Сумку взяла. Наташа смотрела на неё с гордым видом — как мать смотрит на повзрослевшую дочь, которая впервые в жизни отправляется на свидание. Потом метнулась к ней, выхватила сумку, расстегнула, перевернула над столом и, вытряхнув, стала аккуратно и проворно укладывать все в свою новую замшевую — подарок Павла.
— А ты?
Но дочь не слушала. Все в том же полуголом виде проводила до двери — мимо остолбеневшей бабушки, которая даже морковку перестала грызть, — чмокнула, поправила что‑то у шеи, прошептала восторженно:
— Ты у меня чудо, махен! — и вытолкнула вон.
Было ровно шесть, а она не прибавляла шагу, хотя кто‑кто, а уж она умела ходить быстро. Пересекая Московскую, бросила сосредоточенный взгляд в ту сторону, где прятался за высокими зданиями невидимый отсюда домик Люды Малютиной. О деле Качманова думала, но какими бы дисциплинированными ни были мысли, как искусно ни плела их, это не» помогало. «Покраснеешь, может, увидев его?» — издевалась над собой Римма.
В среду она не сразу заметила, что он выпивши, удивилась: больно уж обрадовался ей. С чего вдруг? Сколько раз виделись прежде — не было такого. Перебрасывались словом–другим, говорили друг другу непритязательные шутливые комплименты и расходились. А что иного ждать от людей, у которых нет ничего общего; разве что когда‑то давно — так давно, что и подумать страшно: двадцать пять лет назад, — жили детьми в одном бараке.
С грустной улыбкой вспоминала Римма то время. Славик–гармонист, воображала Тася, отец которой ездил проводником в Москву, Жанна–хромоножка и Миша Хитров, агитировавший её заняться велоспортом — в Светополе как раз трек построили. Деревянный… Но она бег предпочла.
Тренер восхищался её упорством. Великое будущее сулил ей на беговой дорожке и, кажется, не слишком ошибся: целый ящик в серванте забит спортивными трофеями.
Мальчишки, высокомерно не допускавшие «слабый пол» к своим военным забавам (взаправдашняя война недавно кончилась, в играх же она продолжалась вовсю), делали для Риммы Серегиной исключение. Девочки завидовали ей, а она, чувствуя себя первой среди них, стремилась ещё больше походить на парня: походкой, стрижкой, манерой разговора. Охотно откликалась на «Серёгу» — это прозвище приросло к ней столь прочно, что Валентин, встретив её в среду, так и представил своим приятелям.
Не отпускал её — она должна пойти с ними, выпить за них, поскольку у них торжество, и заодно посмотреть, как живёт он. Римма пожала плечами: «Пошли». Ей и в голову не приходило, чем может все это обернуться.
Оказывается, она была его первой любовью. Учился он тогда в четвертом или в пятом классе, а она соответствен–но в пятом или шестом. И вот, с запозданием в четверть века, он объяснился ей.
Не только объяснился — полез. Она грубо оттолкнула его — пожалуй, она и теперь не уступит ему в силе — и ушла. Его выходка не слишком разгневала её. Какой мужчина, на месяц оставшись без жены, не ищет развлечений? Одно удивляло: почему именно на неё пал его выбор? Мало, что ли, в Аэрофлоте стюардесс? Они и помоложе её, и поинтересней… Или, может быть, то давнее детское увлечение до сих пор дремало в нем и вот теперь проснулось? Глупости! Но когда вчера он позвонил ей на работу, сердце её ёкнуло. Он предложил встретиться. «Вот как? — произнесла она. — Это любопытно». — «Я хочу тебя видеть». Она внимательно вслушивалась в его голос — учтивый, даже несколько робкий. «Зачем?» — поинтересовалась. «Римма…» — только и сказал он с укором: как может «Серёга», свой парень, задавать такие вопросы! Римма усмехнулась, будто про себя, но на том конце провода наверняка слышали.
Если он и сегодня явится навеселе, она повернётся и уйдет. Возможно, не сразу, сперва спросит, что ему надобно. Но к нему домой не пойдёт ни под каким предлогом…
Когда она подошла к парку, Валентин уже ждал её. Он был совершенно трезв.
— Салют! — сказала она.
С виноватой улыбкой шагнул он навстречу.
— Здравствуй.
В среду он был куда смелее. Она протянула ему руку.
— Сегодня ты без друзей.
— Без, — смущённо согласился он.
— Очень мило с твоей стороны. Чем будем развлекаться?
Парк был по–субботнему многолюден. Пройдя немного, свернули на боковую аллею. Даже под руку не осмеливался взять.
— Ты нынче паинька. Почему‑то за грудь меня не хватаешь. Случилось что‑нибудь?
— Прости меня, — произнёс он. — Я вёл себя по-свински.
