— Это хорошо, — быстрее произнес Доронин. — А вы лично в каком профиле действуете? Домны, мартены, прокат?..
— Я больше занимаюсь методами скоростного сталеварения.
— Вот как! — Еще ниже опустил рыжие брови Доронин. — Вот как!
У него была манера повторять одни и те же слова, когда он нервничал.
— Я заходил к директору, — продолжал Виктор. — Сказали, он болен.
— Директор тяжело заболел. Выехал недавно на лечение в Киев, его заменяет главный инженер товарищ Голубенко. Такое дело. — И после паузы повторил: — Такое, значит, дело.
— Ну что ж. Это не меняет положения. Все равно нам бы пришлось главным образом иметь дело с Голубенко. Я еще с ним не говорил. Но от вас пойду прямо к нему. Скажите, пожалуйста, товарищ Доронин, кто здесь из ваших инженеров работает над новым интенсификатором?
Доронин подумал, потом строго заметил:
— Товарищ Сотник, поскольку наш разговор приобретает конкретный характер, позвольте просмотреть ваши документы.
И, не дожидаясь, пока Виктор достанет документы, Макар Сидорович протянул руку. Виктор подал ему министерское удостоверение. Очевидно, этот документ вполне удовлетворил Доронина, потому что он вернул его, приговаривая:
— Все в порядке. Все в порядке. — А потом, встал с кресла и пройдясь по кабинету, спросил: — Значит, вас интересует интенсификация мартеновских процессов?.. Так, так. Могу сказать. Этим вопросом у нас занимается инженер-исследователь Валентина Георгиевна Гордая. Да-да. Валентина Георгиевна...
Доронин, взглянув исподлобья на Сотника, заметил, как тот моргнул, как будто ему к самым зрачкам кто-то поднес два острия. Нет, Виктор не думал, что ему придется иметь служебное, вполне официальное дело не только с Федором, но и с Валентиной. Что же делать? Поговорить с председателем комиссии, рассказать ему обо всем, отказаться от этой задачи? Но тогда придется подыскивать и посылать на завод другого человека. Это связано с затратой времени и средств. А собственно, почему он волнуется? Возможно, его помощь не очень нужна. Возможно, работа в таком состоянии, что о ней следует только подробно информировать министерство.
— И в каком состоянии ее работа? — Сдерживая волнение, спросил Виктор.
— Ее работа?.. Откровенно говоря, в тупике. Многое найдено. Но опыты в печах пока не дали желаемых результатов. Да-да. Не дали.
— Тогда за это придется взяться серьезно. Возможно, придется привлечь и наших ученых. Я об этом позабочусь по поручению министерства. Но сначала следует глубже вникнуть в дело. Этот вопрос теперь волнует всех металлургов. Вопрос чрезвычайной важности. Если надо, я готов оставаться у вас несколько месяцев...
И здесь Виктор впервые заметил, как Доронин довольно поднял брови, как на лбу вокруг глубокой воронки скопились мелкие складки, а глаза — только глаза — едва заметно улыбнулись. «Он не такой уж черствый, как кажется сначала», подумал Виктор.
А Макар Сидорович взглянул на Виктора тем ощупывающим взглядом, каким смотрел всегда, когда хотел заглянуть в душу человека. Он думал о том, что в этом молодом человеке спортивного вида, видимо, есть умение не только метнуть диск или ударить футбольный мяч, но и понимание того, что сегодня для металлургов имеет первостепенное значение.
Бывает так, что человек в быту ведет себя несдержанно, а на работе — хороший работник. Таких надо протирать с песочком, как тульские самовары, зеленые от густой ржавчины, надо заставлять их сиять на солнце нашей действительности. Было бы только за что взяться и что протирать. А если и протирать нечего, если проржавело даже нутро, — надо гнать их в шею!
— Хорошо. Прошу поговорить с исполняющим обязанности директора. Он, как вы сами понимаете, в курсе дела больше, чем я. И потому, что он главный инженер, и потому...
Доронин не закончил своей мысли, боясь проявить бестактность. Но этого было достаточно, чтобы белокурый крепкий представитель министерства со светло-серыми глазами съежился, будто на него замахнулись чем-то тяжелым.
Выйдя от Доронина, Виктор пошел по длинному коридору заводоуправления. В его голове роились десятки тревожных мыслей. В приемной директора секретарша тщательно обтачивала машинкой красные и синие карандаши, а мелкую стружку аккуратно собирала в пепельницу.
— Товарища Голубенко можно видеть? — Спросил у нее Сотник.
Секретарша подняла голову и посмотрела на Виктора такими добрыми карими глазами, что в ней сразу можно было угадать счастливую жену и мать.
