этой власти. С басмачами мы в основном справились, хотя и не исключены неожиданности. К ним надо быть всегда готовыми. Миром можно и гору сдвинуть, говорят мудрые. Вы тоже многого добьетесь, если будете действовать сообща. Думаю, в вашем кишлаке так же, как и всюду в долине, воцарятся мир и спокойствие.
— Правильно, уртак комиссия, — произнес кто-то, и его поддержали, — если все искать пойдут, даже то, чего нет, найдут.
— Баракалла, — сказал Истокин, — но, вы знаете, когда чабанов много…
— Овцы дохнут!
— Вот именно, нужно вам посоветоваться между собой и избрать себе кого-то вроде командира, чтобы советоваться с ним, да, чтобы и Советская власть могла спросить с кого. Пусть этот человек будет честным и справедливым.
— Тогда Мухтара-тога, больше некому.
— Пусть будет Мухтарджан! Он беден, как нищий. Хитрить не умеет, ума достаточно.
— Проголосуем, — предложил Истокин, — кто за то, чтобы избрать Мухтара-тога амлякдором бедняков, поднимите руки.
Все проголосовали за.
— Теперь я хочу сообщить вам вот о чем, — сказал агроном. — В Шерабаде создается агроучасток. Организация эта государственная и призвана помогать дехканам хорошими семенами, а позже — плугами, волами и тракторами. Но главное, она должна научить крестьян правильно хозяйствовать на земле, советовать, что и когда сеять.
— Это мы, слава аллаху, и сами знаем, — сказал Шайим-бобо, — было бы что сеять. Поможете семенами, доброе дело сделаете.
— Ну, что ж, — произнес с улыбкой Истокин, — поможем.
— Э-э, — воскликнул кто-то кисло, — дадите таньгу, а возвращать придется три!
— Советская власть не ростовщик, запомните это! Если она и даст что-то, то под небольшие проценты.
— Под какие, комиссия-ака?
— Ну, скажем, вам дали пуд пшеницы или ячменя, — ответил Истокин, — вернете пуд и четыре фунта.
— Зачем так мало — пуд? Батман!
— Ох, и аппетит у тебя, Кадырбай, — рассмеялись дехкане, — лишь бы побольше урвать!
— Я ведь про пуд сказал для примера, — произнес Истокин, — чтобы вы сами подсчитали проценты. Потребуется, дадим и батман.
— Если за пуд возьмете дополнительно только четыре фунта, это очень справедливо! Баи брали половину урожая, да и за это мы обязаны были благодарить их до конца жизни.
— Власть ведь ваша, товарищи, зачем же ей вас обирать?
— Хорошая власть!..
Допоздна засиделись бандыханцы, выясняя свои будущие отношения с такой доброй организацией. Что касается зерна, тут для них все было ясно, но арендная плата за скот и инвентарь… в этом и сам Истокин пока мало что знал. А дехкан это интересовало не меньше, чем семена.
— Я выясню, — пообещал он, — и постараюсь побыстрее сообщить вам через Мухтара-тога. — Повернулся к нему: — Будете в Шерабаде, зайдите ко мне, тога.
Тот кивнул. Где-то за полночь, когда пропели первые петухи, люди разошлись. Тога попросил Пулата остаться на чашку чая. Стало прохладнее, и гости перебрались на чорпаю. За жирной кашей, которую хола приготовила из пшеничной сечки, завязалась неторопливая беседа, в основном о работе комиссии. Неожиданно Истокин обратился к Пулату:
— Вы, усто, насколько я догадываюсь, байсунский?
— Оттуда.
— Горец в степи?!
— Судьба, ака! — Пулат отвечал коротко, негромко.
— То, что вы назвали революцией, Миша-ака, — сказал тога, — немало людей оторвало от родных мест, заставило пройти через многие испытания. Пулатджану тоже выпало столько, что на две жизни хватит!
— Без этого не могло быть и самой революции, тога, — сказал Истокин. — Народ так и влачил бы жалкое существование и никогда не узнал, что можно стать хозяином своей судьбы.
— Человеку, дорогой, — мягко возразил тога, — такое право не дано. Это во власти аллаха, как предпишет, так и будет.
Истокин решил не спорить, понимая, что это пока ничего не даст. Крестьянина должна учить жизнь. Придет время, и те, кто сидит с ним за одним дастарханом, изменят свое мнение.
— Я представляю эти места лет через тридцать-сорок, — произнес он, — а может, и раньше. Построят канал, придет большая вода. И тогда не нужно ждать, пока аллах выделит место в раю. Вы будете здесь, на земле. Тем, кому доведется жить в то время, забота о куске хлеба и в голову не придет.
— Ё насиб, — сказал тога, — пусть все сбудется. Добрые намерения — половина успеха!
За дувалом заржал конь, и тут же раздался выстрел. Пуля впилась в стену айвана, к счастью, не задев никого.
— Ложись, — крикнул Истокин, вытаскивая из кобуры револьвер. Приподнялся, чтобы потушить лампу. Прозвучал еще выстрел, и он, бросив оружие Пулату, упал с чорпаи. — Стреляйте, усто!
Пулат выстрелил, спрыгнул с чорпаи и, крадучись, пошел вдоль дувала к калитке. Услышал, как за дувалом рванулся конь и умчался в конец улицы. Он выглянул за калитку. На улице уже никого не было. Пулат поспешил к айвану. Тут тога и члены комиссии — землемер и работник вилойята — оказывали помощь Истокину. Пуля попала в плечо. Рука у землемера, пожилого человека в очках, тряслась, и он никак не мог перевязать рану. А кровь сочилась из-под пальцев Истокина, прижавшего рукой рану.
— Кажется, не опасно, — сказал он, стиснув зубы от боли.
— Разрешите мне, — попросил землемера Пулат и в одно мгновение наложил жгут. Потом стал перевязывать рану.
— Если б продолжали сидеть на месте, Михаил Семенович, — сказал землемер, подав Пулату кусок опаленной кошмы, чтобы наложить ее на рану, — пуля попала бы в сердце.
— На все воля аллаха, — сказал тога.
— Воевали, усто? — спросил Истокин, наблюдая за действиями Пулата.
— Приходилось, — неопределенно ответил Пулат и спросил: — А вы бывали в моих краях?
— Приходилось, — в тон ему ответил Истокин.
Выстрелы разбудили кишлак. Дехкане бросились к дому Мухтара-тога, полагая, что именно там произошло что-то. К рассвету тут собрались почти все, кто был вчера. Шумели, галдели, проклинали разбойника и пытались определить его личность по следам коня. Только эти следы сами же и затоптали, пока толпились у калитки да бежали по улице.
— Я вчера вам говорил о неожиданностях, — сказал Истокин, — и, как видите, не ошибся. А еще сколько их может быть, друзья?! Старое не сдается без боя, не забывайте об этом. — Он
