— Можно, Макар Сидорович?..
— Заходите, товарищ Сумной.
Ваня осторожно, будто крадучись, подошел к столу и сел в кожаное кресло напротив Лизы. Одет он был в какой-то не совсем обычный серый клетчатый пиджак и белые парусиновые штаны. На коленях лежали фетровая шляпа и большая папка. Русые волосы были очень длинными для парня и коротким для девушки. Держался он слишком почтительно. Макар Сидорович вытер платком лысину, включил настольный вентилятор и неторопливо спросил:
— Значит, почувствовали в себе литературный талант?
— Посмотрите, — сказал Ваня, разворачивая папку и доставая оттуда десятки газетных вырезок. — Это все мои корреспонденции. Так сказать, творчество. Рабочий корреспондент.
— Вы же хороший токарь, — покачал головой Доронин. — Оставайтесь рабочим корреспондентом. Кто же вам мешает?
— Не могу. Это моя давняя мечта. Чувствую, что в газете от меня будет больше пользы.
Доронин пристально посмотрел на Ваню, протянул руку, взял пачку вырезок и начал их просматривать.
— Эту читал. Эту тоже читал. Раньше не хотелось вам говорить. Думал, парню не до стиля. Как умеет, так и рассказывает о заводской жизни. А если вы профессионалом собираетесь быть, позвольте сделать небольшое замечание.
— Пожалуйста, — наклонился только самой головой Ваня. — Ваша критика, Макар Сидорович, для меня много значит. Учту. Исправлю.
Когда он кланялся, длинные пряди русых волос на голове как-то причудливо подскакивали и снова ложились на свое место. Серое лицо с ямочками от недавних угрей уважительно улыбнулось.
— Так вот, товарищ Сумной, — сказал Доронин, собирая на лбу мелкие складки. – Почему-то вы пишете готовыми фразами. Вроде и рассказываете об интересных вещах, а ничего не видно. Слова какие-то не те... Слишком уж официально у вас получается. Немного бы живее. Огонька больше. И свободным языком. Таким, как люди говорят. Доходчивее было бы.
— Макар Сидорович, — сказал Ваня. — Газетная речь имеет свои традиции и законы. Некоторые называют это штампами, но это не так. Это строгость формы. Языковая вольность здесь неуместна. Я уже кое-что понял. Люди, которые пытаются украшать свой язык, пытаются поломать установленные традиции, долго в газете не держатся. Обязательно допустят какую-то неточности. Что же из того, что мы пишем готовыми фразами? Дисциплина языка позволяет скорее заметить ошибку. Как только в давно знакомой фразе появляются незнакомые оттенки, так это тебя и настораживает... Я давно присматриваюсь к редакционной работе. Меня там хорошо знают.
— Гм... Из ваших слов видно, что вы кое-что знаете, — сказал Доронин. — Пишут так скучно, словно каждый из них обрабатывает свои статьи в палате для больных желудком. А может, я уже старый стал и ничего не понимаю?.. Однако некоторые статьи читаю с удовольствием. Ну ладно. Желаю вам успеха. А вы как считаете, товарищ комсорг?..
— У нас возражений нет, — ответила Лиза. — Я советовалась с членами комитета.
Когда Ваня Сумной, с достоинством поклонившись, вышел, Доронин невесело улыбнулся:
— Готовая фраза помогает скорее заметить ошибку. Интересно. Тогда бери чужие проекты, строй по ним здания. Никогда не ошибешься. Все давно выверено другими. Посмотрим, что из него получится. Все-таки он парень не без головы. Отшлифуется.
— Не слишком ли он отшлифован? — Робко спросила Лиза. — Очень он «правильный» во всем.
— Это да. А как ваши «неправильные»?
— О ком это вы? — Не поняла Лиза.
— О Соколе и о Круглове. Не слишком ли мы либерально подошли к этому парню? Коля Круглов — сталевар хороший. Только горячий. Справится ли он?.. Не подведет ли нас? Сделает ли из Сокола хорошего рабочего?
Глаза Доронина будто прокрадывались незримыми лучиками в самые глубокие уголки ее мозга. Лизе даже неприятно стало от такого пристального взгляда. Вот сидишь перед ним, думаешь что-то свое, а он считывает твои мысли в тот же миг, как только они появляются, как телеграфист читает слова на телеграфной ленте. Она опустила глаза, хотя у нее не было никаких оснований прятаться со своими мыслями.
— Я думаю, что Коля справится, — уверенно промолвила она. — Да и сам Сокол производит хорошее впечатление. Он очень хочет стать сталеваром.
Доронин был доволен ответом Лизы.
— На меня он тоже произвел неплохое впечатление. Ничего, будем надеяться. По моему мнению, он оправдает убытки, причиненные государству. Как бы там ни было, а человек стоит больше, чем шестьсот-семьсот тонн стали. Кстати, Круглов их перекрыл за полнедели своими скоростными плавками. Да и печь уже требовала ремонта.
