Лука, словно дурной сон, помнит эту бесконечную, знойную и пыльную дорогу: Сванетский район, узкие, раскаленные улочки, ведущие на Кукийское кладбище. Любопытные лица людей, высыпавших на балконы и выглядывающих в окна, и духовой оркестр, который оглушительно гремел. Мито и Маико не отходили от Луки, молча шли рядом. Так же молча проводили они его до самого кладбища. На кладбище толпа быстро разбрелась, рассеялась. Усталые и изнуренные жарой люди укрылись в тени кипарисов. Лука ушел подальше, чтобы не слышать стука комьев земли по крышке гроба. Он долго бродил среди чужих могил и наконец спрятался за кустами, решив, что так далеко страшный звук не дойдет.
Бессонная ночь, рыбалка, панихида, бесконечный путь до кладбища под палящим солнцем так утомили и оглушили его, что он уже с трудом держался на ногах и сел на цоколь незаконченной или заброшенной могилы. Отсюда он не видел похоронной процессии, и гром духового оркестра доносился приглушенно. Лука, видимо, долго сидел в одиночестве, потому что ему наскучило сидеть, но подняться не было сил. А потом его одолела дремота…
Лука предчувствовал, что ворота будут открыты, и когда он приблизился к больнице, они в самом деле оказались не на запоре. Он беспрепятственно проник во двор, залитый лунным светом. Прошел мима знакомого окна и остановился возле бассейна. Бассейн был тоже наполнен лунным сиянием и отливал золотом. Лука вздрогнул. Он всем своим существом ощутил, что к зарешеченному окну подошла Мтвариса. Лука быстро обернулся и явственно увидел отделившееся от мрака обнаженное золотистое тело. Дремлющий Лука чувствовал, и не только чувствовал, но знал наверняка, что все это ему снилось, что сейчас он видел Мтварису во сне, и удивленно думал: «Почему же она мне снится, я же обещал Андукапару больше о ней не думать, и день сегодня был такой, что я ни разу о ней не вспомнил». Пока он во сне думал об этом, Мтвариса вышла из зарешеченного окна и направилась к Луке. На лице ее сияла безмятежная и блаженная улыбка. Это блаженство, очевидно, она испытывала при виде Луки. Лука разволновался. В его трепещущее сердце ударила теплая волна незнакомого чувства и рассыпалась по всему телу брызгами, вызывающими сладкую дрожь. Мтвариса подошла совсем близко и обняла Луку обеими руками…
— Лука!
Лука сквозь сон узнал голос Маико и очнулся с таким чувством, будто его застали на месте преступления.
— Куда ты запропастился, Лука?
— Не знаю. Я не мог там стоять.
— Я столько времени тебя ищу, даже устала!
— Иди сюда, садись.
— Нашел время садиться. Уже больше половины народу ушло.
— Ну и что, не оставаться же им здесь! А меня не спрашивали?
— Еще бы! Особенно один лысый дядька тебя разыскивал и очень сердился, я, говорит, в жизни не встречал такого бессердечного и невоспитанного мальчишку! Почему, говорит, он не хочет проститься с родной тетушкой? Не думает ли он, что увидит ее еще и завтра?
— Это, наверно, Поликарпе.
— Кто такой этот Поликарпе?
— Не знаю… Впервые вижу. Иди садись, — снова предложил Лука.
Маико присела на цоколь рядом с Лукой.
— Хоть бы поскорее занятия начались, надоело дома сидеть, — сказала Маико.
— И мне надоело. — Лука так внимательно разглядывал худенькую чернявую Маико, словно видел ее впервые.
«Интересно, она когда-нибудь вырастет или навсегда останется такой маленькой», — думал он.
Солнце склонилось к западу, и на могилах лежали длинные тени кипарисов. Лука только теперь вспомнил, что ему опять снилась Мтвариса, и настроение у него испортилось. Ему показалось, что втайне от всех он совершал преступление. В его сознании вдруг всплыло одно слово, значение которого он не до конца понимал, но чутье и ночная беседа с Андукапаром подсказывали ему, что примерно должно означать слово «кощунство». Возможно, потому он и обманул Андукапара, когда сказал ему, что понимает смысл этого слова. В общем, так или иначе, до конца он его не понимал, и это не вполне понятое слово лишало его покоя.
— Мне так жаль твою тетю, — нарушила молчание Маико. — Она осталась совсем одна…
— Мне тоже ее жаль…
— Говорят, что близнецы бывают особенно привязаны друг к другу.
— Должно быть…
— Мне ее очень жаль. — В больших глазах Маико стояли слезы, и она отвернулась, наверно, для того, чтобы Лука не видел, как она плачет.
