Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

Ее догоняют танки-амфибии.

И с той самой лиственницы, с которой вначале мы впервые увидали местность, видно теперь, в рассветном розовом сиянии, как маленькая застава ползет впереди догоняющих ее танков по полям за рекою.

Ворон расправляет замлевшие крылья и вылетает навстречу бою.

1937

Александр Невский — князь Переяславльский.

Василий Буслай — новгородский богатырь, ушкуйник, представитель вольницы, весельчак и мастер погулять.

Гаврило Олексич — новгородский богатырь, степенный воин, лет тридцати пяти, сурового суриковского облика.

Твердило Иванович — псковский воевода, начальник обороны Пскова, лет сорока, алчный, тупой и беспринципный торгаш, изменник.

Воевода Павша — помощник Твердилы, лет сорока, смелый и честный патриот.

Его дочь Василиса — высокая, статная женщина, боевой новгородской складки, тип русской женщины-воительницы.

Ольга — новгородская девушка.

Брячиславна — жена Александра Невского.

Софья, Надежда, Любовь — три девушки-псковитянки.

Иван Данилович Садко — поволжский купец.

Пелгусий — монах, разведчик Александра.

Аввакум — нищий.

Амелфа Тимофеевна — мать Буслая.

Никита — переяславльский ополченец.

Яков — переяславльский старик крестьянин.

Граф Герман Балк — магистр ордена, человек лет сорока, профессиональный солдат-завоеватель.

Епископ — старик лет шестидесяти, фанатик, прообраз будущего иезуита.

Ананий — приближенный Твердилы, его разведчик.

Савва и Михалка — приближенные князя Александра Невского.

Князья Иванко и Василько — беспрестольные «безработные» князьки, искатели хороших военных заработков.

Берке — хан Орды.

Старшая жена хана.

Визирь.

Его эмиссар по северной Руси.

Место действия — Псков, Новгород, Переяславль, Чудское озеро, русские дороги, ведущие к Волге, Орда.

Лес осенью. Рыцари, построившись клином, «свиньею», врываются в села под Псковом. Все бежит перед ними. Полураздетые женщины с детьми на руках, дети без взрослых, калеки. Девушка тащит полумертвого отца. Мечется напуганный скот. Звон мечей. Крики. Тяжелое дыхание рыцарей, закованных в латы. Пожары деревень.

Встревоженный Псков ждет удара. На улицах тревога: еще неясно, будет ли Псков обороняться, или сдастся рыцарям. Одни волокут бревна к воротам, другие укладывают в подводы добро.

На крепостной стене отцы города — воеводы, владыко — бранят начальника обороны Пскова боярина Твердилу Ивановича. Пятисотенный Павша, сопровождаемый дочерью, надевшей кольчугу поверх женского платья и шлем вместо платка, говорит епископу:

— Собирай совет. Вели рубить собаке голову.

Боевая одежда Павши забрызгана грязью. Он только что из боя.

Старик воевода сокрушенно кивает головой, глядя с высокой стены на дымы дальних пожаров, кольцом окружающих Псков.

— Не сберег ты города, Твердило, продал нас, — говорит он.

— Только детей малых погубим да свое добро растеряем, — оправдывается Твердило. — Ей-богу, сдаваться надо, пока не поздно.

— Что ни решайте, я Пскова не отдам! — говорит Павша. — Не один раз помирали мы — и все живы. И немца били — чуда в том нету.

Владыко протягивает руку к Твердиле, снимает меч с него.

— Предстанешь перед судом, — говорит он.

Набат! Ратные люди бегут к стенам Пскова. Уже закрывают главные ворота, впуская последних беженцев из пригородных сел.

— Не выдадим Пскова! — кричат они.

На площади св. Троицы нищий, по имени Аввакум, скликает народ.

поет он.

Павша готовится к обороне. Дочь рядом с ним. Ратники занимают стены, волокут на них камни.

— Вспомним князя Александра! — говорит Павша бойцам. — Бил он шведов на Неве, мы побьем немцев под Псковом.

Монах Пелгусий, одетый ратником, уговаривает испуганных женщин, утешает беженцев.

— На Неве похуже было — и то наша взяла, — говорит он.

Твердиле медлить нельзя. Он накрывает расшитым полотенцем серебряное блюдо, ставит на него хлеб и соль и говорит своему приближенному Ананию:

— Беги через малые ворота к магистру… Скажи — сдам Псков, как уговорено было… Покажь дорогу!..