В дверь постучали.
— Пожалуйста, — бросил к приоткрытым дверям Макар Сидорович.
В кабинет вошел белокурый широкоплечий мужчина невысокого роста. Белый шелковый воротник аккуратно лежал на воротнике хорошо сшитого шоколадного цвета пиджака. Такого же цвета штаны были тщательно наутюжены, и казалось, что они у него вовсе не сгибаются, как две параллельные доски. Мужчина легкой походкой спортсмена подошел к столу, протянул руку.
— Сотник. Представитель министерства.
— А-а, слышал, слышал, — бесцеремонно смерил его взглядом с головы до ног Доронин, потирая левой рукой пальцы правой, которые побелели от крепкого пожатия.
Лиза попрощалась и вышла. Выходя из приемной парторга, она почти наткнулась на Веру, которая неизвестно по каким причинам терлась у дверей. Губы ее были щедро намазаны густой помадой с голубоватым отливом. Вера почему-то такую помаду считала особенно красивой и берегла для исключительно торжественных случаев. На Вере красовалась та самая розовая блузка с прозрачным кружевом, что так была к лицу обеим сестрам. Лиза посмотрела на нее и подумала: «Какая же она красивая! Только зря этой помадой пользуется». Затем вспомнила, что Вера отнюдь не красивее ее, потому что была ее абсолютным двойником, и засмеялась.
— Чего ты смеешься? — Спросила Вера.
— Да просто так. Рада, что тебя встретила. Мы же не виделись ровно два часа.
— А ты его видела?
— Кого? — Переспросила Лиза.
— Сотника. Это же он зашел к парторгу.
— Вот как!
— Какой мужчина! — Сверкнула голубыми глазами Вера. — Кого можно сравнить с ним на нашем заводе? Разве Федора Павловича... Только в этом характер чувствуется. Каждый мускул играет. А тот какой-то вялый. Словно его год мочили в маринаде. Что же будет делать Валентина?
— А что ей делать? — Удивилась Лиза.
— Ну, как же! Давняя любовь приехала.
— Какая же это любовь? Десять лет не давал о себе знать.
— Не говори, Лиза. Я лучше в таких вещах разбираюсь. Если он сделает шаг к примирению, не выдержит ее сердце.
Лиза провела ладонями по лицу, словно у нее устали глаза, потом внимательно посмотрела на сестру.
— Не помирится с ним Валентина. Чтобы помириться, надо совсем себя не уважать. Да и он, видимо, не для этого сюда прибыл.
— Ну, это мы еще посмотрим, — лукаво улыбнулась Вера. Затем подошла ближе к сестре, тихо шепнула: — По секрету. Никому не скажешь?
— Не скажу. Я не люблю сплетни разносить, — ответила Лиза.
— Тогда слушай, — наклонившись к ее уху, заговорила Вера. — В его паспорте нет штампа о браке. Кроме того, он говорил одной работнице отеля, что был когда-то женат, а теперь — нет... Я с ней вчера по телефону разговаривала.
— Ну и сестренка у меня! — Обкрутила ее вокруг себя Лиза. — Тебе бы не машинисткой, а начальником разведки работать.
— А что же?.. Для каждой женщины немного хитрости — это совсем неплохо.
— А я не умею хитрить, — искренне пожалела Лиза. — Глупая. Может, уже бы...
— Что – уже бы? Ну, признавайся!
— Это я так...
Пока сестры разговаривали между собой в коридоре управления, в кабинете парторга шел другой разговор. Виктор искоса бросал взгляды на лысую голову Доронина и думал: «Глаза у него умные. Но суховат. И видимо, как для парторга — слишком суровый».
Макар Сидорович действительно разговаривал с Сотником сдержанно и суховато. Брови его не поднимались, потому что он в течение всего разговора ни разу не улыбнулся. Поэтому Виктору не пришлось увидеть характерного свойства его лба собираться в мелкие складки по обе стороны глубокой воронки. Это ранение невольно вызывало уважение у Виктора, несмотря на то что Доронин бросал на него недоброжелательные взгляды.
— Да, да. Знаю о вашей миссии, — говорил Доронин барабаня пальцами по полированной поверхности стола. Его рука отражалась в полировке, и создавалось впечатление, что он пальцами одной руки барабанит по пальцам другой. — Знаю о вашей миссии. Как долго вы у нас задержитесь?..
— Это будет зависеть от важности работы, — ответил Виктор. — Если потребуется, то и на целый месяц. А может, дольше. Наша задача не только проверять, знакомиться, но и консультировать, помогать практическими советами. Если сумеем, конечно. А если не сумеем сами помочь — будем связывать изобретателей с учеными, с научными институтами.
