комнате, игриво виляя бедрами. — Да и Мовсум мой против того, чтоб я худела!
Баджи на мгновение смолкает: тошно слушать такую глупую болтовню. Возмущение душит ее.
— Мовсум! Мовсум решает твою судьбу на сцене — он, видите ли, предпочитает толстушек!
— Он любит меня, вот что. Он кормит меня и одевает!
Баджи уже не сдерживается:
— За это и раздевает!
— Он — мой муж!
— Есть чем гордиться!
— Скажи еще, что нет у нас брачного кебина, какой выдал тебе мулла, когда ты соединялась с твоим первым супругом, ночи Теймуром!..
Телли давно ушла, а Баджи все еще не может прийти в себя. Она долго злится на Телли, но в конце концов признает: обе хороши — разругались, как базарные бабы!
Подобные стычки, впрочем, стали привычными, ни та, ни другая сторона не придает им большого значения, и уже на третий день Телли, как ни в чем не бывало, звонит Баджи и, ласково пощебетав о том о сем, озабоченно говорит:
— Мне нужно срочно повидать тебя!
Дел у Баджи выше головы, но чувствуя, что размол в не пришел конец, она дружелюбно восклицает:
— Приходи!
— Я предлагаю встретиться на углу у «Пассажа». Есть важное дело!
Баджи мало верит в важные дела Телли. Вряд ли ошибется она и на этот раз. Но сделав первый шаг на стезе мира, она не может не сделать и второй.
Оказывается, Мовсум Садыхович обещал Телли ценный подарок — новую спальню. Отбыв в очередную поездку, он предоставил Телли право выбора, и теперь Баджи нужна ей как советчица.
В подобной роли Баджи выступает не впервые. Сама она одета несравненно скромней, чем Телли, но та нередко обращается к ней с просьбами сопровождать ее но магазинам, к портнихе, к лучшему в городе сапожнику. Баджи никогда не отказывается, но с некоторых пор такие просьбы становятся слишком частыми: Телли отравлена ядом приобретательства, а ее друг, потворствуя этой неутолимой жажде, делает все, чтоб усугубить болезнь…
Директор магазина отлично знает обеих известных в городе актрис и радушно встречает их.
— Мовсум Садыхович просил меня показать вам, Телли-ханум, самые лучшие гарнитуры. Прошу вас и вас, Баджи-ханум, пройти со мной на склад — в открытую продажу мы такую мебель не пускаем!.. Извините, что веду вас через черный ход.
Все трое гуськом пробираются в мебельных джунглях склада.
— Что скажешь об этой? — взволнованно спрашивает Телли, кивая на спальню карельской березы.
— Красивая, — признает Баджи. — Но только слишком уж роскошная. А вот эта, по-моему, скромней, изящней и при этом вдвое дешевле.
Пользуясь тем, что директор отошел дать какие-то указания заведующему складом, Телли говорит:
— Прожила ты, Баджи, почти полвека, стала уже бабушкой, а наивна, как дитя малое!.. Вдвое дешевле? То-то и хорошо, что та, карельской березы, вдвое дороже!
— Руководствуясь такими соображениями, ты могла бы не звать меня сюда! Достаточно было б тебе просмотреть бирки с ценами и выбрать что подороже.
— Мебель — реальная ценность. Мало ли что может случиться? — говорит Телли наставительно. И вполголоса добавляет: — Ты же знаешь, платить за эту карельскую березу буду не я!
Баджи морщится.
— Ну, знаешь ли… — она готова возмутиться. Но вспомнив недавнюю стычку, сдерживает себя: хоть один раз обойтись без споров, без ссор! В конце концов, так ли уж важно, в какой спальне будет блаженствовать Телли со своим Мовсумом…
Важно это или неважно, а новая спальня карельской березы спустя час перевезена в квартиру Телли.
Хозяйка переводит восторженный взгляд с кровати на туалет, с туалета на широкий зеркальный шкаф.
— А теперь нужно вспрыснуть обновку, выпить за благополучное возвращение Мовсумчика! — говорит она, хлопнув в ладоши.
На низком ночном столике карельской березы появляются бокалы — настоящие баккара! И любимое вино хозяйки — золотистое садиллы — легкое, ароматное, приятное на вкус! Выпив, Телли становится томной и благодушно-поучающим тоном говорит:
— Пора и тебе, моя дорогая, взяться за ум — обставить свою квартиру хорошей мебелью, принарядиться. Ты — не девочка, у которой все в будущем. А что приобрела ты за четверть века своей трудовой жизни? Пора, пора, Баджи-джан, подумать о себе, поберечь, побаловать себя!..
Вернувшись домой, Баджи уныло посматривает на старый неуклюжий буфет, на просиженную тахту, на неласковую металлическую кровать. В дешевом стандартном платяном шкафу тоже не густо.
Да, мало она уделяла внимания убранству дома и своим туалетам. А что, если прислушаться к советам Телли? Пора, в самом деле нора тебе, Баджи-джан, подумать о себе, поберечь, побаловать себя!
Баджи раскрывает свою самшитовую шкатулку, берет в руки сберкнижку. Да, здесь, пожалуй, достаточно для начала…
Все в доме одобряют перемены. Даже Сашка, по-видимому, доволен ими — несмотря на окрики старших, он весело прыгает по пружинному дивану, то и дело заглядывает в новый сервант, открывая и с шумом захлопывая дверцы.
Теперь Баджи остается пополнить свой гардероб. На листке бумаги она прикидывает, высчитывает, составляя тщательный план. Фантазия наряжает ее в прекрасные, почти сказочные одежды. Вот бы появиться в таких нарядах перед доктором Королевым, Яковом Григорьевичем, Якубом!..
Телефонный звонок прерывает ее мечты.
— Баджи, родная, мне необходимо повидать тебя срочно! — слышится в трубке голос Телли.
— Не могу — буду сейчас купать Сашку! — отвечает Баджи.
— Ты очень, очень нужна.
— Опять что-нибудь приобретаешь?
— Нет, нет… Совсем не то… — Голос у Телли жалобный, расстроенный, как никогда.
Может быть, в самом деле что-то стряслось? Сбросив передник, накинув на домашний халат пальто, Баджи мчится к Телли…
Аллах великий, что здесь творится!
Дверцы шкафов раскрыты настежь, ящики письменного стола выдвинуты, бумаги, письма раскиданы в беспорядке. Одежда, белье брошены на стулья, на обеденный стол. Хозяйка дома с мокрым полотенцем на голове нервно ходит взад и вперед по комнате, лицо покрыто красными пятнами, тушь на ресницах размазана слезами.
— Вернулся Мовсум… Не успел раздеться, как пришли… Был обыск… Мовсума арестовали… — всхлипывая, сообщает Телли.
— Раньше или позже — этого можно было ждать, — хмуро говорит Баджи, не находя слов сочувствия. Конечно, ей искренне жаль Телли. Признаться, немножко жаль и злополучного Мовсума Садыховича — он, в общем, человек добрый, широкий, гостеприимный, и молодость у него была достойной уважения. Но кто же, как не он, виноват в своем бесславном конце? Он, он сам!.. Но только ли он один? Разве не лежит доля вины и на той, которая делила с ним блага жизни? И на завсегдатаях их салона, приходивших сюда вкусно поесть и выпить. И, наконец, в какой-то мере, может быть, и на ней, на Баджи: ведь она-то все понимала, а ограничивалась лишь стычками