Потом он подходит к краю стены и говорит народу:

— Да что там зря толковать: никакой беды никому не будет! Шли бы себе по домам, люди добрые!

Ананий выходит за пределы города и попадает к немцам. Они связывают ему руки и, надев на шею петлю, сажают за седло. Он ведет колонну немцев к тем малым воротам, через которые выходил сам. Он стучит:

— Впустите в город холопов боярина Твердилы Ивановича!

— Не пускай гадов! — раздается за воротами голос монаха Пелгусия. — Не с добром пришли.

Но за воротами есть и люди Твердилы. Затевается рукопашная между сторожами ворот и твердилиными людьми. Ворота распахиваются. Рыцари на конях, со связанным Ананием, врываются в город, прокладывая себе дорогу мечами.

Аввакум кричит народу:

— Гляди, люди русские, на немецкую ласку!

Павша с группой пеших бойцов пытается задержать конных немцев, но напрасно. В одно мгновение люди его оттеснены и рассеяны, а его самого, еще живого, поднимают на остриях поднятых копий. Лавина рыцарей обрушивается на Псков.

Лавки торговых рядов уже разгромлены. Меха и шелк устилают улицы. Хлеб, мед, масло в разбитых бочках валяются всюду. Горят дома.

Патеры благословляют горящие здания, благословляют крики горящих в домах людей, складывают костры из икон. Рыцари и кнехты, нагруженные добычей, волокут за косы псковских женщин.

Немцы ворвались так быстро, что не весь город еще знает об этом. В покоях епископа тишина и порядок. Сидят заслуженные бояре и монахи, ждут на суд Твердилу. Он вбегает, распахивая и не закрывая двери, пьяный и веселый.

— Ну, вот я!.. — посмеиваясь, кричит он. — Хозяин города, хозяин вам всем, ехидны проклятые!.. Сдал я Псков, ну!..

Крики немцев слышны под окнами. В покои епископа, оглядывая их нелюбезно, входит магистр. Он говорит Твердиле:

— Слушай, русский, так города не сдают… Если ты мне и Новгород с таким боем сдавать будешь, повешу на первом суку. Понял?

Кнехты уже грабят покои епископа. Вскрывают сундуки с псковской казной. С площади слышен зов Аввакума:

— Вставай, народ русский!

На стенах псковского кремля распинают еще живого воеводу Павшу и других сторонников обороны. Твердило распоряжается их казнью. Он деятельно отправляет одних на стены, других на костры, сколачивает группы для принятия римского крещения и из сотен девушек, согнанных плетьми его людей, выбирает себе одну, двух, трех, четырех, пятерых наикрасивейших.

…Уже пируют кнехты в кружалах. Горят церкви. Иностранные купцы стоят у своих лавок, крича по-латыни.

…На площадь св. Троицы гонят бичами и копьями новые толпы уцелевших защитников Пскова — монахов в доспехах, воевод, ратных людей, женщин.

— Кайтесь! Кайтесь, неверные! Спасите души свои! — кричит худой и страшный монах, высоко поднимая над толпою длинный тонкий латинский крест. — Истинна лишь наша латинская вера!

— Быстро! Время не терпит! Крести! — торопят монаха рыцари.

гнусаво кричит он, осеняя крестом псковитян, падающих под мечами рыцарей.

— Пропала Русь! — плачет нищий Аввакум.

…Три латинских монаха бегут по улице, вырывая детей из рук родителей, осматривают их, щупают и, выбрав, толкают к подводе, на которой уже лежит внаброс с десяток ребят.

— К святому обращению, — говорит монах, отбирая ребенка у матери и подставляя к ее губам руку для поцелуя.

— Отдай! — безумствует мать. — Отдай, дьявол!

Копье сбивает ее с ног.

За подводой бегут матери, бабки, сестры отобранных ребятишек. Стон над улицей.

…А на площади Троицы еще убивают. Иных ребят мечами. Других распинают на крепостной стене. Третьим готовят костры.

— Кайтесь, неверные! Примите веру истинную, римскую! — неистовствует боярин Твердило.

— Пропала русская земля! Нет боле русской земли! — шепчут люди, вися на крестах. — Один Александр Ярославич может пόмочь дать, да нет его!