— Мда-а-а, — произнес полковник и покачал головой. — Цирк, а не солдатский клуб.
Еще раз внимательно перечитав афишу, он заглянул в зал. Там было много солдат и, как показалось Жогину, царила неорганизованность. «Ну вот, я так и знал». Но, присмотревшись получше, он убедился, что организованность есть, что все солдаты разделены на три группы и каждая занимается своим делом. На сцене собрались любители разгадывать загадки, ребусы, шарады. В зале одна из групп накидывала кольца на деревянные штоки, другая тесным кругом стояла возле четырех плясунов, рьяно старающихся переплясать друг друга.
Минут пять прохаживался Жогин от одной группы к другой. При его приближении солдаты бросали игру, вытягивались. Он довольно кивал головой и говорил вполголоса:
— Продолжайте.
Внешне полковник был спокоен и строг, но внутренне бушевал. «И придумают же занятия, — рассуждал он, возмущаясь. — Это для школьников подходяще, а для солдат...» Подозвав к себе невысокого подвижного сержанта, он коротко сказал ему:
— Разыщите начальника клуба. Быстрей!
Тот громко пристукнул каблуками и бегом устремился по залу.
Пришел Сокольский, суетливый, немного растерянный.
— Показывайте, что еще есть.
Сокольский пригласил полковника в соседние комнаты. В одной из них состязались певцы. Чуть приоткрыв дверь, Жогин махнул рукой, недовольно проворчав:
— Не то. Боевое что-нибудь покажите!
Прошли в другую комнату. Здесь солдаты метали ручные стрелы в фанерные фигуры зверей.
— Ох и занятие, — развел руками Жогин. — Да что тут, детский сад?
Но в другом конце комнаты он увидел вдруг плакат:
«Товарищ солдат, твердо ли ты знаешь воинский устав? Проверь себя!»
— Вот это игра! — одобрил Жогин и подошел к солдатам, которые вытягивали из ящика билетики с вопросами. Первым с таким билетиком попался на глаза командиру Зозуля. И то ли от смущения перед полковником, то ли по рассеянности, он никак не мог пересказать обязанности часового у технического парка. Трижды начинал и всякий раз что-нибудь забывал.
— Не знаете, — заключил Жогин. — Плохо. Может, и другие обязанности забыли?
Солдат молчал, виновато моргая длинными ресницами.
— Изобретательством занимаетесь, — продолжал полковник. — К высоким материям тянетесь, а солдатскую азбуку не изучаете. Ну что ж, давайте заглянем в устав.
Но устава в комнате не оказалось.
— Да как же так? — строго спросил Жогин. — Игру придумали, а о главном забыли.
Полковник перевел взгляд на Сокольского:
— У вас-то уставы есть?
— Уставы? — несмело повторил лейтенант. — Должны... Кажется, есть...
— Тащите сюда.
Только успел Сокольский уйти, как в комнату зашел Григоренко. Смуглое лицо его было довольным. Острые кончики усов лихо торчали в стороны. Сдержанно улыбнувшись, он хотел что-то сказать, но Жогин перебил его короткой фразой:
— Ну и вечер устроили.
— А чем плох? — удивился замполит. — Столько развлечений разных...
Жогин покачал головой, выдавил сквозь зубы:
— Развлечения. А что толку от этих развлечений? Мы с вами под стол пешком ходили, когда увлекались подобными играми. А вы солдат, вооруженных защитников страны, потчуете вот этими штучками.
Он поднял с полу стрелу, повертел ее в руках и бросил обратно:
— Очень красиво получается! — Помолчав, добавил: — Единственное серьезное занятие — это вон по уставу.
— Почему же единственное? — спокойно сказал Григоренко. — Зайдите, пожалуйста, в библиотеку.
Жогин посмотрел на замполита, словно спрашивая: «А что там?». — и шагнул к двери.
Читальный зал библиотеки был переполнен. Солдаты сидели за столами, стояли возле стен. Среди них полковник сразу же увидел светловолосую голову Ольги Борисовны. Она стояла возле одного из столов и, обращаясь к присутствующим, спрашивала:
— Какие художественные произведения посвящены Сталинградской битве?..
Рядом с Ольгой Борисовной сидел Мельников, перелистывая книгу. «И этот здесь», — подумал Жогин, делая вид, что не замечает комбата.
Появление Жогина внесло в аудиторию замешательство. Сначала все встали, потом наступила тишина. Ольга Борисовна настойчиво добивалась:
— Товарищи, кто же назовет произведения?
— Ну вот, — сказал Мельников, подняв голову. — То так активно выступали, а то вдруг затихли.
Жогин бросил на него косой недружелюбный взгляд и, резко повернувшись, направился в вестибюль. Следом за ним вышел и замполит.
