— Это зачем?
— А за что ей тебя любить? Ты сама подумай. Ты же не в дом ее к себе взяла, они отдельно живут. Во-вторых, ходишь со своими советами, а молодые этого не любят. В третьих, Борис твой небось при каждом удобном случае говорит, что у мамочки лучше было. Мало? А ей от тебя какая польза? Что ты ей хорошего сделала?
— Как это — что? Борис мой сын, я его вырастила. За одно за это…
— Подумаешь, принц какой? Она бы себе другого нашла!
— Да? — спросила Анна Ивановна. — Говоришь, подарить ей нужно? Покажи еще раз бруснику. А шерсть настоящая?
— Я не набиваюсь, — сказала Вера Васильевна как можно спокойнее, — я этот отрез всегда продать могу.
— А еще у тебя что есть?
Торговля продолжалась больше часу, хорошо что Виктор Степанович где-то задержался. Уходила Анна Ивановна с туго набитой сумкой, и теперь уже не Вера Васильевна была должна ей, а наоборот, и не сто рублей а двести. Только бы эта бестолковщина не передумала. Вера Васильевна сбыла ей две пары туфель, купленных десять лет назад в Атке (кто сейчас такие носит?), и отрез сиреневого панбархата (носи на здоровье), и даже шарфик капроновый (со скидкой, за пятерку — в виде премии) — очень хорошо все получилось. А то ведь жалко бросать вещи, пусть они и не самые модные, но ведь деньги за них уплачены. А деньги не помешают, если в дорогу собираешься. К тому же и слугам нужно что-то купить, чтобы Антон Бельяминович не сердился.
Опять у Веры Васильевны все в другую сторону завертелось, словно она не только от вещей, но и от Виктора уже избавилась. И продала-то всего на три сотни. А тут, если поторговаться, еще на тысячу осталось. И настроение хорошее сделалось. Только бы Виктор пьяный не пришел, очень не хочется видеть его фокусы.
Но Виктор Степанович пришел трезвый и какой-то загадочный, То есть вроде обычный, но смотрит не так и покашливает, словно так прямо и простудился. Может, чего узнал? Какая-то баба, ведь писал Антон Бельяминович, все перехватывает. Может, она подкараулила Виктора и рассказала? Но непохоже, Виктор хоть и странный, но веселый. И трезвый. Чего это он?
Время обедать. Виктор уселся на кухне около плиты, которая служила вместо стола, и опять запел: «Хаз-Булат удалой!..» И опять голова дрожит. Это признак наилучшего настроения.
— Ты чего, Вить? — Вера Васильевна спрашивает.
— А ты чего?
— Да я ничего, — говорит Вера Васильевна. — Давай обедать. Странный ты какой-то.
— А ты не странная? Чуть в меня не вцепилась.
— Да показалось тебе. Чего мне вцепляться?
— Может, и есть чего, — говорит он уже совсем загадочно и вытаскивает бумажник. — Возьми на расходы, а то я и забыл, что ты без денег. Правильно ты мне напомнила.
И дает ей двести рублей. Ну дела! Вчера ни гроша не было, а сегодня уже четыреста рублей. Даже сразу и не сообразишь, что с такими деньгами делать.
— Спасибо, — говорит Вера Васильевна. — А я думаю, чего ты так странно смотришь?
— Ладно. Шампанское в сумке возьми. Может, замерзло? Холодно на улице.
— А где ты деньги взял? Ведь сегодня сберкассы закрыты. Или ты их в снег закапываешь?
— Много будешь знать! — огрызнулся Виктор Степанович.
Так ей, действительно, все и доложи. Скоро состарится, если все знать будет.
Пока обедали, Виктор Степанович пару раз смотался в большую комнату к серванту, а потом, когда Вера Васильевна со стола убирала, и последнюю стопку выпил. Теперь уже полный порядок. Один только пункт остался невыполненным, но и тут, наверное, будет без осечки, потому что двести рублей он Вере дал, а это деньги немалые. Что ей еще надо? Кто она ему, в конце концов! Или только кухарка?
— Ты чего? — спросила Вера Васильевна, подняв голову с подушки, когда он, стараясь не греметь дверью, протиснулся, чуть приоткрыв ее, в маленькую комнату.
— Так ведь холодно на кушетке, — сказал Виктор Степанович, улыбаясь.
— Не выдумывай.
Однако надежда на то, что все сегодня удастся, раз уже день такой замечательный, не оставляла Виктора Степановича.
— И ты небось замерзла! — сказал он, залезая под тяжелое красное одеяло.
— Я уже сплю, — сказала Вера Васильевна, отодвигаясь к стенке.
— Не болтай ногами!
Виктор Степанович просунул руку под ее теплое плечо и потянул к себе. Вера Васильевна даже не шевельнулась.
