class="p1">— Нет, помню.
— А если помнишь…
— Ладно, ладно, браток, не спорь, бери, сколько дают.
— Ну, будь здоров!
— Всего тебе доброго, браток…
На другой день после полудня народ из Комы потянулся к священной роще. Одни, одевшись в белоснежные кафтаны, рубахи, платья, ехали на телегах, другие скакали верхом, но больше всего было пеших.
— Эман, я, пожалуй, тоже пойду, — сказал сыну старый Кугубай Орванче.
— Хочешь — иди, не хочешь — не ходи. Толку от этого моленья все равно никакого.
— Не говори так, бог обидится.
— Какие уж теперь обиды…
— Надо, а то люди осудят.
— На людей не кивай, не в людях дело, тебе самому хочется, ну и иди, коли так!
— За стирку деньги надо отдать. Нет ли у тебя, сынок, сколько-нибудь?
— Опять деньги…
— Сам же виноват. Почему до сих пор не женишься? Женился бы, не пришлось бы отдавать белье чужим в стирку. А если отдавать, то за это платить надо.
— Ладно, ладно, не ворчи.
— Я не ворчу. Просто говорю, что думаю.
Кугубай Орванче отнес соседке постирать белье, кафтан и вышитое полотенце, сходил в баню, переоделся во все чистое и, взяв палку, отправился на мольбище.
То и дело его обгоняли, обдавая тучами пыли, телеги и верховые. Старик перешел Журавлиный овраг, миновал Луй, поднялся на гору, свернул направо по проторенной дороге, а там уж и священная роща. Но обе стороны дороги паслись выпряженные лошади.
Увидев Орлая Кости и Настю, Кугубай Орванче удивленно подумал:
«Ну, отец, понятно, хочет всюду свое получить: и русскому и марийскому богам молится, а что нужно в священной роще ученой дочери? Наверное, из любопытства приехала посмотреть на старые марийские обряды».
Кугубай Орванче отвесил поклон, но Орлай Кости сделал вид, что не замечает старика. Настя же и вовсе нос задрала и отошла в сторону.
«Ох-хо-хо, — вздохнул про себя Кугубай Орванче, — корчат из себя богатеев, а настоящие-то богатеи с ними и разговаривать не хотят».
Пройдя мимо толпившихся кучкой женщин, Кугубай Орванче подошел к мужчинам. Молебствие уже началось. Один из картов, заметив вновь пришедшего человека. подошел к нему и произнес:
— Кто на свечу жертвует? Как имя того, за кого молиться?
— Я жертвую, — ответил Кугубай Орванче.
Карт протянул к нему конец полотенца, и Кугубай Орванче положил на полотенце монету.
— Молись за счастье моего сына Эмана, — сказал он и отошел к толпе.
Перед священными деревьями карт читал молитву, и Кугубай Орванче повторял за ним:
— Добрый великий бог, прими хлеб, прими котел с кашей, прими молоко и мясо на серебряном блюде, прими в жертву копя со сбруей, — все это шесть деревень приносят тебе с любовью, добрый великий бог!
Карт, продолжая молиться, опустился па колени, и все молящиеся тоже опустились на колени.
— Добрый великий бог. за принесенную тебе в жертву лошадь пошли людям шести деревень благополучие: здоровье их семьям, здоровья и приплод их скоту. Всему, что посеяно, дай хорошо взойти, спаси от холодов, от непогоды, пошли теплый дождь, пошли теплые дни, убереги и от холода и от зноя, хороший урожай, добрый великий бог, пошли людям, которые молятся тебе!
Кугубай Орванче, отвешивая поклон, думал: «Где-то я раньше встречал этого карта, вот только — где? Ишь, жирный какой, ай-ай! От молебствий, конечно, еще больше разжиреешь: еды вдоволь, да и денег хватает…»
Но тут карт стал молиться о семейном благополучии, и Кугубай Орванче, откинув посторонние мысли, снова стал слушать внимательно.
— …с вечера вдвоем ложиться, утром втроем вставать. Пошли, великий бог, каждому девять сыновей да семь дочерей, пусть будут крепки телом, высоки, как стога, пусть растут, как на дрожжах, пусть будут покладисты, пусть прыгают, как блохи, щебечут, как ласточки, дошли им здоровья на всю жизнь, счастье непрерывное. Сделай так, — добрый, великий бог!..
«Эх, — подумал Кугубай Орванче, — хоть бы не девять, а один сынок был у Эмана, чтобы я мог любоваться своим внуком. Да дет, молись не молись я, как другие, богу, все равно не слушается меня Эман».
— …Добрый великий бог, дай девяти сыновьям счастье, дай семи дочерям счастье… — продолжал читать молитву карт. — Одну часть прибыли. дай, чтобы казенную подать заплатить, другую, чтобы в доме осталась…
Кугубай Орванче выбрался из толпы и пошел домой.
У полевых ворот он встретил знакомого мужика из соседней деревни. Тот спросил:
— Куда спешишь? Или дела какие ждут?
— Да так…
— Нельзя делами заниматься, когда идет молебен.
— Это я знаю.
— Ну, тогда пойдем со мной.
— А ты что припозднился?
— Я уж был. Да что-то живот схватило, сходил па речку, искупался. Ну, идем? Потом вместе домой вернемся.
— Ну, ладно, — согласился Кугубай Орванче, повернулся и зашагал рядом с мужиком.
Теперь карты суетились у котлов с мясом, проверяя, сварилось ли.
Женщины подходили к карту каждая со своей стопой блинов, чтобы тот благословил пищу.
Блюдо с мясом пошло по рукам. До Кугубая Орванче оно не дошло: мяса хватило только передним.
И снова, ударяя железом о железо, молились карты.
Кугубай Орванче пожалел, что поддался на уговоры мужика и вернулся.
Окончив очередную молитву, карт налил в блюда мясной суп. На этот раз Кугубаю Орванче попался в супе маленький кусочек мяса. А знакомый мужик спроворил себе большой кусок с костью.
«Хват!» — подумал про него Кугубай Орванче и рассмеялся.
— Чего ты? — спросил мужик.
— Над собой смеюсь.
— Что так?
— Сорок лет хожу на моленье, прошу у бога счастья и богатства, а пользы от моего моленья — вот разве что этот кусочек мяса.
— Ты бы побольше кусок хватал, вот как я, ха-ха…
— Нет, так не годится.
— Это почему?
— От людей совестно.
— Чего тут стесняться?
Поев и попив, стали расходиться.
И снова — одни ехали на телеге, другие — верхом, третьи плелись пешком.
Солнце опустилось низко, быстро вечерело.
Дома Эман насмешливо посмотрел на отца:
— Ну, доволен? Помолился от души?
— Как сказать… Думаю, что теперь меня никто не осудит. Вот и твой праздник подошел. Небось, на улицу закатишься?
— Ясное дело, не в избе же, как сычу, сидеть.
— А то остался бы хоть ради праздника дома, посидели бы с тобой вдвоем, потолковали бы…
— Знаю я, о чем твой разговор пойдет: опять про сватовство. Угадал?..
— Эх, Эман, без женщины дом не стоит. Сам же видишь, никакого порядка у нас с тобой нет: одежда вся порвалась… Да и стряпать уж надоело…
— Коли женюсь, и рваной рубахи не будет.
— Не пойму, что ты говоришь.
— Говорю, что ежели жену приведу, лишний едок будет.
— Сказал бы — лишний работник. Вот
