На 8,7 процента увеличился выпуск продукций мясомолочной промышленности. Производство сосисок и сарделек составило 675 тонн. Производство мороженого достигло 200 тонн в год.
Заслуживает быть отмеченным и увеличение производства косторезных изделий и сувениров (в 1972 году фабрика сувениров получила новое прекрасное здание) — оно составило 45,9 процента, всего произведено изделий на сумму 645 тысяч рублей (из материалов сессии Магаданского городского Совета депутатов трудящихся 24 декабря 1972 года. Эти данные частично приведены в книге: Магаданская орденоносная. Магадан, 1974. С. 292–293).
Вот, вероятно, какими достижениями следовало бы гордиться настоящей патриотке Магадана, а не какими-то сказочными бриллиантами, купленными неизвестно на какие средства.
Дома Вера Васильевна красиво завернула все свои подарки (еще бутылку спирта положила — «Питьевой», цена девять рублей двенадцать копеек), зашила в вафельное полотенце и понесла Тоне.
— Ты б еще сургучом опечатала! — сказала Тоня. — Не доверяешь, что ли? А булькает что?
— Спирт. Для компрессов берегла, но теперь уже не болит.
— И как это Виктор не выпил, прямо удивительно. Ладно, профессор будет мензурки мыть.
— А отправить как? По почте — бутылка разобьется.
— Я же тебе главное не сказала! — встрепенулась Тоня. — Вчера летчик заходил, от Антона твоего. Какое-то оборудование ему там понадобилось.
— Что ж ты меня не позвала?
— Так Виктор был дома. Пристанет с расспросами, а летчик спешил.
— А письмо он привез?
— Ты меня уже совсем в почтальоншу превратила. А что я за это буду иметь?
— Что хочешь?
— Ты конкретно говори.
— Отрез креп-жоржета. Очень хорошенький.
— Ладно, — сказала Тоня, — только не обмани. Когда принесешь?
— Да принесу, не бойся. Где письмо?
Тоня вытащила пухлый конверт из-под скатерти, повертела его.
— Да! — сказала она. — Мне Ленка говорила, что ты у нее двадцать рублей на что-то выманила.
— Она сама сунула. Резинку ей какую-то нужно.
— Обойдется. У нее зарплата маленькая. Ты мне эти двадцать рублей верни. Нечего маленьких обманывать.
— Скажешь тоже! — вспыхнула Вера Васильевна и достала из сумочки деньги. — Давай письмо!
— Подожди. А посылку-то как отправлять?
— Ты же сама сказала, что с летчиком.
— Ну да, он меня в пять часов около аэроагентства будет ждать. Ты пойдешь?
— Дай письмо.
— Так я сама отнесу. Зачем тебе беспокоиться? А потом за креп-жоржетом зайду и все тебе расскажу.
— Да что же это такое! — взмолилась Вера Васильевна. — Дашь ты мне письмо или нет?
Письмо она читала дома, благо никого не было, никто не мешал. Только Белочка крутилась.
Привет из далекого края!
Здравствуйте, дорогая Вера Васильевна!
Все еще нет от вас известий, но почему-то я думаю, что слышу ваши мысли, и по мыслям вы уже здесь, на нашей прекрасной вилле, и смотрите на мир вместе со мной с 128 этажа. Верю, что придут письма от вас, и тогда я окончательно узнаю свою судьбу из ваших прекрасных рук. Верьте мне, что отношение к вам не какой-нибудь минутный порыв старого ухажера, а теплые воспоминания и верность с моей стороны, которые никогда не кончаются.
Я обеспечу вам счастливую и радостную жизнь, и через год, когда у нас родится сын (позвольте мне помечтать о моем максимальном счастье), вам будет странно вспоминать, что когда-то вы сомневались над моим предложением, а еще раньше и вовсе не знали никакого Антона Бельяминовича.
А он есть, Вера Васильевна. И ждет вас здесь день и ночь. И завалил уже всю квартиру вашими подарками.
Вчера мне написали на руле машины: «Моей любимой подруге жизни Верочке». В посольстве часто спрашивают: «Скоро ли приедет ваша супруга?» Знают, что я уже начал хлопотать о ваших документах на выезд и въезд. Я говорю: «Куда спешить? Приедет». Мне очень скучно жить без вас, госпожа Крафт!
У нас такая красивая вилла, что сотрудники посольства отдыхают здесь каждый выходной. Есть специальный пруд для свежей рыбы и помещение для охлаждения вина — большей частью шампанского грузинского разлива, какое вы любите. От посольства вам приготовили и уже доставили очень красивые подарки, в том числе двух павлинов — красивее, чем в зоопарке.
