Владимир Санин - Старые друзья

И на обед, и на ужин будет то же самое; только на братца Кролика мозгов у меня уже не хватает, и я придумываю приключения братца Верблюда, который больше всего на свете любит щи из цветной капусты и блинчики с мясом, если они у нас на обед, или картошку с котлетой, если таков у нас ужин. Ну а когда братец Верблюд иссякает, у меня в запасе всегда новые приключения доктора Айболита, Бармалея, ослика Мафина и Винни-Пуха. И, конечно, ответы на вопросы, чаще всего заковыристые.

Андрейка — человек неглупый и хитрый. Он давно усвоил, что если капризно или тем более с визгом и слезами что-либо от меня требовать, то дед становится сухим, колючим и начинает говорить противным голосом. Поэтому лучше всего брать деда юмором, для чего под рукой всегда имеется много добротно проверенных вариантов.

После завтрака мы едем в зоопарк, к «братьям нашим меньшим». Особенно потрясла Андрейкино воображение площадка молодняка, на которой все звери, как он точно выразился, «гуляют в обнимку». Всю обратную дорогу он требовал от меня купить пони, тигренка, щенка и лисенка (сошлись на сливочном пломбире).

Потом Андрейка лег спать, а я размечтался. Конечно будь я человеком не просто состоятельным, а богатым, купил бы ему пони. Мне, как инвалиду, положен гараж для бесплатного «Запорожца», и пони вполне законно можно поселить там… Ладно, спустимся на землю. Может, собаку? Вообще я убежден, что каждому ребенку собака необходима, рано или поздно нужно ее заводить, но не сейчас, а когда Андрейка пойдет в школу.

Эти мечтания прервал телефонный звонок, до меня добрался Костя. Пока я набирал в легкие воздух, чтобы его обругать, он одним махом выпалил, что в семь ноль пять по экстренному вызову выехал с группой захвата на место происшествия, арестовал четверых квартирных грабителей, трех парней лет за двадцать и пятнадцатилетнюю девчонку, передал их ребятам из МУРа и лишь только что вернулся к себе после визита к зубному врачу, так как один из рецидивистов, а именно девчонка лет пятнадцати, оскорбила его действием, ловким каратистским ударом ладони выбив вставной зуб, тот самый, который — ирония судьбы! — я полвека назад выбил ему в школьной драке. Оправдавшись и не дав мне раскрыть рта, Костя доложил, что хотел ко мне заехать для того, чтобы посадить на десять-пятнадцать суток за мелкое хулиганство, выразившееся (тут он стал торжественно зачитывать бумагу) «в насильственном выбросе из квартиры и нанесении материального ущерба в виде оторвания ворота от импортного кожаного пиджака гр. Глушкина А. А., каковые факты подтверждают гр. Волохова Е. Л., Волохов И. А. и Волохов Ю. А.». Ознакомив меня с протоколом, составленным моим другом участковым Лещенко, Костя поинтересовался, что я предпочитаю: отсидку в общей камере или одиночной; возмещение материального ущерба в виде оплаты пришивания воротника к импортному кожаному пиджаку и морального в виде извинения перед гр. Глушкиным? Весь этот монолог сопровождался короткими взвизгиваниями, сызмальства заменявшими у Кости нормальный человеческий смех. Мы обсудили ситуацию, и Костя под мою диктовку записал: «Будучи контуженным и временами лишенным наличия памяти и тормозных функций (медицинская справка прилагается), я, гр. Аникин Г. А., факта выброса гр. Глушкина А. А. из квартиры и оторвания ворота от импортного кожаного пиджака припомнить не могу, а посему возмещать материальный и моральный ущерб отказываюсь». На этом наша веселая беседа закончилась, и если я ее привел, то лишь потому, что она имела быстрое, неожиданное и весьма позорное для меня продолжение, о чем вам вскоре будет доложено.

Андрейка спал уже часа полтора, и за это время я продумал план мероприятий на вторую половину дня: чтение, шахматы, физические игры на свежем воздухе и стихийно возникающие в ходе общения разговоры на морально-этические темы. Одновременно я переделал кучу работы: провернул мясо, почистил картошку, пришил пуговицы к Антошкиному плащу, вымыл плиту и прочее.

