Сейчас, подбегая к препятствию, он поправил на ходу ремень, фуражку, вытер о шинель мокрые руки. Подпрыгнув, крепко ухватился за гребень стены, мигом перекинул через нее правую ногу, подтянулся и, выбросив руку с автоматом вперед, спрыгнул, как будто нырнул с вышки в воду.
— Вот это мастерство! — воскликнул Жогин, торжествующе резанув хлыстиком воздух.
Когда Мельников подошел к офицерам, командир полка обнял его за плечи и сказал громко, чтобы все слышали:
— Хвалю, подполковник! Отлично работаете!
— Служу Советскому Союзу, — ответил комбат и попросил разрешения продолжать занятия.
— Да, да, продолжайте.
...В штаб полка Жогин пришел изрядно вымокшим, но веселым. Вызвав к себе Шатрова, сказал ему откровенно:
— Мельникова сейчас похвалил. Хотя и зол я на него, но не удержался, похвалил. Здорово берет препятствия на штурмовой полосе.
— Он вообще человек энергичный, — заметил Шатров.
— Не знаю, как там вообще, а тут силен. Если бы все наши командиры умели так действовать... — Жогин мечтательно прищурился. — Знаете что? Давайте-ка напишем приказ.
— Верно, — сказал Шатров. — Мельникова отметить нужно. Я был у него на многих занятиях. Могу доложить...
— Не надо, — остановил его Жогин. — Вы уже, кажется, влюбились в него. А влюбленные всегда видят все в розовом свете.
Майор улыбнулся и сказал как можно мягче:
— Ведь Мельников не девушка, товарищ полковник, и я уже не кавалер. Да и разговор о приказе вы сами начали.
— Я говорю о действиях Мельникова на штурмовой полосе, — посуровел вдруг Жогин. — Об этом и надо писать. А впрочем... — Он поджал губы, задумался: «Зря я, пожалуй, затеваю с приказом. Приказ — все же документ. И после истории со стрельбами... Нет, приказа писать не следует», — решил полковник и снова повернулся к Шатрову:
— Давайте, майор, так сделаем. Сами соберите всех офицеров полка и пусть Мельников раза два проведет их через штурмовую полосу. А потом потребуем, чтобы подобные занятия провели во всех подразделениях.
— Понятно, — оказал Шатров, привычно наклонив голову.
Жогин повторил:
— Организуйте все сами, лично.
В один из субботних дней Жогин в хорошем настроении приехал домой обедать. Прямо с порога сообщил жене:
— Привет от генерала Ликова!
— А где он? — опросила Мария Семеновна.
— По телефону звонил.
— Чего это вдруг?
— Так, узнать, как живем. Другой, конечно, забыл бы давно, а этот помнит, интересуется. Приехать в полк обещает. Вот это человек!
Полковник снял шинель, китель и вошел в кухню помыть руки. Мария Семеновна хлопотала возле плиты.
Мыл руки неторопливо, поглядывая в окно на медленно падающие снежинки. Легким пухом покрывали они землю, деревья, крыши и низкие дощатые изгороди. Все вокруг становилось белым, ласковым, будто обновленным.
Возле дома, за изгородью, появилась женщина в зеленом пальто и пуховом платке. Заметив Жогина, она кивнула головой. Полковник поздоровался с ней.
— Кто это? — спросила Мария Семеновна, не отходя от плиты.
— Степшина Дуся.
— Ой, она мне нужна, — спохватилась Мария Семеновна и побежала к двери. Распахнув ее, крикнула:
— Дуся-я-я! Подожди минуту!
Вернулась, накинула телогрейку, платок и вышла на крыльцо.
— Ты почему на занятия не ходишь? Срываешь нам спевки.
— Нет настроения, — ответила Дуся, тяжело вздохнув.
Разговор женщин доносился в кухню, и Жогин невольно прислушивался к нему. Он знал, что жена Степшина раньше была самой активной хористкой, могла целыми днями не выходить из клуба. Даже частые ссоры с мужем не могли остудить ее страсти к выступлениям на сцене. И вдруг такое резкое изменение.
Медленно вытирая руки, Жогин вышел в маленькую прихожую, чтобы получше слышать разговор, который становился все громче.
— Ну почему, почему ты раскисла, — допытывалась Мария Семеновна. — С мужем не поладила, да?
Дуся долго молчала, потом ответила с сердцем:
— Не хочу говорить. Надоело. И спевки ваши тоже надоели. Пусть поет Мельников. У него талант особенный. А мы что — провинция... Мы...
Голос ее дрогнул, оборвался, и снова наступило молчание.
— Зря ты это говоришь мне, — тихо сказала Мария Семеновна. — И Мельников тут ни при чем.
— Конечно, теперь все в стороне. Подложили мужу под ноги камень, и никто не виноват.
— Глупости говоришь ты, Дуся, честное слово.