Я, со своей стороны, купил вам на днях шубку из светлой пумы и хрустальный абажур для гостиной. Собираюсь с цветоводом Джузеппе соорудить для вас бассейн с вышкой, чтобы смотреть, как вы будете прыгать. Вот такой я делаюсь веселый и молодой, когда думаю о вас.
Как вы решили с паспортом? Помните, что для получения въездных документов он должен быть чистым, т. е. без штампа регистрации брака. Прошу вас ответить на этот вопрос в первую очередь. Видите, как я строго с вами разговариваю? Не сердитесь, потому что именно в этот вопрос упирается все наше будущее, А мы должны быть его лауреатами! И я верю, что все у нас будет, хорошо.
А теперь я должен сообщить вам очень печальное известие. Оно глубоко потрясло меня, и мне захотелось бросить все и вернуться в Ленинград. Там, в аэропорту, на руках у встречающих, а это была специально высланная охрана, скончался Аркадий, дорогой мой друг и товарищ по совместной научной и практической работе. Оказывается, он попал в автомобильную аварию на 72-м километре и порвал себе вену на ноге. В больницу лечь отказался и в самолете только улыбался, так свидетели говорят. У него вытекла вся кровь, но он до самой последней минуты сохранял присутствие духа и успел шепнуть встречавшим, что одолжил у моей жены, у вас то есть, 160 рублей на ремонт машины. И умер. Вот такой он был человек!
Конечно, акула-домработница захотела остаться с его детьми, чтобы получать большую пенсию, но я распорядился, чтобы ее мигом от них удалили, а детей пока послали в «Артек». Вы представляете, какая это стяжательница! Построила себе дачу на деньги Аркадия за 47 тысяч — и все ей мало. Жаль, что эту дачу у нее уже отнять невозможно. По моему указанию на могиле Аркадия сооружается сейчас памятник — бюст на постаменте. Еще я распорядился, чтобы там круглый год были живые цветы. Вот так погиб мой верный друг и дорогой товарищ Аркадий Грандук. Погиб из-за своей исполнительности, скромности и неумения беречь себя. Теперь мне придется работать вдвое больше, чтобы нашей выставке золотых изделий не было ущерба от этой утраты.
Я молю вас, Вера Васильевна, берегите себя! Другую такую потерю я не переживу. Вы самое дорогое, что у меня есть. И я не представляю, как бы я жил, если бы не встретил вас. Вы скажете, что я преувеличиваю, что у меня есть дочь, внучка. Все это правильно. Но у них своя семья, свои интересы. А ближе вас у меня нет никого, хотя мы и находимся сейчас так далеко друг от друга, через много народов и материков.
Кстати, на днях я получил от Галочки письмо, там есть и некоторые просьбы к вам. Выполните их, если это не будет вам трудно. Я, со своей стороны, повторяю предложение выслать вам доверенность на мои вклады в Ленинграде или Владивостоке, как вам удобнее. Сообщите, куда выслать.
Еще об одном прошу вас — жгите письма. Я понимаю, что, может быть, вам жаль это делать. Но не скупитесь. Пройдет совсем немного времени, и мы будем принадлежать только друг другу — всеми мыслями, словами и делами. А письма эти нам могут сейчас повредить. Шантажистка, о которой я вам писал, требует от меня кругленькую сумму за ту часть корреспонденции, которая попала к ней. Я возбудил против нее дело, но секретное, открытый уголовный процесс нам бы сейчас помешал. Не добившись ничего от меня, она может пойти к вашему мужу. И что будет, если и эти письма еще всплывут? Поэтому убедительно прошу вас, чтобы жгли.
Надеюсь на днях получить от вас весточку. Письмо Галины прикладываю. Привет вашей миленькой собачке и заботливой подруге. Сделали ли вы ей подарок?
Всегда Ваш Антон.
В конверт был вложен еще один листок. Почерк был очень похожий, почти такой же, как у Антона Бельяминовича. Но что в этом странного, если она его дочь? Дети ведь должны на родителей походить, а у нее даже почерк похож. Говорят, если девочка на отца похожа, то будет счастливой. Вот она тоже по заграницам и ездит. На листке карандашом было написано:
Здравствуй, дорогой папуля!
Привет из великой Индии! Приветы от Вадика и маленькой Риточки. Когда же наконец я напишу вам обоим — тебе и мамочке? Фото ее получили, она действительно нашлась, наша милая и прекрасная мамочка. Почему-то именно такой я ее и представляла. Скорее вызывай ее. Я знаю, что вы будете очень счастливы. Это ведь наша любимая мамочка. Мы ее ищем более десяти лет и вот наконец нашли. Только это письмо ты ей, пожалуйста, не показывай, а то она, может быть, не захочет, чтобы я ее так называла.
