— А здесь спальные комнаты… А это мой рабочий кабинет… Мебели, правда, еще не полный комплект.
— Успеешь, — успокоил Алексей Петрович.
— Успею, — охотно согласился Дима.
— Прекрасный дом, — сказал Алексей Петрович. — Но зачем тебе такая громадина?
Видимо, Дима почувствовал в вопросе Алексея Петровича что-то такое, что уже ему было знакомо, о чем его уже не однажды спрашивали, словно бы не веря в его искреннее желание построить для себя и для детей своих удобный, просторный и светлый дом. Если его спрашивали свои, деревенские, Дима отвечал какой-нибудь шуткой, не входил в объяснения, если же спрашивали люди посторонние, люди серьезные, как он считал, то тут он старался объяснить именно так, как и сам считал в душе своей, потому что мечта о таком именно доме была его давнишняя, заветная мечта. Но выразить свою мечту в словах оказывалось очень трудно, и когда он говорил о светлом и удобном доме для себя и своих детей, то люди пожимали плечами и с сомнением усмехались. Вот и дядя Алеша усмехается, дядя Алеша, ка полное понимание которого он так надеялся!..
— Когда ты был маленький, то вы втроем спали на одной кровати, спали валетом, — сказал Алексей Петрович. — Вообще во всех деревенских домах было тесно.
— Тогда было другое время, — сказал Дима.
Это верно, времена были другие. Вообще на земле всякие бывали времена, люди жили и так, и эдак, как будто испытываются различные возможности и формы человеческой жизни. В самом деле, кому не хочется жить в просторном, удобном жилище? Но од ни добиваются такого жилища от государства, другие мирятся с тем, что имеют, третьи не желают мириться и делают сами. И если разобраться, то тому же Диме, сельскому учителю, никто не приготовил удобную и достойную квартиру. Раньше, говорят, в деревне ставили дома для учителей, землемеров и земских врачей, но ведь тогда много ли их было на деревню, этих интеллигентов?! А сейчас их уйма, всем и не поставишь отдельные да удобные дома.
— Дорого ли встал тебе этот дом? — спросил Алексей Петрович.
Дима опять оживился.
— Тысяч шесть-семь ухлопал, — сказал он с такой легкостью, как будто речь шла о каком-то пустяке. — Главное, дядя Леша, не в этом. Главное — самому сделать. С отцом все плотницкие работы сделали, с кладкой помочь хорошо помогла. Если бы на все это нанимать да платить, то еще бы семь тысяч потребовалось. — И видимо, почувствовав, что дяде скучно все это слушать, он сказал: — А беседку для тебя своими руками сделал, отец не помогал!
— Ну что, ты молодец! — похвалил Алексей Петрович. — Пойдем посмотрим беседку.
Сад был молодой, много яблонь было в рост человека, но в крупных листьях чувствовалась порода, среди них не трудно было вообразить и краснобокие яблоки. Сохранил Дима и два старых дерева, — видимо, росли на этом участке еще с тех довоенных времен, когда слава о шигалинских садоводах гремела по всей округе. Эти два дерева стояли среди молодых яблонек как две древние старухи.
— Это летний душ, — объяснял Дима, показывая на черный бак на четырех столбах. — Воду греть не надо. Хотите помыться? А я моюсь по два раза в день!..
— Беседка вон там?
— Да, она!
Это было что-то вроде легкого домика с окном во всю стену, внутри было душно, пахло свежим деревом, стол из струганых досок, табуретка, узкая железная койка, заправленная, с подушкой, с домотканым покрывалом. Все готово — живи да наслаждайся!
— Прекрасно! — сказал Алексей Петрович с искренним восхищением.
Дима был доволен этой искренней похвалой дяди.
— Я вижу, что ты встал на родную землю крепко и навечно, — сказал Алексей Петрович.
— Да, навечно, — смутившись от таких слов, тихо ответил Дима.
— Это хорошо. Но ведь такой дом, такой сад требуют очень много забот, много сил. Правда, ты молод, но ведь у тебя есть еще и работа — ты учитель, ты должен читать, заниматься, думать. Не помешает ли одно другому?
— Мне кажется, что не помешает, — ответил Дима. — Во мне сидит крестьянская, хозяйственная жилка, это верно, и я должен был дать ей выход. Большой же тайны., большого секрета в этом деле нет, но теперь, когда я все это сделал, я спокоен, моя душа на месте, и мне кажется, что из меня может получиться теперь не плохой учитель…
Сказавши это, Дима на секунду смутился, но потом твердо взглянул на Алексея Петровича. Такой твердости, такой уверенной обстоятельности не ожидал Алексей Петрович в племяннике.
