— Нет. Чуяла, уехал дня на два в Троицк.
Сапожник вздохнул с облегчением.
Строчинский писал:
«Госпинасу.
Установите неослабное наблюдение за рабочими вагонных мастерских: Башкировым, Черепановым, Емелиным Иваном и в особенности за Зыковым Александром. По агентурным данным, указанные лица входят ячейку партии большевиков в железнодорожном районе и пытаются организовать диверсионные акты. Как идет наблюдение за квартирой столяра Пеньковского? Прошу информировать срочно. Строчинский».
— Ты, Глаша, подожди несколько минут. Я схожу с этой бумажкой, к одному человеку. Он живет недалеко, — торопливо одеваясь, заговорил Шмаков. — Посиди пока здесь. Жена с Полей скоро придут. — И, не дожидаясь ответа, Иван Васильевич поспешно вышел.
Оставшись одна, Глаша задумалась. Мысли унеслись в Косотурье. Что там делается? Живы ли отец с матерью? Где теперь Вася? Глаша не слыхала, как зазвенел над дверями колокольчик. Второй звонок вывел ее из раздумья, и, поднявшись от верстака, она открыла, дверь. Перед ней стоял молодой человек в черной сатиновой рубахе, опоясанной шелковым поясом с белыми кистями на концах. Слегка выпуклый лоб пришельца прикрывал пышный чуб, большие серые глаза нагловато уставились на Глашу.
— Иван Васильевич дома?
— Нет.
— Поля?
— Ушла с матерью.
— А ты, красотка, кто такая?
— Знакомая хозяев.
— Стало быть, Ивана Васильевича нет, — протянул неохотно незнакомец и, приблизившись к Глаше, тронул ее плечом. — Ишь ты, гладкая какая. — Играя кистями пояса, он ушел.
Когда пришли Поля с матерью, Глаша рассказала им о пришельце.
— А-а, это Николай Образцов. Он иногда бывает у папы, — отозвалась Поля.
Шмаков показал записку Строчинского члену подпольного городского комитета РКП(б) Александру Николаевичу Зыкову, работавшему столяром в железнодорожных мастерских, и явка на конспиративную квартиру Пеньковского была временно прекращена.
— Если Строчинский и поругает тебя, потерпи, — передавая бумажку Глаше, говорил Шмаков. — То, что ты обратилась ко мне, это хорошо. Для нас это важно, — сказал он ей на прощание.
«Для нас это важно», — Глаша припомнила по дороге слова сапожника. Придя домой, Глаша положила бумажку на место. Теперь она начала догадываться, что ее не случайно устроили к Строчинским.
— В кабинете без меня ты не была? — спросил Глашу прибывший через день Строчинский и начал торопливо перебирать бумаги.
— Была, но ничего не трогала, только пыль вытерла.
— Впредь уборку будешь производить только в моем присутствии. Поняла?
Женщина молча кивнула головой.
Вспомнился ей также страшный рассказ Поли о том, что с первых же дней мятежа в Челябинске начались облавы и налеты на квартиры в поисках большевиков. Зверски были замучены председатель Совета — руководитель челябинских большевиков Васенко, начальник штаба охраны Болейко, его помощник Могильников, секретарь Совета Гозиосский, Колющенко, Тряский.
Белогвардейцы задушили Васенко в вагоне, а в ночь на третье июня пьяные белоказаки ворвались в гостиницу Дядина, где в подвальном помещении находились арестованные большевики, вывели их и зарубили шашками недалеко от цирка, где протекал ручей.
Когда жена Колющенко пришла к священнику просить похоронную, даже тот выразил свой гнев, записав, что Колющенко убит злодеями.
Сколько замучено в тюрьме, знал лишь один ее начальник Котляренко. Никто не считал трупы людей, тайно вывезенные из лагеря на территорию бывшей петровской мельницы.
Кирилл Панкратьевич Красиков через верного человека вызвал Галю к себе.
— Тебе придется выехать в Челябинск вот с этим письмом, — передавая небольшой пакет, сказал он. — Адрес явочной квартиры надо знать назубок. Запомни пароль: «Сарыч кружится над полем». Тебя спросят: «Давно прилетел?» Ответишь: «В мае». Передай челябинским товарищам, что мы продолжаем работу. Будь осторожна. Там тебе выдадут немалую сумму денег, которую ты должна раздать нуждающимся семьям партизан и красноармейцев. Деньги получишь от подпольного комитета. В Челябинске долго не задерживайся. С Туркиным я договорился. Бери отпуск и поезжай. Желаю успеха, — Красиков крепко пожал руку Гали.
На следующий день после разговора с Кириллом Панкратьевичем Галя выехала в Челябинск. Остановилась у Сусанны, с которой дружила еще в гимназии. Отец ее, бывший коммерсант Петр Матвеевич Высоцкий, представительный мужчина лет пятидесяти, с мягкими манерами, холеной бородкой, золотыми кольцами на руках, был совладельцем кондитерской фабрики и чаеразвесочной Губкина — Кузнецова в Челябинске.
Подруга бурно обрадовалась гостье.
