это вернее.
Кугубай Орванче снял праздничную одежду, сложил ее в мешок, мешок повесил на стену, переоделся в старые штаны и рубаху. Из кармана холщовых штанов достал старый, потертый кисет, прочистил проволочкой трубку, набил ее табаком и закурил.
— Не терпелось закурить, отец? — улыбнулся Эман.
— Очень курить хочется.
— А ну как попадется сноха, которая не терпит табачного дыма, что тогда делать станешь?
— Эх, Эман, Эман, все ты насмехаешься надо мной, стариком. Хотя не зря говорят, что от ели ель родится, яблоко от яблони недалеко падает. В меня насмешник.
— Может, и жена мне попадется насмешница.
— Какая б ни попалась, лишь жена была.
— Ну, коли так, пойду тебе сноху искать. Где моя гармошка?
— Не шути, сынок, я тебе дело говорю: нынче тебе непременно надо жениться.
— Хватит, я об этом больше слушать не хочу, и ты со мной больше про женитьбу не заговаривай!
— Что ты как береста вспыхнул? Не на что сердиться, дело говорю.
— Надоел! Хватит!
— Хватит так хватит, коли так, больше и говорить никогда не стану.
Оставив разобиженного отца, Эман ушел на гулянье.
В этот вечер вся деревня — и молодые и пожилые — вышли на улицу. Старики сидят возле домов, молодежь затеяла игры: в колечко, в ручеек, в прятки, в горелки.
Эман подсел к девушкам и стал наблюдать за играющими в ручеек.
Вот вперед выбежала Амина. В белом шовыре [3] и белом платке, она похожа на белую лебедь. Вот Кудряш взял ее за руку, его взяла за руку другая девушка, ту — третья, и так образовалась длинная цепь. Амина остановилась, и цепь стала закручиваться вокруг нее. Оказавшись в центре, Амина растолкала подруг, вырвалась из круга и снова побежала, остальные с шумом и смехом кинулись за ней.
Эман подумал, что хорошо бы сейчас догнать ее, схватить и убежать с ней.
Подумав об этом, он стряхнул со своего плеча руку светловолосой девушки, которая стояла с ним рядом. Та взглянула с обидой, поправила платок, но промолчала.
Эман заиграл на гармошке, и светловолосая девушка, взмахнув косами, в концы которых были вплетены серебряные монеты, села рядом с гармонистом и задорно запела:
Ой, замерзла, ой, замерзла,
Дайте шубу поскорей!
Обними меня, миленок.
Поскорей меня согрей.
— Кому поешь, Марзива? — спросила одна из подруг.
— Кому пою, тот поймет, — и она запела снова.
Хоть миленок мимо ходит,
Не желает полюбить,
Все равно по нем страдаю,
Не могу его забыть.
Собравшись на открытом месте, начали играть вкруг. Встали парами и закружились. Эман пригласил стоявшую рядом девушку и пошел по кругу, продолжая играть на гармони. Пройдя немного, он хлопнул по плечу одного парня, тот вышел в круг. Эман занял его место, и под его игру девушки дружно запели.
Наступила ночь, но молодежи все прибывает: идут и идут, с другого конца деревни, из соседних деревень.
Эман увидел Унура Эбата.
— Здорово, Эман, что-то давно тебя не встречал, — окликнул его Эбат.
— И тебя не видно.
— Далеко ездил.
— Куда же?
— В губернский город.
— О-о, дело хорошее! Кого возил?
— Какого-то барина. Почему-то не захотел брать казенных лошадей, меня подрядил.
— Что он у нас тут делал?
— В Изган ездил. Там помещика убили. Слышал?
— Выходит, тот человек — следователь?
— Кто его знает, он не сказывал, кто он.
— А не тот ли, что приезжал в Боярсолу расспрашивать, как ученого хотели в погребе сжечь?
— Нет, совсем другой.
— Эман, почему ты не играешь? — послышался чей-то голос из толпы.
Эман, продолжая разговаривать, пошел по кругу рядом с Эбатом. Вдруг к ним подбежал мальчишка и принялся теребить Эмана за подол рубахи:
— Эман, Амина велела спросить, почему не играешь, зачем заставляешь себя упрашивать.
— Брысь отсюда!
Мальчишка отскочил в сторону и убежал.
Эбат рассмеялся, потом спросил:
— Скажи, отчего ты бросил Амину? Она хорошая девушка.
— Я с ней не гулял, значит, и не бросал.
— Ну, это не мое дело. Я вот недавно встретил их Настю. Настоящая красавица, пожалуй, получше сестры будет!
— Уж не влюбился ли?
— Я бы влюбился, да она девчонка еще… Ладно, пошли играть.
Играли в круг. Эбат хлопнул по плечу Амину, которая стояла в кругу. Та, не взглянув, вышла, Эбат встал на ее место. Амина посмотрела — она стоит в паре с Эманом. Как положено, они пошли по кругу с ним под руку. Она чувствовала в своем сердце одновременно и радость и горечь. В темноте не было видно, как пылало румянцем ее лицо. Они долго ходили по кругу молча.
Все играющие уже дважды менялись парами, а Амина и Эман все ходили и ходили, потом Эман высвободил руку, которой держал Амину, и заиграл на гармошке.
Амина в темноте пыталась разглядеть углы гармони, похоже, все угольники были на своих местах. «Починил гармонь», — подумала она.
Эман играл грустную мелодию, и девушке вспомнились грустные события последних дней: как Эман ушел тайком от нее на свадьбу, как втоптала она в грязь угольник от его гармошки, а потом не могла уснуть в ту весеннюю ночь, до утра проворочалась с боку на бок.
Эман, не переставая играть, сказал Амине:
— Пойдем погуляем.
Девушка, звякнув нагрудными украшениями, кивнула.
— Эман, играй, чего замолчал? — крикнули из круга.
Но Эман махнул рукой, ничего не ответил, и они с Аминой, выйдя из игры, пошли в сторону.
За их спиной уже играла другая гармошка, и снова послышалась песня.
Не ладилась у Амины любовь с Эманом. Ей казалось, что он совсем не имеет к ней никакого интереса. Поэтому она после той свадьбы в Луе твердо решила забыть Эмана. Она старалась не встречаться с ним, на Троицу даже не выходила на гулянья.
Однажды через Кому проезжали цыгане. Одна старая цыганка отстала от своих и ходила по деревне и ворожила. Амина тоже решила узнать свое будущее.
Цыганка взяла ее руку в свою, подняла глаза кверху и, как бы глубоко задумавшись, сказала:
— Ты счастливая, очень счастливая, самая счастливая из всех девушек! Проживешь семьдесят четыре года и еще два месяца. Будет у тебя пятеро детей, двоих схоронишь, трое станут богатыми. Душа твоя не принимает русскую веру, к марийской стремится. Один из твоих сыновей примет русскую веру, он-то будет терзать твою душу, все остальное в твоей жизни сложится хорошо. Твой первый муж проживет с тобой недолго, умрет легко, ничем не болея. От него у тебя не будет детей,
