Проводив глазами Ульяну Ивановну, незнакомец деловито приступил к уборке остатков рьяного служителя комендатуры.
Едва ли нужно говорить о том, как глубоко был взволнован доктор Великанов, когда, вернувшись домой, он обнаружил исчезновение Ульяны Ивановны. Вести, которые принес отправившийся на разведку Василий Степанович, расстроили его еще больше. Тем сильнее была его радость, когда Ульяна Ивановна, бледная, изможденная, но живая и здоровая, перешагнула порог дома.
— Ульяна Ивановна, рассказывайте скорее, что с вами случилось? — потребовал он.
— Ничего не случилось, Арсений Васильевич, — почти прошептала она, косясь на Василия Степановича.
— Ульяна Ивановна! — очень серьезно сказал доктор Великанов, — я прекрасно вижу, что с вами случилось что-то серьезное… Кто вас обидел?
При этом вопросе голос доктора гневно дрогнул, а пальцы грозно забарабанили по столу.
— Этот… лысый из комендатуры обидел, — пожаловалась Ульяна Ивановна.
— Что он сделал? — прерывающимся голосом спросил доктор, приподнимаясь из-за стола. — Рассказывайте все! Имейте в виду, что Василий Степанович наш друг и при нем можно быть откровенной.
И здесь Ульяна Ивановна заплакала, а поплакав, весьма обстоятельно рассказала все.
— Ударила я его и думаю: что же теперь будет?… Я-то еще ничего — сама знала, на что шла, а вы-то, вы-то, Арсений Васильевич?!
— Обо мне вы напрасно думали, Ульяна Ивановна, — решительно сказал доктор. — Я всецело разделяю ваши мысли и готов вместе с вами отвечать за ваш поступок. Я готов взять его на себя!
Но Василий Степанович воспринял рассказ Ульяны Ивановны менее восторженно. Он был явно встревожен.
— Конечно, так-то оно так, но только отвечать-то вовсе незачем. Дрихель-то там еще лежит, Ульяна Ивановна? — спросил он, поднимаясь и берясь за кепку.
— Нету его.
— Куда же он делся?
— Да так уж получилось — нету его…
Внушительный и суровый совет незнакомца «держать язык за зубами» не располагал сестру-хозяйку к словоохотливости.
— Ульяна Ивановна, — сказал доктор Великанов, — будет лучше, если вы расскажете все. Положение очень серьезное.
Последующий рассказ Ульяны Ивановны о появлении великана, не лишенный в ее изложении некоей романтической таинственности, мало-помалу начал успокаивать Василия Степановича. Когда же дело дошло до приказания послать Саньку на Горелый кордон, он улыбнулся и сказал:
— Похоже, все в порядке, ежели так.
— А кто он такой — я так и не знаю, — закончила повествование Ульяна Ивановна.
— И знать особенно не надо, — ответил Василий Степанович. — А точно, есть один такой — описание полное. Да его ни с кем и не спутаешь… Плохо только, что я Саньку услал, придется, видно, самому идти, дело такое, что смекать надо.
После ухода плотника, доктор Великанов прокомментировал события дня.
— Ваш поступок, Ульяна Ивановна, решителен и прекрасен, ибо достоинство советского человека — превыше всего! Что же касается смерти Дрихеля, то это вовсе не случайность. Он должен был погибнуть, и то, что случилось с ним, совершенно закономерно.
…Но перенесемся в стены комендатуры.
Комендант Ренке довольно быстро заметил исчезновение Отто Дрихеля, но вначале отнесся к этому спокойно.
— Эта пьяная свинья где-нибудь спит, — решил он. Только на следующий день, когда пропажа писаря превратилась в реальную неожиданную неприятность, Ренке начал принимать меры, вызвав гестаповцев и с десяток полицаев.
В результате его стараний расследование таинственного исчезновения писаря было поручено «Злой Грете» — знаменитой овчарке, натренированной на поиски партизан. Очевидно, руководясь запахом алкоголя, она довольно быстро определила последний путь ефрейтора и привела преследователей к месту его бесславной гибели. Но здесь на Грету напали сомнения: перед нею был не один след, а несколько — запахи множества женских ног вели к селу, но другой, более сильный запах яловых сапог, густо пропитанных дегтем, вел в лес. Добросовестно изучившая свое собачье дело, Злая Грета колебалась недолго. Немного покружив, она решительно двинулась в глубину леса. За ней последовал отряд гестаповцев и полицаев.
Путь этого отряда был долог и труден. Он закончился в глухой лесной трущобе, на расстоянии вполне безопасном для Больших Полян. В комендатуре не было даже слышно перестрелки.
