Фамилий было около сорока. Прикинув же, что надо купить, я присвистнул: где взять деньги? Но старец даже не поинтересовался, есть ли у меня такая сумма… И я взбесился: сорвавшись с места, влетел во двор, поднялся по ступенькам, громко постучал кулаком в дверь, и когда на пороге показался паренек, сунул ему лист бумаги, бросив:
— Отдай гостю! — и побежал к калитке.
Я знал: теперь мне житья не будет в ауле. Савкудз прожужжит всем уши, какой я подлый, как бросил его в городе «посреди улицы», объявит, что я позор для Хохкау и еще покажу себя во всем блеске. И при этом будет жалеть мою маму.
… Я жал на газ. Машина, постанывая, повизгивая шинами, мчалась по горной дороге, чудом огибая скалы, оставляя след у самого края пропасти. Быстрее! Быстрее! Я должен скорее увидеть Эльзу! Я повезу ее в Цей, а затем в Нар. Я как-нибудь поведу ее маршрутом, которым водил нас, детишек аула, Валентин Петрович. Я никому не рассказывал, как он умер. Но Эльзе расскажу, все расскажу, — и как отозвал меня в сторону, и какие слова произнес. Не скрою и то, что часто вспоминаю его, что во сне советуюсь с ним, особенно когда мне трудно, и я не знаю, как поступить.
Эльза встретила меня дрожащей улыбкой. Ей очень хотелось выглядеть беспечной и равнодушной, но тягостные часы ожидания у пруда все-таки сказались, наложив густые тени под погрустневшими глазами. Она не упрекнула меня, не стала жаловаться, как ей было мучительно больно, как сжималось сердце при мысли, что я пренебрег ею, покинул ее. Она даже не заметила, что я приехал не на самосвале, а в «Жигулях»…
Щадя самолюбие Эльзы, я старался не смотреть в ее сторону, сделав вид, что внимание мое поглощено крутыми поворотами горной дороги, на которых малейшая оплошность приведет к внезапному прыжку ретивой машины в пропасть.
Потом я рассказывал ей о проделке Савкудза. С каждой новой подробностью озадаченность все сильнее угадывалась на лице Эльзы. Наконец, она не выдержала:
— Ты отвез его во Владикавказ?
— Ну!
— И ждал больше часа, когда он соизволит выйти от друга?
— А что было делать? — пожал я плечами.
— А почему ты не забрал меня, когда отправлялся во Владикавказ?
Теперь удивился я. Неужели она не понимает? Мне и в голову не пришло пойти на такой чудовищный поступок.
— В машину, где старец, усадить тебя?!
— А что тут плохого? — в ее голосе было неподдельное удивление.
— А что бы я сказал ему? Как объяснил, кто ты? Почему везу тебя во Владикавказ? Что бы он подумал?
— А какое ему дело до тебя и до меня?
Я через зеркальце посмотрел на нее. Она не шутила, она в самом деле хотела понять, в чем тут загвоздка…
— Ну, знаешь, — ошарашено пожал я плечами. — Представлять старцу свою девушку? Это не по-осетински.
— И потому ты гнал автомобиль целых сто километров, чтоб возвратиться за мной и вновь сделать еще сотню километров?! — и она решительно заявила: — Я не понимаю! — Когда мы проехали три-четыре километра, она глухо, с сожалением произнесла: — Какие мы разные…
— Ну, а как бы поступил твой земляк? — поинтересовался я.
— У меня есть двоюродный брат, Готтфрид. Я знаю, он выставил бы любого, самовольно севшего в его машину. А если бы решил довести старика до города, то не как хозяина, а как попутчика. Но главной в автомобиле была бы его девушка. Да, он заехал бы за мной, и ему было бы… — она поискала посильнее слово: — начихать — так, кажется, у вас говорят?г на то, что подумает старец. — И еще раз повторила: — Разные мы, разные…
Возвращались мы из Владикавказа в седьмом часу. День еще был во власти летнего удушливого зноя. Асфальт на трассе местами поплыл блестящими лужицами, вязко цеплявшимися за колеса. Слева цепь гор, притихших, блаженно подставивших бока прозрачным лучам, — ни дать ни взять громоздкие, бесформенные тюлени нежатся на солнце — становилась рельефнее, громаднее, выше, и, наконец, подперла свод присмиревшего, отливавшего золотом неба. Впереди смутно угадывалось полное таинственности ущелье, ласково маня к себе, суля тишину и навевая неясные мечты.
Я не помню, когда мне было так хорошо… Я готов был обнять горы, небо, трассу, деревья, выстроившиеся на обочине. Казалось, сама природа потворствовала клокотавшему во мне пьянящему чувству.