Лука придвинулся поближе к Маико. Так близко, что плечом ощутил прикосновение ее плеча, наклонился и осторожно, как будто сдувая пыль, поцеловал ее в щеку. Лука ясно видел, как из выреза ситцевого платья Маико расползлась краснота. Эта предательская краснота сначала охватила шею, а потом вспыхнула на лице. Маико не проронила ни слова, не шелохнулась, сидела, затаив дыхание.
Тогда Лука еще раз поцеловал Маико. Тут Маико встала и строго взглянула на него. В глазах ее по-прежнему стояли слезы. Лука тоже поднялся, хотел что-то сказать, но язык не подчинялся ему. Маико, не дав ему опомниться, повернулась и пошла. Она медленно шла среди могил, опустив голову и задумавшись. Лука покорно следовал за ней.
Словно сговорившись, они остановились у могилы тети Нуцы. На свеженасыпанном холмике лежали венки из живых и искусственных цветов. Вокруг не было ни души. Видно, все давно ушли. Маико и Лука молча отошли от могилы и направились к выходу. Но не так-то просто оказалось выбраться из кладбищенского лабиринта; они долго блуждали и, наверно, блуждали бы еще дольше, если бы случайно не наткнулись на сторожа.
Они спустились по той же улице, по которой сюда пришли, перешли через железнодорожные пути и очутились в Сванетском районе. Оба не проронили ни слова. Шли молча, как будто были в ссоре. «Зря я ее обидел, — думал Лука, — надо просить прощения. Если простит — хорошо, если нет, завтра или послезавтра попробую помириться!»
— Маико!
Маико так быстро вскинула голову, словно все это время только и ждала, когда он ее позовет, причем лицо ее светилось каким-то особым светом. Теперь она глядела на Луку совсем не так строго и обиженно. Напротив, Луке она показалась веселой. Лука хотел спросить, не обиделась ли она, но теперь спрашивать об этом не имело смысла. Он это почувствовал сразу, как только встретил полный ожидания взгляд Маико. Но, несмотря на это, он все-таки спросил:
— Ты обиделась, Маико?
Маико снова нахмурилась, как будто успела уже все забыть, а его слова причинили ей боль.
— Не сердись, пожалуйста! — Лука взял ее за руку.
Маленькая рука, приводящая его в трепет, неподвижно лежала в его ладони. Она не делала попытки высвободиться, как будто добровольно сдавалась в плен. Но как только они вышли к трамвайной линии, Маико неожиданно вырвала руку и побежала. Она быстро пересекла улицу и скрылась за углом. А за углом уже показался знакомый купол церкви. Лука видел, как Маико обгоняла всех пешеходов, быстро лавируя среди прохожих, мчалась без оглядки, как в ту недавнюю ночь. У Луки было такое чувство, будто у него отняли что-то очень дорогое. Казалось, он мог догнать и вернуть то, что у него вырвали из рук, но почему-то сдерживался и не пускался в погоню.
До своих ворот он добрел в каком-то тумане. Проходя мимо липы, Лука явственно услышал голос почтенного Поликарпе. Пьяный Поликарпе обнимал и целовал дядю Ладо, не в силах сдержать переполнявшей его благодарности.
— Ты настоящий человек, Ладо! Представь себе, рыбы хватило на всех! Меня зовут Поликарпе Гиркелидзе, и я никогда этого не забуду, Ладо!
Не прошло и месяца после похорон, как Датико Беришвили, который так и не выяснил, которая из сестер умерла, подослал к тете Нато человека и предложил обменяться квартирами. Семья Беришвили занимала одну комнату на первом этаже. Комната была довольно большая, Датико с женой свободно в ней умещались, но, как говорили, комната была темноватая и плохо проветривалась. Единственное окно и дверь выходили во двор.
За две комнаты Датико давал одну. За вторую комнату и галерею он выплачивал деньги. Посредник так и закончил свою речь:
— Больше мне нечего добавить. О цене договоритесь сами.
Тетя Нато не на шутку рассердилась. Она побледнела, задрожала всем телом и долго не могла произнести ни слова. Посредником выступал старый чувячник, тихий, порядочный человек, живший в хибарке. Лука сразу заметил, что Беришвили не очень удачно выбрал посредника, который, успокаивая тетю Нато, говорил следующее:
— Не волнуйтесь, уважаемая, разве стоит нервничать из-за таких пустяков. Я — человек маленький, мне поручили — и я пришел. А меняться или нет — дело ваше. Мой совет такой: эта проклятая война в конце концов кончится. Ваши вернутся. Да и малец растет, скоро своей семьей обзаведется. В той темной каморке вам будет тесно. Людям к нужде не привыкать, можно и перетерпеть маленько.
