— А за границу ехать не боишься?
— Да тихо ты. Чего ты орешь?
— Ты мне еще креп-жоржет должна, — сказала Тоня, — за это письмо.
— Дам, не бойся.
— А за милицию что дашь?
— Какая ты ненасытная, право. Даром даже плюнуть не хочешь.
— А чего же ты сама не идешь?
— И за милицию дам. Не веришь, что ли?
— Верю. Но лучше бы сейчас.
Пришлось Вере Васильевне опять чемоданы доставать, иначе Тонька не отстанет. Креп-жоржет она сразу: забраковала — цвет не ее, ей голубое не идет, она черная.
— А чего у тебя еще есть? И мне бы туфельки какие-нибудь.
— А Галочке я что пошлю?
— Да смотри, у тебя две пары: одну ей, другую мне.
— А сама босиком поеду?
— Не жадничай. Вон у тебя всего сколько. И чего ты копишь? Давно бы уж на барахолку снесла.
— А ты красные туфли положи, синие возьми.
— Да не идет мне синее. Сколько тебе говорить. У меня синего и нет ничего.
— А может, Галочке синие тоже не нужны?
— Кто тебе, в конце концов, дороже? — рассердилась Тоня. — Я или та девчонка? Кто тебе все делает?
— Ты делаешь. Но туфли красные я тебе не дам. Бери синие, если хочешь.
Сумела Вера Васильевна на своем настоять. Этой охламонке дай волю, она оба чемодана, унесет. Гляди как все в одну минуту перерыла! А кто она ей? Если бы Антон Бельяминович не посоветовал, Вера Васильевна ей бы ничего не дала. А Галочка, можно сказать, дочка приемная и подарок индийский уже приготовила. О ком Вера Васильевна в первую очередь думать должна?
— Ладно, — сказала Тоня, заворачивая туфли в газету, — в милицию завтра схожу. А магнитофон ты сама купи, скажи, чтобы самый лучший дали. Я в этом тоже ничего не понимаю.
«Сгодятся ему и покупные, — подумала Вера Васильевна, вспомнив о пельменях, которые ей на днях принесла Ленка. — А то думает, если деньги дал, то все ему сразу и простилось. Сильно много хочет».
Утром Вера Васильевна сходила к врачу, закрыла больничный. А чего тянуть? Печень пока вроде не болит. Да и хватит разлеживаться, собираться нужно, дел столько. Потом зашла в «Восход». Магнитофоны оказались дорогие, а самый лучший стоил триста тридцать пять рублей. Вера Васильевна купила бы что-нибудь подешевле, но этот был портативный — как небольшой чемоданчик. Наверное, такой удобнее для научной работы, легче его носить и меньше места занимает. И до дома его легче донести.
Однако вместе с коробкой получилось все-таки тяжело, и она битый час ждала такси около «Восхода», пока маленький нерусский дед (она видела его до этого много раз, он на телеге развозил по городу холодильники) не остановил перед ней свой «экипаж». Ехать так, на телеге, у всех на виду было стыдно, и Вера Васильевна костерила про себя Тоньку за то, что та отказалась с ней пойти — а подарки берет! Но хорошо, что хоть в милицию пошла, там тоже процедура не из приятных. А сказать возчику адрес, чтобы отвез магнитофон, а самой идти пешком, Вера Васильевна побоялась, Кто его знает? Может, он цыган.
— Дедушка, — сказала она, — сено-то где лошадке берешь?
— От горкомхоза работаем, — сказал он.
— Так это не твоя лошадка?
— У нас, между прочим, — сказал дед, оборачиваясь, — социализм давно построен. Может, слыхали?
— Да-да, — согласилась Вера Васильевна, почему-то смутившись. — А вы, значит, на лошадке?
— Гуманитарий я, к машинам не приучен.
— А что такое гуманитарий?
— Э! — сказал он. — Какое это теперь имеет значение? Может, пройдетесь немного, а то замерзнете.
«Ну уж нет, — подумала Вера Васильевна, — вежливые как раз и воруют. Не зря его сюда прислали».
Дома Вера Васильевна хотела сразу все упаковать, но вспомнила, что Галочка просила еще шоколадных батончиков для дочки, пришлось опять бежать в магазин. К Тоне она пришла уже в третьем часу, та только из милиции вернулась.
— Знаешь, — сказала Тоня, — с этим ничего не выйдет.
— А что, потерять нельзя?
— Потерять-то можно, но взамен на год временный дают. А кто тебя по временному за границу выпустит?
— Значит, нельзя?
— Никак. Я уж паспортистке намекнула, что, мол, хочу по турпутевке съездить. А она говорит: «Нет уж, сидите дома, если такая раззява!» Они там злятся, если паспорт теряешь. Ругают их, что ли, за это?
— Что же теперь делать? — спросила Вера Васильевна.
— Не знаю, сама решай.
— Значит, разводиться?