Воображение понесло меня, точно необузданный мустанг, и я не только увидел Эльзу в своих объятиях, — я ощутил ее гибкое, трепещущее тело, податливые губы… Это было жутко и одновременно мучительно сладко. В сознание ворвались видения, так безжалостно мучившие меня во сне из ночи в ночь… И когда казалось, что еще миг — и я окажусь во власти безумных желаний, — добрым избавителем пришел стыд… Смутившись, я тайком покосился на Эльзу: не догадалась ли она о моих бесстыдных мыслях?
Но она сидела, расслабившись, полузакрыв глаза, то ли еще находясь во власти красочного циркового представления, то ли наслаждаясь скоростью, подставив лицо струе ласкового ветерка. Эльза встретила мой взгляд улыбкой — не дразнящей, не ироничной, а нежной и… ждущей. Или мне показалось?
Мне захотелось сделать для нее что-то необыкновенное, радостное. Но в голову ничего не приходило, и тогда я спросил:
— Хочешь поводить машину?
Она посмотрела на меня, как мне показалось, удивленно. Она не верит, что это возможно, усмехнулся я и возбужденно заверил ее:
— Я научу, и у тебя получится!
Не спуская с меня глаз, она, поколебавшись, нерешительно кивнула, мол, давай попробуем…
Трасса была пустынна, не грозила неприятностями, и я затормозил, подумав: чего откладывать, когда можно прямо сейчас и начать первый урок. Мы поменялись местами. Она внимательно слушала мои разъяснения, повторяя: зажигание, тормоз, газ, коробка скоростей.
— Не бойся, это поначалу страшно, сложного здесь ничего нет.
Она оказалась способной ученицей, быстро освоила, как переключать скорость, и все премудрости того, как сдвинуть машину с места. Наклонившись к ней, я вцепился руками в руль:
— Ну, начинай, как учил, — приказал я. — Сперва что надо сделать?
— Включить зажигание.
— Молодец! Действуй!
Мотор глухо заурчал, отдавшись в салоне мелкой дрожью — Что теперь? — подражая инструктору, строго уточнил я.
И на этот раз Эльза оказалась на высоте.
— Перевести ручку коробки передач на первую скорость…
И ручка верно двинулась в нужном направлении.
— А теперь что? — спросил я требовательно.
— Нажать на газ правой ногой? — озорно посмотрела она на меня.
— Не оглядывайся! — сказал я назидательно, растягивая слова, строго предупредил: — Верный путь к гибели: будучи за рулем смотреть по сторонам. Никогда ни при каких обстоятельствах нельзя отрывать взгляд от дороги. Ясно?
— Слушаюсь, — проворковала Эльза, уставившись на трассу и вцепившись руками в баранку, и робко спросила: — Можно газануть?
Я крепче ухватился за руль и нечаянно коснулся ее руки. Сердце мое бешено забилось, и я поспешно передвинул ладонь.
— Слегка нажимай на газ… Едва-едва…
«Жигули» ожили, еле заметно двинулись с места и вновь замерли.
— Так? — шепотом спросила Эльза, по-прежнему, стоически глядя прямо перед собой.
Я решил, что не мешает ее немного подбодрить:
— Ну, ты уж совсем робко… Смелее! Ничего не случится, я же подстраховываю.
— Да?
Руль Эльза держала крепко, и «Жигули» не виляли из стороны в сторону, как это случается у новичковг. Умница, — удовлетворенно подумал я и, смилостившись, разрешил:
— Можешь сильнее нажать на газ…
Учеба шла успешно. Через четверть часа Эльза увеличила скорость до двадцати километров, потом до тридцати…
— Нравится? — в который раз допытывался я у нее.
— Очень! — выпалила она и слегка прижалась ко мне.
Тут бы мне рассердиться, пресечь на корню такую вольность за рулем, но инструктор во мне спасовал, безалаберно уступив все права влюбленному. Я закрыл глаза. Голова моя кружилась…
Открыл глаза я в тот момент, когда нас перегоняла «Волга», из салона которой уставились в нашу сторону пять или шесть пар взрослых и детских глаз. Удивленные черепашьим ходом «Жигулей», пассажиры пялились на нас, как на чумных. На их месте и я бы полюбопытствовал… Прошуршав шинами, лимузин проскользнул мимо, обдав нас презрением; мальчуган лет семи скорчил нам рожицу…
— Можно? — с детским азартом в глазах произнесла Эльза.
Я не успел осмыслить, на что она спрашивает разрешения, как почувствовал, что «Жигуленок» плавно набирает скорость. Мне бы остановить Эльзу, но машину не дергало, да и я на всякий случай держал баранку.
Теперь «Волга» и «Жигуленок», точно привязанные, шли одна за другой на расстоянии десяти-двенадцати метров. Будь я сам за рулем, я бы, пожалуй, предпринял попытку перегнать их.
Прошло минуты три, когда показался элегантный, несмотря на громоздкость, «Икарус». Меня это не смутило: автобус шел строго по своей половине дороги, мы — по своей…
