одно на уме – жениться, – недовольно заметил Витька.
– Может, где-нибудь есть такие человекоподобные, что мы все у них поучимся. Вот тогда будет жизнь! Захотел ты, допустим, своих сыновей повидать прямо с печи – пожалуйста: включил видеоприемник, настроился на определенную волну – они здесь, разговаривай. Ругайся, если хочешь. А медицина будет такая, что люди будут до ста – ста двадцати лет жить…
– Ну, это уж ты… приврал.
– Почему?! Уже сейчас эта проблема решается. Сто двадцать лет – это нормальный срок. Мы только не располагаем данными… Но мы их возьмем у соседей по Галактике.
– А сами-то не можете – чтоб сто двадцать?
– Сами пока не можем. Это медленный процесс… – Юрка даже слегка кокетничает, изображает из себя какого-то учителя. – Может, мы и докатимся когда-нибудь, что будем сто двадцать лет жить, но это еще не скоро.
– Сто двадцать лет сам не захочешь. Надоест.
– Ты не захочешь, а другие – с радостью. Будет такое средство…
– «Средство»… Открыли бы лучше какое-нибудь средство от похмелья. А то башка, как…
– Не надо пить.
– Пошел ты!..
Замолчали. Юрка опять решительно сел за учебник.
– У вас только одно на языке: «Будет! Будет!» – опять начал старик. – Трепачи. Ты вот – шешнадцать-то лет будешь учиться, а начнет человек помирать, что ты сделаешь?
Юрка не намерен больше болтать. Молчит.
– Вырежет ему чего-нибудь, – сказал Витька.
– Да если ему срок подошел помирать, чего ты ему вырежешь?
Витька не знал.
– Я на такие… темные вопросы не отвечаю.
– Нечего отвечать, вот и не отвечаете. Светлые ваши головушки… только мякиной набиты.
– Ничего? – опять вскочил Юрка. – А вот эти люди?.. – сгреб кучу книг и показал. – Вот этим людям тоже нечего отвечать?! Ты хоть одну прочитал?
– Там читать нечего – вранье одно. У меня на квартире жил один…
– Во дает?! – сказал Витька.
– Ладно! – Юрка опять начал ходить по избе. – Чума раньше была?
– Была. У нас в двадцать…
– Где она теперь? Есть?
– Не приведи господи! Может будет…
– В том-то и дело, что больше не будет. С ней научились бороться. Дальше! Если бы тебя раньше укусила бешеная собака, что бы с тобой было?
– Сбесился бы.
– И помер бы. А сейчас – сорок уколов, и все. Человек живет. Туберкулез был неизлечим? Сейчас – пожалуйста: полгода – и человек как огурчик! А кто это все придумал? Ученые. «Вранье»… Хоть бы уж помалкивали, если не знаете.
Старика раззадорил тоже этот Юркин наскок.
– Так. Ладно. Собака – это ладно. А змея укусит?.. Где они были, доктора-то, раньше? Не было. А бабка, бывало, пошепчет – и как рукой снимет. А ведь она институтов ваших не кончала.
– Укус был не смертельный, вот и все. Это элементарно.
– Иди подставь: пусть она тебя разок чикнет…
– Пожалуйста! Я до этого укол сделаю и пусть кусает, сколько влезет – я только улыбнусь.
– Хвастунишка.
– Да вот же они, во-от! – Юрка опять показал на книги. – Люди на себе экспериментировали! А знаешь ты, что когда академик Павлов помирал, то он созвал студентов и стал им диктовать, как он помирает…
– Как это? – очень заинтересовался старик.
Витька тоже не слышал про это.
– Так. «Вот, – говорит, – сейчас у меня холодеют ноги – пишите». Они писали. Потом руки отнялись. Он говорит: «Руки отнялись».
– А они пишут?
– Они пишут. Потом сердце стало останавливаться, он говорит: «Пишите». Они плакали и писали. – У Юрки у самого на глазах показались слезы. На старика тоже рассказ произвел сильное действие.
– Ну?..
– И помер. И до последней минуты все рассказывал, потому что это надо было для науки. А вы с этими вашими бабками еще бы… триста лет в темноте жили. «Раньше было! Раньше было!» Какие-то кулацкие уклоны… Вот так было раньше? – Юрка подошел и включил радио. Пела певица. Немного все послушали ее. – Где она? – спросил Юрка.
– Кто?
– Певица-то. Ее же нет здесь, а поет.
– Так это по провода-ам.
– Это радиоволны! «По провода-ам». По проводам – это у нас здесь. А она, может, где-нибудь в Москве или в Ленинграде поет – что, туда провода протянуты?
– Провода. Я в прошлом годе ездил к Ваньке, видел: вдоль железной дороги провода висят. На столбах. Чего ты говоришь-то?
Юрка махнул рукой.
– Тебе не втолковать! Мне надо уроки учить. Все.
– Ну и учи.
– А вы отрываете. – Юрка сел за стол, зажал ладонями уши и стал усердно читать.
Долго в избе было тихо.
– Витька, а ты на кого хочешь учиться? – спросил старик.
Витьку этот вопрос застал врасплох.
– Я пока выбираю, – сказал он.
– На кого он будет учиться! – оторвался от книги Юрка. – У него по арифметике плохо. Не исправил, Витька?
– Не…
– Что ж ты?
– Знаешь на кого учись? На судью, – посоветовал старик.
– О-о! – удивились ребятишки. – Чего это?
– Люди будут бояться. Скажут: вон, вон судья идет! Большое дело.
– Тогда уж – на прокурора, – сказал Витька. – Он пострашней.
– Прокурор – это не все понимают, что страшно. А вот судья… это судья. Это уже тюрьмой пахнет.
Еще помолчали.
– Он есть на карточке? – спросил вдруг старик.
– Кто?
– Тот ученый, помирал-то который.
– Академик Павлов? Вот он.
Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Витьке тоже показал редкостного ученого.
– Старенький уж был, – сказал Евстигнеич жалостливо.
– Он был до старости лет бодрый и не напивался, как… некоторые. – Юрка отнял книгу. – И не валялся потом на печке, не матерился…
– Чего вы взъелись-то на меня?! – вскричал больной старик. – Ты гляди что – житья не дают! Комиссары нашлись… Вам ба по тогдашнему делу – только комиссарами быть. Они тогда молодые были… Такие же вот… молокососы заполошные. Командовали.
Юрка сел опять за учебники, а Витька стал листать книжку с портретами ученых.
– Ох, мать ты моя-а!.. – закряхтел опять старик. И полез с печки. Надел валенки, взял нож и вышел в сени.
– Куда это он? – спросил Витька.
Юрка пожал плечами.
– Ну и что этот гусь? – спросил Юрка. – Наверно, отцом твоим станет?
Витька уставился на друга, точно до него только сейчас дошел истинный смысл прихода дяди Володи в их дом.
– «Отцом»? – переспросил он.
– Ну а кем же? Не родным, конечно, но жить-то у вас будет.
Вошел старик… Нес в руке добрый кус сала.
– Нате поешьте… ученые. А то, пока дойдете до своих хирургов-то, – загнетесь.
– Зачем? У меня есть – мне Витька принес…
– Ешьте! «Витька принес»… У Витьки у самого… зад сверкает. Безотцовщина. Ешьте, это доброе сало, не базарное.
– Нам дядя Коля привез из деревни – тоже доброе, –