— Галя, да как же ты похорошела! — заговорила Сусанна, разглядывая свою бывшую одноклассницу, и провела ее в гостиную. — Папа, вы узнаете? Да это же Галя Крапивницкая.
— А-а, помню, помню. Вы ведь раньше у нас бывали, — откладывая газету, заговорил Высоцкий. — Сусанна, — обратился он к дочери, — надеюсь, ты пригласишь свою подругу сегодня на благотворительный вечер в офицерский клуб? Будут маски.
— Если Галя согласится, то я с большим удовольствием.
Оставаться одной в доме Высоцких Гале не хотелось. Встретившись днем с Соней Кривой, которая была членом подпольного комитета, она передала ей письмо Красикова и договорилась о следующей встрече. От нее Крапивницкая и должна была получить деньги.
Вечером Галя вместе с хозяевами поехала в клуб офицерского собрания, просторное здание которого было расположено на Исетской улице. Девушки захватили с собой маски — темные бархатные повязки с прорезями для глаз.
У Высоцкого был свой выезд. Остановив фаэтон у клуба, он сказал кучеру, чтобы тот приехал за ними к полуночи.
Когда Высоцкие вместе с Галей вошли в вестибюль, там уже было шумно. Гости парами прогуливались по обширному залу. Аромат тонких духов, смех, звуки настраиваемых инструментов. Из полуоткрытых дверей «курилки» тянуло запахом дорогих сигар.
Сделав несколько кругов, Галя с Сусанной, не снимая масок, остановились недалеко от парадного входа.
Тяжело ступая, в сопровождении адъютанта, показался тучный генерал. Отвечая на приветствия, он слегка кивал по сторонам массивной, стриженной под ершик головой.
— Командующий западным фронтом Ханжин, — сказала полушепотом Высоцкая.
Через некоторое время показался второй не менее представительный офицер в чешской форме.
— Ян Сыровой — главнокомандующий чешскими войсками.
В дверях появился стройный офицер средних лет с красивым смуглым лицом.
— Арун Курбангалеев — командир татаро-башкирского егерского полка, — сказала Сусанна. — А это атаман Святенко. — Мимо девушек прошел склонный к полноте офицер и, щелкнув молодцевато шпорами, поклонился Высоцкой. — Он иногда бывает у нас, — скрывая радостное смущение, сказала Сусанна. — Хочешь познакомлю?
— Нет, нет. Я одета не для бала. Давай лучше будем смотреть. Скоро, должно, будут танцы.
— А это полковник Вержбицкий. Рядом с ним идет Войцеховский. Они недавно вернулись с фронта. Теперь засядут на целый вечер с папой играть в преферанс. Представитель местной власти — эсер Милованов, — с нескрываемой неприязнью произнесла Сусанна, показывая взглядом на щуплого господина в пенсне, с реденькой козлиной бородкой. — А вот и кумир всех молодящихся дам Челябинска — кстати, твой однофамилец, поручик Крапивницкий.
Галя инстинктивно прижала маску к лицу. Встречаться с братом здесь, в офицерском клубе, ей не хотелось, и она обратилась к Сусанне:
— Пойдем погуляем немножко.
— Да, пожалуй. Звонка еще не было. Посмотрим афишу.
Сделав полукруг, остановились у большой афиши, висевшей на стене.
СЕГОДНЯ
БОЛЬШОЙ ДИВЕРТИСМЕНТ!!!
В программе:
I отделение
1. Нет, не любил он. — С л о в а М. Медведева.
2. Белой акации гроздья душистые...
В исполнении госпожи Строчинской (колоратурное сопрано).
3. Вечерний звон. — С л о в а И. Козлова.
Исполнитель А. Крапивницкий (баритон).
4. Однозвучно гремит колокольчик. — С л о в а И. Макарова.
II отделение
Декламация: из Апухтина и Надсона.
Танцы.
В соседней комнате за круглым столом с богатой сервировкой собралось высшее общество: офицеры рангом не ниже капитана и видные коммерсанты.
— Господа! Предлагаю тост за победный марш на Москву, — поднимаясь, произнес Войцеховский.
Все дружно выпили.
— Господа! Наша доблестная армия бьет красных, выражаясь фигурально, в хвост и в гриву. Я глубоко убежден, что час вступления в белокаменную недалек. Не буду раскрывать секретов нашего успешного наступления, скажу лишь следующее, — с усмешкой заговорил Войцеховский. — Надо благодарить бога, что главнокомандующим у красных стоит Троцкий. Этот «великий cтратег» догадался растянуть фронт третьей красной армии до четырехсот километров! Это при ее малочисленности, слабом вооружении, без резервов и продовольственных баз. Господа, — с явной издевкой продолжал он, — высшим достижением «гениальной стратегии» Троцкого является приказ — не оказывать никакой помощи третьей армии со стороны второй, которая действует на Восточном фронте. Вторая, не менее приятная новость: у нас главнокомандующий — Иванов-Ринов. Уж он даст щелчка господам штатским из Временного правительства. — Под одобрительный гул голосов Войцеховский опустился на место.