— Ты исполнил свою задачу, и, значит, ты прав, — помолчав, сказал Алексей Петрович. — А теперь пойдем помогать отцу, ведь там ждут нас.
В доме у сестры уже вовсю кипела работа: топилась баня, сама Урик вытряхивала половики, а зять Афанасий зарезал барана и теперь снимал с него шкуру. Но чем мог тут помочь Алексей Петрович? Дима — тот знал, что делать: переоделся в старые штаны и стал помогать отцу разделывать тушу, ловко отхватывая ножом среди вороха скользких кишок то баранье сердце, то почки, и одно бросал в эмалированный желтый таз, а другое — в цинковый. Он работал как заправский мясник, руки у него были в крови по локоть. Вот тебе и учитель! Видимо, деревенский житель, кто бы он ни был, должен все уметь делать сам, только тогда он преодолеет без ущерба сопротивление быта и не покорится ему. А таким, кто и курицу не может зарезать себе для супа, тому в деревне не место, пусть в городе толкается по магазинам да ждет, когда ему эту курицу привезут из-за границы в потрошеном виде.
Баня топилась дымно. Да еще и ветра не было, так что дым сваливало к земле и он растекался по всему саду и двору. Кроме того, сестра среди этого чада начала палить баранью голову и ноги для шюрбе, попалит, потом окатит кипятком и снова палит. И дым, и запах паленого, и запах свежего мяса, — от всего этого веет чем-то древним. И Дима как будто угадал!
— Что, дядя Алеша, смотришь и думаешь, наверное: вот дикари, убили барана, сейчас вымажут себя кровью и будут плясать вокруг костра! — И засмеялся, поднимая красные от крови руки и изображая что-то вроде современного танца.
— Я подумал, — сказал Алексей Петрович, — что в этом что-то есть, какая-то первооснова человеческой жизни, она пришла к нам из древних времен и до сих пор имеет место.
— Но мы обуздываем помаленьку дикарские страсти, — подхватил Дима. — Вылезаем из пещер и хижин, по возможности перебираемся в благоустроенные квартиры…
— И дома-кермени!
— Да, и такие дома имеют место, — ответил Дима. Он собрал в ком скользкую баранью шкуру и понес распяливать ее на задней стене сарая.
Чтобы чем-то занять себя, Алексей Петрович вытащил из колодца ведро воды и вылил в кадку. Но еще два-три ведра — и кадка была полна. Взялся подметать двор, но поднял облако пыли, так что пришлось метлу поставить на место.
Вот ведь дело какое: совершенно отвык от деревенской жизни! А кажется, так просто — подмести двор, нарубить дров… Вообще со стороны смотреть, так самой простой работой кажется работа крестьянская: пахать, боронить, сеять, пасти скотину, забить барана… Не потому ли столько у нас «специалистов» сельского хозяйства? Деревенского жителя все учат жить, учат строить дома, учат выращивать хлеб, разводить скотину, и чем поверхностнее такой учитель, чем примитивней его сознание, тем больше пафоса в его назиданиях. А если разобраться, то эта крестьянская простота покоряется только талантливым людям, таким, как Сетнер или вот Дима с отцом. Если же за сельские дела берется бездарь, то сразу же вокруг этого «простого» дела возникают одни проблемы и вопросы, а толку не видно и не предвидится. Нет, нет, всякая работа проста, в том числе и его, директорская, если делать все разумно и преследовать в работе цели реальные, а не мнимые…
Тут ворота отворились, и во дворе появился Володя, младший сын Урик и Афанасия, «последыш», как о нем говорили в шутку. Он отворил ворота и, сделав вид, что не заметил дяди, взял под уздцы и ввел во двор стоявшую на дороге пару лошадей, запряженную в рыдван с высокими грядками. Раньше такие сноповозки были в каждой бригаде, и с тока, где молотили, Алексей не раз развозил мякину по дворам. Да, точно в таком вот рыдване и возил! С тех пор он и не видал их, а он вот — существует! И Володя приехал на нем, не кто иной, а Володя, самый младший из племянников! Обычно мякину давали на трудодни, и вот Алексею поручалось развозить ее прямо с тока. А лошади были, помнится, гнедые, только у одной грива лежала ровно на правую сторону, а у второй как-то странно распределялась туда и сюда…
— Тпру-у! Стоять! — наконец скомандовал он этаким баском. И все еще не хотел замечать дядю, стоявшего у вяза и с улыбкой наблюдавшего за ним.
Но вот уже делать было нечего: мерин смирно стоял, и Володя, остановившись посреди двора, взглянул на дядю со вспыхнувшим от смущения лицом.
— Салам, Володя, — сказал Алексей Петрович, подходя и обнимая племянника. — Как ты вымахал!..