— Слушай, — сказала Тоня, — а на кой ляд он тебе вообще сдался? Сорок лет без него жила. Не обойдешься, что ли?
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Да жалко мне смотреть, как ты мучаешься. А он, может, аферист какой-нибудь.
— А что же ты подарки от афериста принимаешь?
— Во-первых, не от него, а от тебя. Во-вторых, какие там подарки! Постеснялась бы говорить. А в-третьих, я ведь все и отдать могу. Прыгай тогда сама, как хочешь.
— Да ладно, это я так, не со зла. Значит, разводиться?
— Не знаю. Это ты чего притащила?
— Магнитофон и туфли для Галочки. Шоколадных батончиков еще положила. А то пишет, что в Индии нет.
— Ну да! Ты ей скоро из Магадана молоко к завтраку посылать будешь.
— Письмо я на дежурстве напишу и утром принесу.
— Все бы уж сразу и принесла.
— А Виктор магнитофон увидит.
— Ты же разводиться хочешь, чего скрывать?
— Ладно, сама решу, а ты не лезь.
Так и расстались, довольно холодно. А чего Тонька со своими советами лезет? Ничего ведь не понимает. Это вообще, может, на, миллион жизней один раз приходится, чтобы такая встреча. А она говорит — перебьешься. Грубая она все-таки женщина.
Вечером Вера Васильевна прилегла отдохнуть перед дежурством. Но хотя Виктор и пришел почти неслышно, а потом телевизор включил еле-еле, сон не шел. Она забывалась на минуту или две, и сразу же начинался какой-нибудь кошмар, один раз она даже видела, как горит теткин дом в Ленинграде. Уснуть как следует так в не удалось.
Виктор тоже не спросил, послала она деньги тетке или нет. А как самой завести разговор на эту тему? Так и сказать — давай, мол, разведемся? Вчера для такого разговора хоть какие-то основания были. А сегодня что? Хоть бы эта шантажистка, что письма и открытки Антона Бельяминовича воровала, пришла. Вера Васильевна ей бы так и сказала: «Ну и расскажите все мужу!» А самой как начать?
На работе она села писать письмо. Оно получилось вначале грустным — конечно, жалко, что они не успели встретиться здесь, в Магадане. Тогда бы ей была поддержка. А то как она одна все сделает? Она просила Антона Бельяминовича не беспокоиться, не тратить на, нее время, которое ему так нужно для решения важных, вопросов. Конечно, ей сейчас нелегко, но просто — хорошо не бывает. Она все преодолеет, и они наконец будут вместе, лауреаты собственного счастья.
От этой мысли ей самой сделалось легко, и под утро она уснула — крепко, без снов и кошмаров. И пришла к Тоне в самом прекрасном настроении.
— А посылку летчик уже забрал, — сказала Тоня, — ., он вчера вечером приезжал.
— Да ты что!
— Я же говорила, что они на военных самолетах летают. Он тебе еще письмо, между прочим, привез. Сказал, что срочное.
Письмо Вера Васильевна читала дома. Сначала Антон Бельяминович описывал, как ее ждет и какие новые подарки приобрел: электрический велосипед (сейчас очень модный), часы-кольцо в бриллиантиках (значит, еще одно, первое рассыльная или уборщица ей подарила) и вязаный костюмчик для собаки. Потом опять следовали предложения выслать доверенность на получение денег в Ленинград или Владивосток. Но как Вера Васильевна за ними поедет, пока не решен вопрос о разводе? А потом, после развода, зачем ей эти деньги? На билет до Москвы она наберет, а вот уж там ей небольшая помощь не помешала бы. Но это когда будет? Развод, ведь за неделю не оформишь. О своих вещах в Магадане Антон Бельяминович опять писал как-то неясно — вроде они есть и принадлежат все ей, а где они находятся и как их взять, неизвестно, нужно ждать, когда прилетит специальный человек, который знает цифровой код от контейнеров. Значит, вещи в контейнерах? А машина где? А рояль? Его ведь в контейнер не поставишь. К тому же контейнеры всегда на улице стоят, а такой ценный инструмент держать на морозе нельзя. И как все это понимать — неизвестно.
А главное вот что. Эти строчки были даже подчеркнуты красным карандашом.
Вчера группа сионистов, — писал Антон Бельяминович, — произвела бандитский налет на здание выставки. В ход были пущены гранаты со слезоточивыми газами, пистолеты и даже автоматы. В результате похищено много ценных изделий, и выставке нанесен большой урон.
Не могли бы вы, дорогая Верочка, выслать несколько красивых колец (размер 16,5, это у них самый ходовой, желательно, чтобы все разные), кулонов и браслетов? Я думаю, что вы это сделаете быстрее, чем наши официальные организации. А потом, когда вы сюда приедете, все эти вещи я вам верну. Таким образом вы сделаете подарок самой себе. Очень прошу вас помочь мне в этом трудном вопросе большой государственной важности.