— Ах, Мария Семеновна!
В тишине послышались частые удаляющиеся шаги.
— А ты не злись, приходи завтра на спевку.
Ответа не последовало.
Мария Семеновна постояла еще немного на крыльце и, расстроенная, вошла в дом.
— Ну и гарнизон у тебя, — насмешливо бросил Жогин, вешая полотенце на гвоздик. — Очень красиво получается.
— А все из-за тебя, — со злостью выпалила Мария Семеновна. Полковник сурово посмотрел на нее и спросил:
— Как это понимать?
Он ожидал, что жена сейчас начнет разговор о Степшине, и уже приготовился отчитать ее за то, что вмешивается в дела службы. Но не пришлось. Мария Семеновна, раскрасневшись от волнения, сказала:
— Надоели всем твои указания: в одной песне любви много, в другой солдатского духу нет.
— Да при чем тут мои указания? — прервал ее Жогин. — Я ведь слышал, о чем разговор-то шел.
— А если слышал, зачем спрашиваешь?
— Не хочу, чтобы ты бегала за своими хористками, как девчонка.
— Кто же будет бегать?
— Есть начальник клуба для этого.
Мария Семеновна разочарованно махнула рукой:
— На вас надеяться...
— Прикажу — и соберет, — строго сказал Жогин.
Мария Семеновна вздохнула и пошла к столу...
Обедали вначале молча, искоса посматривая друг на друга. Потом Жогин не вытерпел, заговорил:
— Вообще некрасиво жене командира полка унижаться перед женами офицеров.
— Я не полковник, — резко бросила Мария Семеновна.
— Конечно, авторитет мужа тебя не волнует. Подрывать его ты мастерица.
— Новое дело, — вспыхнула Мария Семеновна, отложив ложку.
Спор продолжался до конца обеда. Перед уходом на службу Жогин твердо повторил:
— Начальнику клуба я прикажу, чтобы сам собирал твоих певиц.
Придя в штаб, он сразу же распорядился вызвать Сокольского. Тот явился быстро. Вбежал в кабинет командира запыхавшийся, стал докладывать и, как всегда, сбился в спешке.
— Нет, Сокольский, не военный вы человек, — пренебрежительно махнул рукой Жогин. — Простой азбуки усвоить не можете. Ну что с вами делать? Наказывать?
Привыкший к подобным нотациям, Сокольский терпеливо стоял посредине кабинета и смотрел мимо полковника куда-то в пустой угол.
Отчитывая Сокольского, полковник тщательно осмотрел его шинель, сапоги, подворотничок. Не снижая суровости, спросил:
— Чем вы занимаетесь?
— Готовлюсь к солдатскому вечеру, — ответил Сокольский, переступив с ноги на ногу.
Полковник оживился:
— Да, да, ведь сегодня вечер.
Он совсем забыл, что сам же неделю назад, просматривая план клубной работы, подчеркнул этот пункт красным карандашом и предупредил замполита, чтобы тот внимательно проверил программу вечера.
— Ну и как, все готово? — спросил он у Сокольского.
— Почти все, товарищ полковник.
— Что значит «почти»?
Сокольский замялся.
— С оформлением еще не закончили. На часок работы будет.
— Вот-вот, на часок, на два. Очень красиво получается. А с женским хором что у вас происходит? Когда очередная репетиция?..
— Завтра, — ответил Сокольский.
— А как с посещаемостью?
— Ничего... Нормально...
— Где же нормально? Степшина не приходит на репетиции... Ничего вы, Сокольский, не знаете. В хоре спевки срываются, а у вас все нормально. Безобразие.
Сокольскому сделалось жарко. Он попятился назад и совсем тихим голосом произнес:
— Товарищ полковник, ведь хором сама Мария Семеновна...
— Что Мария Семеновна, — загремел Жогин. — Вы начальник клуба, а не Мария Семеновна. Сами извольте и заботиться о хоре. А то нашли себе заместителей. Мария Семеновна! С завтрашнего дня сами занимайтесь сборами хористок. Поняли?
— Так точно, понял.
Сокольский вышел из кабинета. А Жогин все еще продолжал возмущаться: «Ишь, приспособился. Мария Семеновна собирает ему хористок, Мария Семеновна руководит хором, а он бездельничает. Надо еще посмотреть, что сегодня будет у него в клубе».
Эта мысль не выходила из головы Жогина до конца дня. С ней он и пришел в клуб. Пришел, когда уже солдатский вечер был в полном разгаре. В вестибюле его остановила большая красочная афиша: «Товарищ! Заходи скорей, скучать не будешь». Под этими словами перечислялась вся программа:
«Кто лучше исполнит песню. Одна минута на размышление. 230 загадок. Литературная викторина. Музыкальные минуты. Конкурс плясунов».
— Мда-а-а, — произнес полковник и покачал головой. — Цирк, а не солдатский клуб.
