До сих пор дядя Ладо никогда ему такого не предлагал, и неожиданное внимание старого рыбака взволновало Луку.
— Подожди меня здесь, я сейчас, — сказал дядя Ладо и ушел.
Дядя Ладо был старый рыбак, раньше рыбной ловлей он зарабатывал себе на жизнь. А теперь работал лодочником. От старого Воронцовского моста до Мухранского простирались его владения. Он всегда сидел на длинной скамье под липой и, не сводя глаз с Куры, следил, чтобы не случилось какой-нибудь беды, чтобы коварная и жестокая река не заманила кого-нибудь и не потопила. Доброму делу служил дядя Ладо, много добра посеял он на этой земле. Кто сосчитает, сколько жизней вырвал он из волн Куры, скольких людей он спас от гибели!
— А ну, держи, парень! — услыхал Лука голос дяди Ладо.
Дядя Ладо на веревке спустил с кирпичной стены ведро. Лука тотчас ухватился за дужку ведра.
— Постой, не спеши, там сеть, с этим ведром так легко не управишься.
Ведро и в самом деле оказалось тяжелым. Лука обхватил его обеими руками и с трудом сдвинул с места.
Дядя Ладо ловко сполз по стене и спрыгнул на берег. Взяв ведро, он направился к реке. Лука последовал за ним. Голый по пояс, рыбак был в холщовых штанах, старых и потертых.
— Ступай отвяжи лодку.
Лука побежал.
Лодка была привязана цепью к свае, вбитой в грунт. Лука отвязал дребезжащую цепь. Тем временем подошел и дядя Ладо. Сначала он поставил ведро, потом сошел в лодку и взял в руки шест.
— Садись!
Лука в ту же секунду спрыгнул и, испуганно съежившись, вцепился обеими руками в борта закачавшейся лодки.
— Ну и храбрец! Чего струсил?!
Лука виновато поглядел на дядю Ладо и улыбнулся. Постепенно он осмелел и поудобнее устроился на носу. И верно, чего ему бояться, когда он и сам прекрасно плавает. Уж не говоря о том, что рядом с дядей Ладо еще никому и никогда не угрожала опасность.
Дядя Ладо вел лодку вдоль берега против течения, он очень ловко управлялся с шестом. Жилы на его шее напряглись, под кожей, на плечах и на руках вздувались и перекатывались мускулы. Лука, сидя на носу лодки, наблюдал за каждым движением рыбака.
— Привяжи к этому кольцу веревку!
— Какую веревку?
— Которая в ведре.
Лука продел один конец веревки в железное кольцо, ввинченное в нос лодки, и крепко завязал. Он часто наблюдал с берега или с балкона, как рыбачил дядя Ладо. И потому уже знал, зачем была нужна эта длинная веревка. Тот, кто помогал дяде Ладо во время рыбалки, привязывал второй конец веревки к стене, с берега вклинивавшейся в реку, или к дамбе, а потом по мере необходимости удлинял и укорачивал веревку, чтобы рыбак закидывал сеть не на одном и том же месте. Причем эта веревка удерживала лодку, без веревки быстрое течение Куры унесло бы лодку вместе с рыбаками.
Дядя Ладо предупредил Луку, чтобы он держался покрепче и изменил курс. Со всей силой налегая на шест, он вывел лодку почти на самую середину реки. Потом отбросил шест и потянулся за веслами. Первая волна обрушилась на нос, распалась надвое и рассыпалась в воздухе крупными брызгами. Лодку качало, она накренялась то в одну, то в другую сторону, поднималась и опускалась на волнах. Восторг, вызванный скольжением по волнам, хмельной дрожью прошел по всему телу Луки. Одурманенный, он сам себе улыбался, словно пьяный.
Окрик дяди Ладо вывел его из забытья.
Вскоре они пересекли реку. Дядя Ладо снова взялся за шест и осторожно подогнал лодку к набережной. Теперь, держась у стены, они поплыли вдоль набережной, потом дядя Ладо дал знак и Лука накинул второй конец веревки, завязанный петлей, на железку, торчащую из бетонной дамбы. Железку он загнул, чтобы петля не соскальзывала с крюка.
— Молодец! — похвалил рыбак Луку. — Я знал, что ты толковый парень. Из тебя получится хороший лодочник.
Дядя Ладо сел на борт лодки, обтер руки о свои холщовые штаны и бережно открыл жестяную коробку.
Лука не заметил, когда дядя Ладо достал эту коробку из кармана.
Лодочник положил коробку на колени и долго, старательно заворачивал табак в обрывок газеты.
На противоположном берегу виднелся двухэтажный, крытый черепицей дом, в котором жил Лука. Можно было разглядеть резные балконы, галереи, покосившиеся деревянные лестницы. От одного моста до другого теснились такие домишки вдоль берега Куры. Одноэтажные… двухэтажные… трехэтажные… они лепились друг к другу, громоздились один над другим… Некоторые балконы висели прямо над рекой. Купол бездействующей церкви взирал с высоты на черепичные крыши…
На балконе, опустив голову, сидел Андукапар и, по обыкновению, читал книгу.