— Федора Павловича нет. Его вызвали в обком. Сказал, что вернется не раньше шести часов.
— Жаль. Придется приехать в шесть.
Виктор действительно сожалел, что не застал Федора. Скорее бы состоялась эта встреча, чтобы не угнетало его предчувствие чего-то нехорошего, тревожного. Как они будут разговаривать?..
Если отнестись к этому трезво, то, по мнению Виктора, Федор не был виноват перед ним нисколько. Валентина получила сообщение о смерти мужа и согласилась стать женой его друга, который любил ее почти с детства. Чем же виноват перед ним Федор и чем виновата Валентина?.. Но дело в том, что Виктор не мог относиться к этому трезво. Он предчувствовал, что встреча с Федором будет для них обоих нелегкой.
Виктор пошел бродить по городу, решив наведаться в заводоуправление в шесть часов. Неизвестно, какими путями он вышел во двор той школы, откуда много лет назад выпорхнули они в мир на молодых крыльях, где среди надежных, зрелых перьев было немало юного пуха. И сколько надо было пережить гроз, ветров, снегопадов, чтобы из их крыльев выбило ветром этот слабый пушок, а взамен его выросли крепкие орлиные перья! Сколько раз надо было упасть, разбиться в кровь, чтобы научиться летать! А ведь, когда они вылетали отсюда, казалось, что стоит только оттолкнуться от родного порога — и им немедленно покорятся пространство и время. Может, и теперь они преувеличивают свою силу и зрелость? Может, и тогда, на зимнем вокзале в родном городе, на куче березовых дров у румяной железной печи, сделанной из большой бочки из-под бензина, он, Виктор Сотник, обнаружил свою душевную незрелость и поэтому потерял Валентину? Может, и это было одно из тех падений, которые его так жестоко учили летать?.. Нет, он там держался так, как должен держаться каждый человек. Какое он имел право разрушать семью?.. Валентина любит Федора. У них есть сын. Сложилась счастливая семья. Да, счастливая семья, а ему в этом городе не стоит долго задерживаться... Все эти мысли возникли в голове Виктора, когда он зашел во двор родной школы, вид которой почти не изменился за последнее десятилетие. Та же кустистая желтая акация вместо забора, вымощенное из серого камня крыльцо, желтая черепица на крыше... Только почему это все уменьшилось в размерах, словно ссохлось за десять лет, как усыхает давно испеченный хлеб? Ведь эти окна, даже это крыльцо были тогда значительно большими.
Виктор зашел в коридор школы. Между двойной лестницей, ведущей на второй этаж, когда-то стоял огромный аквариум, в котором плескались золотые красноперые рыбы. Теперь никакого аквариума не было, а сам коридор был почти таких размеров, каким представлялся ему в воспоминаниях тот аквариум. Овальные своды школы показались низкими, а коридор — узким. Теперь здесь оказалась не десятилетка, как до войны, а лишь семилетка. Десятилетка переведена в новое помещение, построенное в послевоенные годы.
А вот и дверь в тот самый класс, в котором учился Виктор. Ему показалось, что сейчас зазвенит звонок и из дверей выйдет с классным журналом в руках дорогая, незабываемая Галина Петровна. Ее Виктор помнит седой, пожилой. Какой же она стала теперь? Наверное, уже бабушка.
Две женщины с детства запомнились ему одинаково родными, одинаково дорогими — мать и она.
Над головой, под самым потолком, зазвенел электрический звонок. Виктор вздрогнул от неожиданности. А потом его это разочаровало — он зашел сюда, чтобы послушать тот звонок, с медных боков которого дед Кирилл добывал когда-то такие необычные звоны. А здесь его вдруг угощают электротехникой!.. Где же теперь дед Кирилл, занимающий не последнее место в его воспоминаниях о детстве? Наверное, уже нет старика. А может, и хорошо, что на его место не взяли другого? Кто бы еще, кроме него, мог потешать школьников странной медной мелодией, которая до сих пор звенит степным жаворонком в ушах бывших учеников?..
Но вот он увидел и человека, звонившего в школе тогда, когда в ней не могло быть ни одного ученика. Это был молодой, высокого роста, худой электромонтер, проверяющий проводку.
— Скажите, Галину Петровну можно видеть?
— Директора? Она в учительской...
Только теперь Виктор заметил, что в классе, где он когда-то учился, забрызганные алебастром и мелом девушки белили потолок.
Двери учительской открылась, и из них вышла пожилая женщина с хорошим материнским лицом.
— Галина Петровна!..
Она почти не изменилась. Только в первые секунды ему показалось, что на ее лице увеличилось количество землистых морщин. Нет, он, видимо, ошибся. Она нисколько не изменилась. Так же, как когда-то, поправляет очки, внимательно смотрит на него.
