игрушки…
Виктор Иванович, как обычно, священнодействовал над приготовлением утреннего кофе. Он был в ярком узбекском халате, на голове красовалась черная сетка для укладки волос. Язычки голубого пламени спиртовки лизали металлический кофейник, и Виктор Иванович с крышкой в руке весь ушел в созерцание кофе, готового вот-вот закипеть. Он, как обычно, был спокоен, приветлив.
Баджи прошла вглубь комнаты, увидела на письменном столе развернутую газету.
«Уже знает!» — с волнением подумала она.
— Я без кофе — мертвый человек, — сказал Виктор Иванович, словно оправдываясь.
— Вы читали это?.. — не утерпела Баджи, кивнув на газету.
— Читал… — ответил Виктор Иванович, с наслаждением отхлебывая ароматный дымящийся кофе.
— И что вы скажете?
— Скажу, что за долгий свой век видел немало глупых статей. — Тон Виктора Ивановича удивил Баджи безразличием.
— И вы считаете, что такие статьи могут беспрепятственно появляться в наше время?
Не спеша Виктор Иванович отхлебнул еще два-три глотка.
— Не волнуйся, Баджи: меня в Азербайджане хорошо знают, и вряд ли кто поверит этой чепухе.
— Это не только чепуха, это — подлость! А подлецов нужно выводить на чистую воду, гнать из нашей среды, из нашего общества!
— Мы с тобой и делаем это — средствами искусства!
— Извините, Виктор Иванович, если скажу что я на вашем месте дала бы автору отпор не только средствами искусства!
Виктор Иванович улыбнулся:
— Баджи, милая, пойми: у меня — художественное руководство театром, две новые постановки, техникум, подготовка к печати курса лекций. Нет у меня ни времени, ни желания заниматься опровержением этой глупой заметки, разоблачением ее глупого автора!
— Время и желание должны найтись! — строго сказала Баджи.
— Нет уж, уволь!
Кофе давно остыл в их чашках.
— Так, значит, вы отказываетесь высказаться о статье? — спросила Баджи уже скорей для очистки совести, чем с надеждой переубедить.
Виктор Иванович глотнул холодный кофе и беззаботно ответил:
— Правда и так восторжествует!
Баджи ушла с чувством неудовлетворенности, досады. Как может он быть столь равнодушен к статье? Обычно он нетерпим к малейшей несправедливости, а теперь, когда оскорбили его самого, не находит ни времени, ни желания постоять за себя. Этого нельзя допустить!..
В этот же день по дороге в театр Баджи встретила Телли. Сухо поздоровавшись, подруги вместе продолжали путь. Они шли молча, отчужденно, словно вычеркнули из памяти прошлые совместные прогулки, которым неизменно сопутствовал веселый разговор и смех. И только прохожие мужчины, то и дело оборачиваясь им вслед, казалось, напоминали о тех забытых временах.
— Ну, что ты скажешь? — Баджи первая нарушила молчание.
Телли поняла, чем заняты мысли Баджи, и ответила:
— Да, крепко твоему Виктору попало! — И неясно было, чего в ее ответе больше — сочувствия или злорадства.
— По-твоему — справедливо?
— Хотя твой Виктор меня не любит и затирает, я жалею его как нашего старого преподавателя… Говорят, он от нас уйдет.
Баджи замедлила шаг:
— Откуда у тебя такие сведения?
Телли готова была ответить, но вспомнив, что слух был пущен Хабибуллой, сказала только:
— Люди говорят…
— Какие люди?
— Разные…
Час от часу не легче! Мало того, что Виктора Ивановича оклеветали, его, по-видимому, хотят отстранить от работы в театре.
Лицо Баджи выразило тревогу, и Телли, заметив это, сказала:
— Да стоит ли тебе так беспокоиться? Без худрука не останемся — найдут другого. Наконец, рано или поздно ему все равно пришлось бы от нас уйти, — вот, видно, и наступила эта пора… — Снова вспомнив свои старые и недавние обиды, Телли добавила: — Признаться, я плакать не стану — скатертью дорога!
Баджи возмутилась:
— Выходит, по-твоему: с глаз долой — из сердца вон?
— А Виктор у меня в сердце никогда и не был! — спокойно ответила Телли.
Она поправила челку, и губы ее скривились в пренебрежительной, чуть циничной усмешке, подхваченной не то у Чингиза, не то у Хабибуллы.
Как ненавидела Баджи в эту минуту свою подругу! Каким презрением была преисполнена к ее челке, к ее недоброй усмешке! Как