— Да ладно! — сказал он и попробовал повернуть ее. Но Вера Васильевна не отозвалась, словно и правда спала.
— Не надо, слышишь? — сказала она, когда Виктор Степанович, приткнув ее к самой стенке, навалился и потащил вверх ночную рубашку. — Не надо, уйди!
А он сдвинул ее под себя и больно вдавился коленом между ног.
— Я тебя ненавижу! — заплакала Вера Васильевна. — Ненавижу тебя, проклятый!
На другое утро Вера Васильевна пошла в «Восход». От вчерашних метаний — ах, бедный Виктор, как его бросить? — не осталось и следа. Теперь уже все точно определилось, раз он такой негодяй, и нечего его жалеть. Значит, нужно купить подарки слугам. Двести рублей на это хватит — часы для Матильды рублей сорок и браслет Бируте около ста. Виданное ли дело, рассыльным, курьеру, если по-русски, такие подарки делать! Но это уже были не возражения, а их маленькие обломки. Все Вера Васильевна решила и даже сантиметр взяла, чтобы мерять браслет, потому что у нее самой рука оказалась толще. Все она сделает так, как хочет Антон Бельяминович. Куда ей теперь деваться, если с Виктором она жить больше не будет?
Часы она купила в универмаге — кулон на желтенькой, под золото, цепочке (сорок девять рублей пятьдесят копеек — как раз» то, что надо), а за браслетом пришлось идти в «Алмаз». Но и тут повезло — есть браслеты по сто одиннадцать рублей, и размер подходит. Это всегда так бывает: после двух неудачных дней (а вчерашний счастливым разве назовешь?) наступают дни, когда все удается и получается. Так что и от неудачных дней тоже польза есть, потому что если бы их не было, не было бы, наверное, и других дней.
И безобразный поступок Виктора, как ни противно о нем вспоминать, тоже ведь небесполезный. Потому что воздержись Виктор от него, Вера Васильевна, может, и сегодня ломала бы голову, как ей поступить, ехать или не ехать, бросать или нет. А так все ясно: получай свое, негодяй, ты это заслужил, так тебе и надо.
Сверкающие витрины в ювелирном магазине напомнили Вере Васильевне, какой подарок ей приготовили в США-Канаде, какой замечательный комплект ей купил Антон Бельяминович — в одной комнате не повернешься. Так сам и написал. Рядом с тем комплектом все магаданские украшения, наверное, сущая дешевка и ерунда, хотя некоторые и стоят по пять с лишним тысяч. И вот что интересно: если одно платиновое или золотое колечко с довольно мелким бриллиантом стоит больше пяти тысяч, то сколько же тот комплект стоит? Ведь Антон Бельяминович написал, что бриллианты крупные, а крепятся они, надо думать, не на железе, а тоже, наверное, на драгоценном металле. Сколько же это может стоить? Может, весь магаданский магазин столько не стоит, сколько этот один комплект. А она еще деньги на какой-то браслетик жалеет!
Видите, какой опять гонор пошел! Только что мы с вами жалели Веру Васильевну, а теперь ее мысли уже не вызывают у нас никакого сочувствия. Можно ли так заноситься? Можно ли так противопоставлять себя всему населению города, даже если у тебя знакомый с таким загадочным адресом? Конечно, нельзя, некрасиво это. И купеческие восторги Веры Васильевны можно очень легко развеять, если назвать, скажем, сумму товарооборота магазина «Алмаз» или того же «Восхода». Очень солидные суммы будут. Можно сосчитать, сколько колец, часов, телевизоров (в том числе цветных), стиральных машин, детских колясок и прочего купили в 1973 году скромные жители этого северного города, и цифры получаются громадные.
Однако я хочу вам предложить другое. Что нам считать товары, произведенные бог весть где (в том числе и за границей)? Конечно они хорошие, красивые, некоторые даже элегантные. Но ведь и магаданская промышленность что-то производит, и эту продукцию покупают. И, раз мы говорим о Магадане, правильнее, наверное, будет именно о ней и рассказать.
В 1973 году на развитие городских предприятий пищевой, мясо-молочной, местной и топливной промышленности было направлено около четырех миллионов рублей — на 15 процентов больше, чем было освоено в 1972 году. Опережающими темпами развивалось производство товаров народного потребления.
Хлебозавод в 1973 году предложил магаданцам 897 тонн кондитерских изделий (в 1971 году 796 тонн). Пивоваренный завод произвел 800 тысяч декалитров пива (рост по сравнению с 1972 годом на 2,1 процента), более чем в полтора раза увеличилось производство безалкогольных напитков — оно составило 477 тысяч декалитров. Минеральной воды было произведено 910 тысяч бутылок (рост 15,9 процента).