«Вот было бы хорошо, если бы он меня увидел», — думал Лука и то и дело оглядывался на балкон. Конечно, ему было бы ужасно обидно, если бы его выезд на рыбалку остался никем не замеченным!
Дядя Ладо медлил. Присев на борт лодки, он молча дымил самокруткой. Зеленоватая прозрачная вода нежно касалась борта с мелодичным плеском, от которого та же хмельная дрожь пробегала по всему телу. Лука заметил арбузные корки, плавающие у берега, и вспомнил недавно сказанные дядей Ладо слова: «Запомни, если Кура несет арбузные корки, значит, пришло время усача». Лука твердо верил, что они вернутся домой на лодке, до краев полной усачей. Он мечтал как можно скорее вытянуть из воды рыбу, у которой была такая знакомая темно-серебристая спинка и белое брюшко. Эти два цвета природа разделила так четко, будто от передних плавников до хвоста шла невидимая ровная линия. Дядя Ладо швырнул окурок на середину реки и встал. Веревку от невода он привязал к левому запястью и обмотал вокруг руки. Потом он нагнулся и приподнял сеть. Прежде чем выпрямиться, он пристально взглянул на Луку своими синими глазами. Лука весь напрягся в ожидании очередного приказа.
Рыбак некоторое время смотрел на мальчика, потом выпустил сеть из рук и снял с запястья веревку. Он снова сел на прежнее место и устремил взгляд на противоположный берег. Лука только теперь заметил, какое утомленное, невыспавшееся было у дяди Ладо лицо, он показался ему почему-то очень постаревшим. Спадавшие на лоб редкие рыжеватые волосы не скрывали глубоких морщин.
— Что же тут поделаешь? — спросил дядя Ладо, беспомощно развел в стороны огромные руки и растерянно повертел ими. Совсем не подходила его сильным рукам такая беспомощность.
— Что поделаешь, ушел… Но ведь и другие ушли… Ведь не он один ушел.
— Кто ушел, дядя Ладо?
— Мой Котико… Вчера вечером я его проводил.
— Куда проводили?
— Туда, куда все идут, — рассердился вдруг дядя Ладо, — на войну… на фронт. Куда еще я мог его проводить?!
На некоторое время он задумался, потом снова продолжил:
— Я вырастил его, этого паршивца. И какой парень вымахал! Щедрый и справедливый! Таких парней немного! Лука, ты же знаешь: я в людях редко ошибаюсь.
— Знаю, дядя Ладо.
— Так вот, я говорю, хороший парень ушел.
Котико, пасынок дяди Ладо, работал наборщиком в типографии. Был он долговязым, худым, сутулым. Походка у него была такой неуклюжей, будто он волочил не свои, а чужие ноги. Лицо у Котика было болезненно бледное, и при этом он всегда выглядел таким удрученным, как будто у него что-то постоянно болело и он эту боль ничем не мог заглушить. «Интересно, что он будет делать на фронте? — подумал Лука. — Такой слабый и бессильный. Лучше бы дома остался!» Лука почему-то считал, что идти или не идти на войну зависело от желания Котико.
— И Митуша ушел, — сказал дядя Ладо, — который жил в каморке напротив нас. Его тоже вчера проводили.
Дядя Ладо снова достал из кармана жестяную коробочку с табаком.
— И Гогия ушел, Меквабишвили, и Пето… И Джибо, сын Чолаха… Все отличные ребята… Да… Кто же еще ушел? Кокила… Озо… Многие… Потом и других вспомню… Постепенно.
Из перечисленных здесь ребят Лука знал всех. Это были парни из Чугурети, полные сил, закаленные солнцем и водой Куры. Когда по субботам и воскресеньям они собирались на берегу, их голосами и хохотом наполнялась вся набережная. Эти парни, само собой разумеется, должны уйти на фронт, и они ушли, но для чего Котико пошел, — этого Лука никак не мог понять… «Наверно, не хотел от них отставать», — заключил Лука под конец.
— И Зипо проводили. И Конягу… И Джеко. — Дядя Ладо затянулся и выпустил дым в бетонную стену. — И Курку, и Пупуша… И еще… Вот как звали сына Машо?
— Эзекиа.
— Да, и Эзекиа ушел. А Эзекию брать еще рано было, он ведь совсем ребенок, несмышленыш… Рубен тоже вышел на станцию Навтлуги вместе со всеми. Проводил ребят… Так плакал, несчастный. Какое доброе сердце у этого коротышки. А я почему-то не люблю безбородых мужчин. «Рубен, не плачь», — успокаиваю я его, а он слезами обливается как женщина. — Дядя Ладо взял весло и поднялся. А это означало, что он собирается возвращаться домой и сегодня больше рыбачить не будет.