— Смущается народ, — сказал он, покручивая усы.
Полковник вдруг спросил:
— А что тут Мельников делает?
— Пришел со своими людьми, — ответил Григоренко. — Заботится.
— О ком?
— О солдатах.
— А может, о библиотекарше?
Замполит пожал плечами:
— Не думаю.
— Это плохо. Следовало бы думать.
Жогин многозначительно крякнул. По лицу его проползла чуть заметная усмешка.
Подбежал Сокольский с коричневой книжечкой. Вытянув острый подбородок, громко доложил:
— Есть устав, только строевой.
Полковник взял книжечку, перелистал несколько страниц, сказал, сурово посмотрев на Сокольского:
— Соберите этих метателей стрел в свободную комнату.
— Может, позже? — спросил Григоренко.
— Ничего, — пробасил Жогин. — Устав помнить будут.
Минут через пять солдаты уже сидели перед командиром полка. А он стоял у стола с раскрытым уставом и говорил строгим голосом:
— Ну, поразвлекались. Теперь займемся серьезным делом. Кто скажет, что называется строем?
Солдаты молчали.
Жогин обвел взглядом всех присутствующих, скомандовал:
— Рядовой Зозуля, встать!
Зозуля вытянулся, как в строю. Глаза светились, будто два кусочка чистого неба.
— Отвечайте, — сказал Жогин.
Солдат тихим, но уверенным голосом произнес:
— Строй — это установленное уставом размещение военнослужащих и подразделений для их, значит, совместных действий.
— Правильно, — подумав, сказал Жогин. — Только говорите без «это» и «значит». Поняли? Садитесь. Теперь, кто скажет, что такое колонна? Вот вы скажите, — показал он линейкой на сидевшего в первом ряду ефрейтора Груздева.
Высокий, длиннорукий, он стал отвечать и сбился. Попытался поправиться, снова запнулся посередине фразы.
— А кто скажет точно? — повысил голос Жогин. Несколько человек подняли руки. Полковник удовлетворенно кивнул и снова вытянул вперед линейку: — Вот вы, отвечайте!
Послушав, сказал:
— Хорошо. А теперь скажите, еще какие уставы есть в армии?
Руки подняли почти все присутствующие.
— Активно, — улыбнулся Григоренко.
У Жогина тоже лицо сделалось мягким, довольным. Не дожидаясь ответа, он полистал страницы строевого устава и задал новый вопрос:
— Что такое развернутый строй?
Солдаты становились все более активными. Каждому хотелось показать свои знания перед командиром полка и заслужить его похвалу. Одутловатое лицо Жогина даже раскраснелось от удовольствия. Он время от времени посматривал на Григоренко с ядовитым упреком: «Вот чем заниматься-то надо, а не детскими шарадами».
Минут двадцать Жогин задавал солдатам вопросы из строевого устава, а они отвечали на них четко и громко, как на занятиях. Потом, когда была подана команда расходиться и полковник остался наедине с замполитом, он торжествующе произнес:
— Как, Петр Сергеевич?
Григоренко вяло повел бровью и неопределенно шевельнул кончиками усов.
— Не нравится? — допытывался Жогин.
Замполит посмотрел ему в лицо:
— Разрешите откровенно?
— Ну понятно.
— Не нравится, — оказал Григоренко.
— Странно: политработнику не нравится воинский устав. Как это?
— Извините, Павел Афанасьевич. По уставу я живу с первого дня службы в армии. Каждое уставное требование считаю священным. Сам два месяца назад готовил и проводил вечер, посвященный воинским уставам, вот в этом клубе. Но сегодня у нас вечер отдыха.
— А какой толк солдату от пустого отдыха? — уже резко спросил Жогин.
— Солдат — человек, — как можно спокойнее сказал замполит. — В часы отдыха ему хочется заняться литературой, музыкой, ребусами.
— Вот, вот, — перебил его Жогин. — Солдату захочется водку пить...
— При чем тут водка?
— А как же — развлечение... Эх вы, политработники! Музыка, ребусы. Смешной народ. — Он ударил линейкой по сапогу и, словно боясь, чтобы не услышал кто-либо посторонний, сказал тихо: — Думать надо серьезно. Солдат есть солдат. Чем больше у него времени на всякие развлечения, тем чаще проступки.
Григоренко отрицательно покачал головой.
— Да, да, — продолжал Жогин. — У меня, батенька, опыт. Хочешь, чтобы дисциплина была, держи людей в кулаке, поблажек не давай. А вы — музыка, ребусы. Воевать, что ли, ребусами будете? — И, уже надев шапку, добавил с явной издевкой: — Был у меня один ребусник. Тоже любил доказывать...
Это его «тоже» показалось Григоренко острым, как нож. И все же он одержал себя, сказал без горячности:
