Выстроились возле эшелона. Полковой священник отслужил молебен, и часа через два полк стал приближаться к передовым позициям. На пути к фронту попадались разрушенные хутора, смятые поля кукурузы, огромные воронки от снарядов и стали появляться первые обозы с ранеными солдатами.
Друзья шли молча. Говорить не хотелось. Побрякивали фляжки, порой звякнет штык о штык, послышится крепкая ругань взводного, и снова пыль, жара, духота. К вечеру воинская часть, где служили косотурцы, подошла к передовой. Наспех вырыли окопы, и уставшие от марша солдаты залегли в них. Зажав между колен винтовки, прислонившись друг к другу, Василий с Прохором спали тревожным сном. Ночь была короткой, на рассвете их разбудила пушечная канонада. Началась артиллерийская подготовка. Пехотинцы стали готовиться к атаке. Василий с Прохором проверили подсумки. Патронов выдали маловато.
— Не мешало бы еще обоймы две добавить, — застегивая полупустой подсумок, сказал Прохор.
— Нам еще повезло, — отозвался Василий, — есть ружья и патроны. А ты посмотри на других, — кивнул он на левый фланг, — у них одни саперные лопаты. С таким оружием долго не навоюешь.
Со стороны неприятельских окопов послышался нарастающий гул, предутренний рассвет прочертила сигнальная ракета.
Василий подтолкнул Прохора и приподнял голову над окопами.
— Похоже, немцы идут, — сказал он своему другу и посмотрел в сторону взводного офицера. Тот ждал приказа командования.
— В атаку! Ур-р-р-а!..
Сжав винтовку, выставив штык вперед, Обласов бежал вместе с Прохором по неровному, изрытому снарядами полю, приближаясь к неприятелю. Впереди — два ряда проволочных заграждений, за ними бетонированные сооружения австро-немцев, частый ружейный и пулеметный огонь противника. Казалось, вот-вот серая лавина русских солдат отхлынет обратно и атака захлебнется. Справа От Василия упал с ходу солдат. Этого парня Обласов видел, когда проезжал через незнакомое село на стойбище к Калтаю. Но размышлять было некогда. Остальные части роты, преодолев проволочные заграждения, схватились уже врукопашную с неприятелем.
— Бей! Коли немчуру! — с азартом выкрикнул бегущий впереди Василия бородатый унтер и, выронив винтовку из рук, нелепо сунулся лицом в траву.
Взрыв гранат, грохот орудий, ружейные выстрелы, — все слилось в какую-то дикую какофонию. Невольно подчиняясь людскому потоку, неудержимо катившемуся на неприятеля, Василий с Прохором оказались в центре схватки.
Во вражеские окопы ворвались вместе и, орудуя штыками, стали теснить немцев. Но вот упал Прохор. Взмах немецкого штыка — и раненный в плечо Василий с трудом выбрался из свалки. Опираясь на ружье, направился на санитарный пункт.
В тот день атака захлебнулась.
Среди убитых Черепанова не было. В полевом госпитале, куда направили Обласова, его тоже не оказалось. Через некоторое время в списках личного состава против фамилии Прохора появилась отметка: пропал без вести.
В госпитале Василий пролежал недолго и вернулся в свой полк.
Измотанная в боях, потерявшая половину состава, воинская часть, в которой находился Обласов, была отведена для пополнения в глубокий тыл — в небольшой украинский городок Сумы. Там Василий и получил первое письмо из Косотурья. От имени отца писал Красиков.
«...Здравствуй, наш сынок Василий Андрианович. В первых строках нашего письма сообщаем вам, что мы, слава богу, живы и здоровы. С хлебом хвалиться не будем. Корова стельная и должна скоро отелиться. С кормом плохо. На хлеб и травы год нынче неурожайный. Пять десятин пашни, что недалеко от Кириллушкиной избушки, пришлось сдать в аренду Лукьяну Сычеву. Нечем было засевать. Шлет тебе низкий поклон Илья Карпович. Еще низко кланяется Гликерия Ильинична. Втапор, как ты уехал, она шибко хворала, вроде как ума лишилась. Привозили из волости фельдшера. Теперь как будто полегче стало. Часто заходит к нам. Спрашивает насчет твоих писем. В зимнюю николу была Феврония Лукьяновна. Узнавала про тебя. Нестора у них взяли в армию на тыловые работы. Худо живут чистовские мужики. Зато камышинцы не бедствуют. Посылаем тебе наше родительское благословление...»
Ниже стояла приписка Красикова:
«За стариков не беспокойся. Привет Прохору. Ждем вас обоих в добром здоровье. Кирилл».
Полк в Сумах стоял недолго. Получив новое пополнение, он был направлен в район Луцка, где развертывалось наступление наших войск.
От беспрерывных боев, гула канонады, от вида убитых и раненых Василий устал не только физически, но и душевно. От окопной сырости и слякости шинель отяжелела, в ботинках хлюпала вода, а тут, как назло, и согреться негде.
«Многих косотурцев нет в живых, неизвестно где Прохор. Похоже попал в плен, немцы, поди, измываются над ним. А я ради чего маюсь в окопах?..» — часто думал Василий.
За фронтовую жизнь Обласов даже внешне резко изменился. Когда-то округлое лицо деревенского парня посуровело, надпереносьем легла глубокая складка. Взгляд серых, недавно улыбчатых глаз стал неласковым, холодным.
В бою возле Галича за спасение ротного командира, которого Обласов вынес с поля битвы, он получил Георгиевский крест, а затем и звание унтер-офицера.
Воинская часть, в которой служил Василий, была отозвана с фронта и расквартирована в городе Чугуеве.
Здесь Василий получил второе письмо из Косотурья. Почерк был незнакомым. После обычных поклонов в письме сообщалось:
«...А Кирилла забрали стражники и увезли, а куда, не знаю. Родители Прохора получили бумагу насчет сына — будто бы пропал без вести. Сильно убиваются по нему. Гликерия Ильинична живет на кордоне и ходит за больной теткой Феоктисой. Пришел с фронта Андрей Николаевич Говорков без ноги. Явился и Автоном Сметанин, но вскорости его увезли в больницу. С кровью стал кашлять. Скотину пришлось прирезать, нечем кормить. Робить я уже не могу, ноги отказываются, да и грудь болит. Мать тоже хворать шибко стала. Скоро ли ты вернешься домой? Шлем тебе родительское благословление.
Твой отец Андриан».
В конце письма стояла еще какая-то приписка, но чьей-то рукой она была затушевана.
— Мм-да, невеселая весточка, — Василий повертел письмо в руках, потом положил письмо за обшлаг шинели и вышел из крепости. Постоял возле обрыва, с которого открывалась равнина; на ней среди зарослей ракитника серебристой змейкой вилась река Донец. Мысли унеслись в Косотурье. Вспомнил отца, мать, перед ним, как живой, выплыл образ Глаши. «Невесело, поди, ей живется на кордоне с больной теткой. Думает ли обо мне? Эх, Глаша, Глаша, одна ты у меня радость, и та далеко. — Василий вздохнул и провел рукой по лицу. — Где ты, веселый мой дружок Прохор? Еще перед Луцком, как идти в бой, поиграл на своей неразлучной гармошке».
На усталом лице Василия промелькнула горькая улыбка. До боли вспомнились родные картины детства. Отцовская изба. За стеной воет вьюга, а здесь тепло, пахнет свежеиспеченным хлебом. Василко сидит на широкой лавке и слушает, как под напором ветра тоненько поет оконная оклейка. Школа. Самодельный пенал, где лежат два карандашных огрызка и резинка. В ситцевой сумке грифельная доска и учебник. Правда, камышинские ребята смеялись над сумкой, говорили, что она похожа на кошель нищего. Да и мало-ли что выдумают. Отдавшись своим мыслям, Обласов не заметил, как к нему подошел человек в городской одежде.
— Любуетесь Донцом, господин унтер?
Голос незнакомца вывел Василия из задумчивости, и он ответил сердито:
— Во-первых, я не господин; во-вторых, что вам здесь нужно? — Помолчав, добавил: — Вы хорошо знаете, что в этом районе посторонним лицам ход запрещен.
— Знаю, — невозмутимо отозвался незнакомец. — Я просто хотел поговорить с вами.
— О чем? — так же угрюмо спросил Обласов.
— А вы прапорщика Перескокова знаете?
— Знаю. А что? — Василий в упор посмотрел на незнакомца.
— Я от него.
В голове Василия промелькнула мысль: «Если этот человек действительно от Перескокова, то почему он не назвал пароль, который передал мне прапорщик? Похоже, берет на «бога». И обратился к пришельцу:
— Что просил Перескоков?
— На этот раз самую малость. Кто из солдат держит сейчас связь с рабочими обозостроительного завода?
— И только? — Василий вплотную приблизился к незнакомцу и произнес раздельно: — Проваливайте отсюда, пока ребры целы. Понятно? — в голосе Обласова прозвучала угроза.
Нахлобучив поглубже шляпу, подняв воротник пальто, ежеминутно озираясь на сердитого унтера, незнакомец торопливо зашагал от него.
С недавно прибывшим в полк прапорщиком Перескоковым у Василия установились хорошие отношения. Из разговоров с ним Василий узнал, что взводный настроен против войны, и это привело их к более тесному сближению. Но вот уже несколько дней, как прапорщик не появлялся в полку. Пошли слухи, что Перескоков арестован и будто бы сидит в харьковской тюрьме, Василия очень насторожила встреча с незнакомцем.
