жена меня на охоту не отпустит. А я без леса, что рыба без воды…
В этом лесу я бываю почти ежегодно и на ощупь найду каждую тропинку. Знаю, что в начале гари должно быть болото.
Но я попал впросак перед товарищем: от жары болото пересохло. На ветру колыхались лишь осока да камыш. Что же теперь делать?..
Бродя по зарослям камыша, мы напали на лосиную тропу. Лесные звери умные, не случайно ходили по одному следу: значит, где-то поблизости есть вода. И вправду, неподалеку мы увидели вытоптанную лосями яму с рыжей водой. Вода была очень теплой.
— Охотнику не к лицу опустошать готовый звериный источник, — заметил мой друг.
По этим словам я сразу же догадался о его намерениях. Вот он ловко скинул с плеч сумку и ружье, положил их на землю, вынул из чехла топорик. Потом срубил нетолстую, уродливую березку и стал обтесывать ее. Я с завистью смотрел на приятеля и думал: «Он, оказывается, умеет не только стихи писать, но и делать многое другое!» Топор в его руках поигрывал, из-под лезвия, как синички, во все стороны летели мелкие щепки березы.
Через четверть часа мы попеременно откопали глубокую и широкую яму. Не успели выкурить по папироске, как там скопилась прохладная вода.
Прохлада сразу же придала бодрости. Мы почувствовали себя легко, повеселели.
— Ты и о лесных зверях заботу проявляешь, — похвалил я приятеля.
— Я же сын потомственного охотника из села Керебеляк! — отозвался он. — И дед, и прадед до самой своей смерти по лесам бродили. И меня сызмальства за собой таскали… Дед меня по следу поднятого с лежки зайца посылал, а сам, притаившись, поджидал. Я с криком и шумом бежал, словно гончая.
Наш Керебелякский лес до сих пор богат дичью. Тамошние охотники не только постреливают, но и по-хозяйски заботятся о зверях и птицах. К этому они и меня приучили.
Нередко обитатели леса, как и нынче, оставались без воды и пищи. В такое время и дед, и отец мой всегда проявляли о них заботу, старались, чтобы они выжили, приумножались. Ведь в трудный год они покидают облюбованные места. Не случайно наши керебелякские марийцы говорят: «Без медведя и лес не лес!»
Последние фразы мой друг произнес с особенным подъемом.
— Как видишь, лоси не зря потрудились копытами, — продолжал приятель. — Без влаги и растения вянут…
Разговаривая, мы долго лежали у живительной воды. А перед уходом еще раз припали к ней.
В тот день мы так и не успели поохотиться на тетеревов. На болоте еще в трех местах мы откопали ямы. Пусть лесные обитатели благодарят нас, пьют воду на доброе здоровье! А поохотиться мы еще успеем, придем за тетеревами позднее.
— Ну как, Иван Логиныч, — подковырнул я приятеля при возвращении домой, — в какое время войдешь в квартиру с пустыми руками? Когда жена будет дома или выследишь, когда куда-нибудь уйдет?
— Накалил уже свое шило? — улыбнулся он мне. — А знаешь, мне кажется, что я сегодня читал очень увлекательную поэму. Наш марийский лес — это же интересная, никем не написанная книга! И только тот может прочитать ее, кто беззаветно любит природу: для иных она закрыта.
«Он не только мой задушевный приятель, — подумал я, — но и настоящий друг, добрый ценитель природы!»
Перевод З. Макаровой
Мы со старшим братом приехали в отпуск к своим старикам-родителям. Невзирая на непогоду, бродим с ружьями у окрестных озер в надежде подстрелить уток, начавших перелет. Оба изрядно промокли, озябли.
— Что же мы лазим по открытым озерам? Утки в такую непогодь на них вряд ли приводнятся. Пойдем-ка лучше на лесное озеро Удышъер.
Я согласился.
Удышъер — длинное и обширное озеро, раскинувшееся в дубраве. Туда мы и направились прямиком по старому дубняку. Северный ветер со всей силой обрушивается на старые дубы, но они не поддаются, сопротивляются и шумят, шумят… Под ногами — мягкая перина из серых, потемневших листьев. В сухую погоду они шуршат, а сейчас наши ноги тихо утопают в них.
При переходе через болотистую низину нам в глаз. а сразу бросились свежие глубокие отпечатки копыт молодого лося и следы чьих-то сапог. Вероятно, кто-то, пользуясь непогодой, преследует благородного обитателя наших лесов.
— Лось — умное животное. Только поднимешь с лежки, а уже догнать и подстрелить его трудно, — говорит брат, уверенно шагая вперед.
Но вот между деревьями забелел просвет, и мы оказались на берегу Удышъера. Ветер, дующий вдоль озера, гонит свинцово-темную воду, собирая ее в волны, и они, сердясь, дробятся о берег.
В такое время на глубоких озерах уток не сыщешь, они укрываются под кустами прибрежного ивняка. Поэтому мы не смотрим на середину, а заглядываем под свисающие над волнами ветки. Прошли почти два километра по берегу, спугнули лишь три небольших табунка кряковых, да и то ни одной утки не взяли. Однако это нас не огорчило, потому что без собаки достать убитую дичь из воды невозможно: она все равно пропала бы зря.
Обогнув озеро, мы стали обшаривать противоположный берег, но особенно не старались, довольны были тем, что хоть увидели уток.
К вечеру ветер еще больше усилился. Под его напором деревья клонились так, что скрипели и стонали… Идешь и думаешь: вот-вот окажешься под рухнувшим деревом.
— Все живое в природе борется за жизнь, — будто угадав мои мысли, рассуждает брат. По профессии он врач, и поэтому он говорит о жизни подчеркнуто, вдохновенно.
— Посмотри, как отчаянно сопротивляются деревья, стараясь поддерживать друг друга, — продолжает он. — Но проходит время, и они погибают, не выдержав схватки со стихией. Со временем вместо них дружно-поднимается молодая поросль.
Я иду рядом с братом, не перебивая его рассказ. Ружья мы держим под мышкой вниз стволами, чтобы в них не попадала вода.
Мы уже прошагали порядочно, когда я, взглянув на противоположный берег, заметил, что кто-то оттуда бросился в озеро.
— Постой-ка! — одернул я брата. — В воду кинулся какой-то зверь.
— Где? — брат взял ружье наизготовку.
— Видишь, в нашу сторону плывет, — указал я на видневшуюся над водой серую голову зверя, который, тревожно оглядываясь, приближался к нам.
— Не волк ли? Смени патрон! — шепчет мне брат.
Мы вставили в ружья патроны с пулями и