— Нет, почему же. Ты держал себя как истый мужчина.
К лодочной станции вышли, и тут он извлёк из кармана паспорт. Предусмотрительный…
Вдыхая тёплый воздух, она пыталась привести своё настроение в лад с раскрывающейся перед ней идиллией: тесная зелень, вода, парочки… Он подал ей руку, другой придерживая лодку, и она ступила в неё, слегка балансируя. Судёнышко трепетало и раскачивалось под её крупным телом.
Пруд был небольшим, а лодок много — суббота! — и, чтобы не столкнуться, приходилось все время быть начеку.
— Супруга не вернулась?
— Нет, — скованно ответил он.
Она наблюдала за ним с ироническим интересом. Красивым, но таким чужим было его лицо, таким непохожим на лицо Павла. «Ну–ну, — поддразнила себя Римма, — Сейчас растаешь от добронравия».
— И как же ты обходишься один?
Он не пожелал замечать двусмысленности её вопроса.
— Бывает скучно.
Кто бы мог сказать, глядя на этого сдержанного (не сдержанного — робкого) парня, что он способен на те ещё вольности. С любопытством ждала Римма, как дальше поведёт он свою игру.
Пруд, сужаясь, плавно огибал пятачок, на котором стояли под навесом из цветного пластика ресторанные столики. Валентин положил весла на борт. Вытянув шею, сосредоточенно высматривал что‑то.
— Все занято.
— Ты проголодался?
— Нет ещё, но где‑то надо поужинать. Я забыл, что сегодня суббота. Никуда не попадёшь.
Римма взирала на него с тонкой улыбкой. Вот он и открыл свои карты. Раз они никуда не попадут, придётся идти к нему.
— Плохо дело, — сказала она. — После гребли у тебя разыграется аппетит.
Он взял весла.
— Да нет, я мало ем. — И тут же, боясь, что она превратно истолкует его слова: — Но все равно поужинать надо.
— Ещё бы! Пригласить женщину на свидание и не накормить её.
Как все же он предложит ей своё гостеприимство? Какими словами? После среды сделать это не так‑то просто.
— Если мы никуда не попадём… — начал он и умолк.
— То что?
Он старательно грёб.
— Можно ко мне пойти. Послушаем музыку — у меня неплохие записи.
Римма не спускала с него глаз. Грустно забавляла её собственная проницательность.
— Одна девушка, между прочим, тоже ходила слушать музыку.
— И что?
— Ничего. В понедельник судят её бывшего возлюбленного. Не того, к кому она ходила, — другого. — Он смотрел на неё, ожидая пояснений, а ей больше не хотелось об этом. Глупо сравнивать с Людой Малютиной себя, у которой дочь почти ровесница этой девочки.
Навстречу медленно плыла лодка. Мужчина грёб, а пышнотелая девица в розовом, закатив глаза, вялой рукой трогала воду.
У подъезда сидели, но Валентин, не обращая внимания, все тем же ровным голосом говорил о своих записях. Она перебила его:
— Быть может, нам войти по отдельности? — Она боялась, он первым предложит это.
Беспечен был её тон, но как чувствовала она всю унизительность этой жалкой конспирации! В среду тоже сидели, но тогда компанией шли.
Он принуждённо улыбнулся. С высоко поднятой головой прошла она мимо притихших кумушек.
Отперев дверь, он пропустил её в квартиру.
— А ты настоящий мужчина, — похвалила она. —На виду у соседей провести в дом чужую женщину… Думаю, тут требуется гораздо больше мужества, чем в полётах.
Она осмотрелась. Россыпь косметики на трельяже… Детский грузовик в углу… Мельница, собранная из «Конструктора»… Бордовые шлепанцы под шкафом… Надо думать, все эти предметы были и в среду, но тогда она не обратила на них внимания.
Опустившись в кресло у журнального столика, закинула ногу на ногу.
— Я могу закурить?
— Конечно.
Он включил магнитофон. На столике появились ваза с конфетами, виноград, крупные осенние персики. С насмешливым интересом следила Римма за его приготовлениями. Все было предусмотрено заранее — от паспорта в кармане и переполненных по субботам кафе до заблаговременно охлаждённой бутылки «Алиготэ».
— Антрекот я потом пожарю, — произнёс он с полувопросом.
— У тебя есть даже антрекот?
— Да, — ответил он, глядя на неё доверчивыми глазами. — Я беру в «Кулинарии».
Но Римма не обманывалась его искусным простодушием.
— Ты отличный хозяин.
Он смущённо улыбнулся.
— Приходится.
— Недолго осталось. — Она косой струйкой в сторону от него, некурящего, выпустила дым. — Скоро вернётся супруга. Полагаю, она избавит тебя от домашних хлопот?