Тихонько заглянул в спальню — сопит в две дырочки, губами причмокивает, что-то вкусное снится шкету. Наиболее проницательные из вас уже догадались, что люблю я его, как сорок тысяч дедушек любить не могут. В этой связи вспомнил один поучительный эпизод. В моем коротком студенчестве был у меня приятель, ныне известный серьезными статьями профессор-социолог Володя Шубаев; когда его полуторагодовалая дочь пролепетала первую связную фразу, Володя, в жизни человек ироничный и отнюдь не склонный к телячьим восторгам, воскликнул, сияя: «Гриша, ты же знаешь, я человек объективный, но умнее Анечки ребенка не видел!» Чтобы не обидеть родителя, я утвердительно кивнул, хотя мог бы и заржать, поскольку достоверно знал, что смышленнее моей Антошки ребенка нет и в природе быть не может.

Из этого эпизода яснее ясного, что кого-то любить и быть к нему объективным невозможно, ибо чувства и разум вещи несовместимые, и то, что человеку диктуют страсти, редко подтверждается холодным рассудком. Именно поэтому, на мой взгляд, разного рода социальные теории, густо замешенные на страстях, так часто опровергаются жизнью, в отличие от законов математических и физических, сформулированных бесстрастной и железной логикой человеческого ума. Почему я об этом? А потому, что к шкету, конечно, я тоже не объективен и наверняка вижу его не таким, каков он есть на самом деле, а таким, каким хочу его видеть. Со внешностью все в порядке — маленькая копия деда, которого он в глаза не видел; а во всем остальном — пока что не знаю, хотя и надеюсь, что мечта моя осуществится и шкет повторит Андрюшку духовно, в таких качествах, как честность, мужество, бескорыстие, преданность друзьям. В достижении этого мне сильно мешает детский сад, где на измученную и крикливую воспитательницу навешено штук двадцать пять детей, а также Степан с Антошкой, которые проявляют любовь к Андрейке неумеренными восторгами вслух, при нем, что меньше всего на свете способствует воспитанию такого важного качества, как самокритичность. Поэтому я с нетерпением жду, когда шкет пойдет в школу, расположенную рядом с моим домом; после уроков и до вечера внук будет у меня, все свои дела буду вершить с утра.

Высосав после сна полбутылки пепси-колы, Андрейка выбирает для чтения «Приключения Буратино». Я поставил своей целью, чтобы к пяти годам (остается три месяца) он читал бегло, и утвердил такое правило: одну страницу читаю я, следующую он. Шкет этим правилом не слишком доволен, однако спорить с Антонычем — занятие бесперспективное, напрягает извилины и читает. Но вскоре со двора доносится призыв: «Андрейка! Андрейка!» — и мы отправляемся гулять.

Во дворе своего предводителя ждут три крохотульки девчоночки, его же возраста. Андрейка выстраивает их, вытаскивает из-за пояса деревянный кинжал и начинает обсуждение, кого сегодня грабить. Решено ограбить меня. Андрейка ставит деда к стене, приказывает задрать кверху руки и дрожать от испуга и, корча самые свирепые рожи, начинает исполнять песню разбойников, сочиненную Антошкой специально для этой игры:

— Ишь, вытянулся, — щебечет одна, гладя Андрейку по вихрастой голове, — жених у вас растет, Григорий Антоныч! Вот тебе, атаман, три невесты — выбирай!

Опасность я чувствую нюхом — фронтовая привычка. Память у шкета отменная, наслышался он всякого, и это всякое в разговорах со взрослыми может выплеснуться самым неожиданным образом. Сейчас бы увести его подальше, но и мамы, и девочки вытянули шеи, как богини у Гомера в сцене искушения Париса.

— Глаза разбегаются, — шепотом подсказываю я, — все хороши…

Андрейка пренебрежительно сплевывает.

— Вот еще, они некрасивые.

Весь женский контингент обиженно поджимает губы. Я делаю страшные глаза, но Андрейка не обращает внимания.

— Знаток! — говорит одна. — От горшка два вершка, а разбирается, кто красивый, а кто некрасивый.

— Королева ему нужна, — иронизирует другая, — смотри, вообще без невесты останешься!

— Не останусь, — Андрейка кивает на меня. — Антоныч говорил, что этого добра у нас навалом.

Смутно вспоминая, что я действительно когда-то такое брякнул, хватаю шкета за руку и трусливо ретируюсь, теряя на ходу амуницию. Вослед летят неодобрительные реплики, сразу кучу врагов нажил. Начинаю душеспасительную беседу.