Доктор Великанов и Василий Степанович узнали об этом происшествии гораздо раньше обер-лейтенанта Ренке от прибежавшего из отряда Саньки-Телефона. Наскоро выложив животрепещущие новости, он увлек доктора в самый укромный уголок — за печку. Что именно они там делали — неизвестно, потому что разговор велся очень долго и доктор прилежно что-то писал, вручив написанное Саньке.
Уже готовясь исчезнуть из избы, парнишка еще что-то вспомнил и, едва сдерживая смех, сунул доктору изрядно помятую записку. Она гласила:
«Доктору Перцу. Ордер на получение воротника для шубы. Сорт меха — Злая Грета. Действителен в течение трех дней по окончании военных действий в с Большие Поляны».
Подпись под этим странным документом была сделана нарочно неразборчиво, но самый почерк показался доктору знакомым.
— Это несерьезно и ничуть не смешно! — гневно сказал он, сжег записку на огне каганца и молча улегся на свою постель.
Но, очевидно, ночью он по-иному оценил происшедшее.
— Я передумал! — серьезно и торжественно сказал он Ульяне Ивановне и Василию Степановичу. — Я принимаю этот подарок. Из этого надлежит сделать два вывода: во-первых, что я действительно доктор Перец, а во-вторых, что мех Злой Греты будет пришит к моей шубе.
Ульяна Ивановна ахнула:
— Да что вы, Арсений Васильевич, разве это докторский мех? Пес и есть пес, и псиной пахнет… Как вам угодно, а пришивать его я не стану!
— И докажете этим только, что вы ничего не понимаете в мехах, — задорно ответил доктор Великанов.
С бесславной кончиной Дрихеля совпал по времени другой эпизод, может быть, не столь важный, но глубоко взволновавший доктора, — встреча с Мазепой.
Однажды мокрым осенним утром доктор Великанов шел на работу в дровяной сараи. Впереди он заметил рослую, очень худую лошадь, уныло бродившую по пустырю.
Узнав доктора, Мазепа пошел к нему навстречу.
Доктор снял и протер мокрые от дождя очки.
— Мазепа? Тебя ли я вижу? — спросил он.
Несомненно, это был Мазепа, но — раскаявшийся, слабый, едва державшийся на ногах. Он ответил доктору грустным ржанием.
Доктор заметил, что передние ноги Мазепы были опутаны тяжелой металлической цепью, скованной, быть может, где-нибудь в Золингене. Он почувствовал приступ тоски, гнева и жалости. Уж слишком о многом и слишком красноречиво звенела эта цепь…
Должно быть, Мазепа понял состояние доктора Великанова, потому что еще раз вздохнул и положил тяжелую, костлявую голову на докторское плечо.
Здесь доктор Великанов сделал то, что несомненно вызвало бы неудовольствие Ульяны Ивановны. Он достал из кармана свой завтрак, приготовленный ее руками. По условиям оккупации этот завтрак был невелик и не очень питателен, но отказать Мазепе в немедленной практической помощи доктор не мог.
Нет ничего удивительного, что, вернувшись домой после работы, доктор Великанов с большим аппетитом налег на кулинарные изделия сестры-хозяйки.
— Знаете, кого я сегодня видел? — спросил он ее, кончая вторую тарелку щей.
Ответить на этот вопрос Ульяна Ивановна не могла, да доктор Великанов и не дожидался ответа.
— Сегодня я встретил Мазепу!
И доктор обстоятельно рассказал об утренней встрече. Ульяна Ивановна вздохнула:
— Господи, Арсений Васильевич, — что же это такое делается? Скотину бессловесную, и ту мучают. Очень жестокий народ немецкий… Так, говорите, Мазепа вас сразу узнал?
— Сразу, Ульяна Ивановна.
— Ну, а вы?…
Доктор медлил с ответом, и в голове Ульяны Ивановны мелькнула тревожная догадка.
— А вы его, батюшка Арсений Васильевич, случаем, своим завтраком не стимулировали?
«Что вы, Ульяна Ивановна!» — хотел солгать доктор Великанов, но не смог. Под проницательным взглядом сестры-хозяйки он потупился и честно произнес:
— Немного, совсем чуточку.
Разговор о Мазепе напомнил Ульяне Ивановне прошлое…
Эти воспоминания глубоко взволновали, даже потрясли ее. Все, что было связано с больницей, представлялось ей теперь трогательным, имеющим какое-то особое значение. Глаза ее увлажнились.
— А вы, батюшка Арсений Васильевич, помните, случай у нас был — в 1939 году или, может быть, в сороковом году? Ночью требовалось больную на операцию везти, а машина в скорой помощи на ремонте была… Вы вызываете меня и говорите: «Ульяна Ивановна, нужно срочно одно дело сделать…» Помните? Вы так тогда и сказали: «Скажите, мол, чтобы сейчас же Мазепу запрягли, и отвезите ее сами».
