— Нет, тут другое… — Портье помолчал, словно не решаясь говорить дальше. — Понимаете, дон Херардо, когда вы сказали о том, что сняли кинту, я действительно решил порекомендовать вам одного человека. У него трудное положение, а вас я хорошо знаю, и… Потом вы иностранец, это было бы проще. Видите ли, у него осложнения с полицией… Не уголовные, не подумайте чего-нибудь такого…
— Ах вот что… Это ваш родственник?
— Нет, нет, просто знакомый. Хороший знакомый, во время гражданской войны он очень помог моему брату…
— Испанец?
— Нет, чистокровный porteno[19]. Он был там в Интернациональной бригаде. Ему сейчас нужно прожить где-то несколько месяцев так, чтобы не попадаться на глаза.
— Почему вы решили обратиться именно ко мне?
— Ну… Я же вас немного знаю, дон Херардо, — сказал портье. — Я вот и подумал — если ваша кинта находится в глухом месте, то это здорово подошло бы ему. Тем более что у вас французский паспорт, значит, местная полиция не стала бы вам надоедать… Вы знаете, иностранцам здесь живется куда проще…
— Я понимаю, — кивнул Жерар. — Ну что ж, это другое дело. Пусть живет сколько хочет. Когда мы можем с ним встретиться? Все-таки, вы сами понимаете, я должен хотя бы увидеть его в лицо…
— Еще бы, дон Херардо, еще бы! — обрадованно заторопился портье. — Если вас не побеспокоит сегодня вечером, то я сейчас же позвоню и попрошу передать ему, чтобы он пришел. В каком часу вам угодно будет его принять?
— А в каком часу ему угодно будет прийти, — ответил Жерар. — Я целый вечер дома. Его зовут?
— Хуарес, Луис Хуарес.
— Пусть придет вечером, и мы обо всем договоримся.
— Спасибо вам, дон Херардо, большое спасибо…
Жерар подмигнул ему и вошел в лифт.
Беба лежала ничком на не убранной с утра постели, зарывшись лицом в подушку, — очевидно, плакала. Уже приготовившись рассказать новость, Жерар при виде ее вспомнил о ссоре и нахмурился. Походив по комнате, он присел на край кровати и тронул жену за плечо:
— Послушай, я… сожалею о своих словах. Серьезно, я не хотел тебя обидеть, шери.
Беба не отвечала. Жерар посидел еще, вздохнул и вышел из спальни.
Дон Луис пришел около десяти часов. Беба была в кино, Жерар сидел у себя в мастерской, в сотый раз разглядывая знакомые полотна и этюды. Занятый своими мыслями, он совсем забыл о разговоре с портье и вспомнил о нем, лишь открыв дверь и увидев на пороге незнакомца лет пятидесяти, в грубошерстной «американке» и маленьком каталонском берете.
— Прошу вас, — сказал Жерар, пропуская посетителя в прихожую. — Если не ошибаюсь, сеньор Хуарес?
— Да, я Хуарес… Добрый вечер, простите за беспокойство.
— Какое там беспокойство. Проходите сюда, сеньор Хуарес, располагайтесь как дома. Одну минутку…
Усадив гостя, Жерар принес бутылку вина, стаканы и сел рядом.
— У нас во Франции не принято вести серьезные разговоры всухомятку, — сказал он. — Ваше здоровье!
Гость поблагодарил и отпил вина, вытерев рукой коротко подстриженные седеющие усы.
— Хесус передал мне свой разговор с вами, — сказал он, кашлянув. — Поэтому я и пришел, чтобы окончательно это выяснить, сеньор…
— Бюиссонье.
— Да, простите, Бюиссонье, — неожиданно правильно повторил Хуарес. — Вы сами понимаете, нечего и говорить о том, как я благодарен за Башу готовность помочь… Но прежде чем впутать вас в это дело, я должен сказать вам о риске, которому вы подвергаетесь.
— Никакому риску я не подвергаюсь, сеньор Хуарес. Дон Хесус совершенно правильно заметил, что мой паспорт служит мне — и вам — лучшей гарантией от полицейского любопытства.
— Конечно, — кивнул Хуарес, — посадить вас не могут. Но в случае чего вас могут выслать из страны, теперь с такими вещами не церемонятся.
— Ну что ж, вышлют так вышлют, — пожал плечами Жерар, подливая в стаканы. — Но будем надеяться, что этого не случится.
— Будем надеяться. Здоровье вашей сеньоры!
— Благодарю. Курите, сеньор Хуарес. К сожалению, не могу вас угостить: у меня трубка.
— Спасибо, у меня есть…
Дон Луис достал из нагрудного кармана пачку «Аванти».
— Не помешает? — улыбнулся он, показывая Жерару тонкую черную сигару, похожую на сухой корешок. — Запах у них, знаете ли…
— Знаю, сам когда-то курил. Крошил и курил в трубке, ничего страшного.
— Да, если привыкнуть, то ничего. Так вот, сеньор Бюиссонье…
— Прошу прощенья, — перебил его Жерар. — Вы что, говорите по-французски?
— Нет, не говорю, но когда-то объяснялся, — улыбнулся дон Луис. — Я прожил у вас около года… В концлагере под Тарбом.
— Понятно. Я вас перебил, вы что-то хотели сказать…
— Ну, я хотел договориться о наших, так сказать, «деловых отношениях». Прежде всего — надеюсь, это вас не обидит — нельзя ли сделать так, чтоб для вашей сеньоры я был просто нанятым садовником, ну или там сторожем?
— Да, так будет лучше, — кивнул Жерар.
— По-моему, да. Я, понятно, буду делать все, что потребуется, иначе это может выглядеть подозрительно. Денег никаких мне не нужно, кое-чем помогут друзья, да и вообще я привык обходиться немногим.
— Ну, знаете, это уже не по-деловому, — возразил Жерар, выколачивая трубку о край пепельницы. — Вы могли бы просто жить на кинте в качестве моего гостя, но если вы предпочитаете работать, — а я согласен, что это будет выглядеть более естественно, — то уж давайте договоримся так. Вы у меня работаете, я вам предоставляю жилье, стол и обычное жалованье садовника. Согласны?
— Придется согласиться, что ж с вами делать. Понятно, это меня устраивает больше, но… Вы говорили Хесусу, что не собираетесь никого нанимать, поэтому я и не хотел быть в тягость.
— Да нет, я по другим причинам не собирался этого делать. Когда вы хотели бы перебраться на кинту?
— Ну, это уж зависит от вас, патрон.
— Мы вообще договорились с владельцем на первое сентября, он должен там кое-что привести в порядок. Если можете подождать пару недель, переедем вместе. А если предпочитаете раньше, то я вас туда якобы пришлю для помощи, он будет только доволен…
Дон Луис задумчиво пожевал свою черную сигарку.
— Пожалуй… Так будет разумнее. Чем раньше, тем лучше. Владелец не слишком любопытен?
— А черт его знает, я встречался-то с ним всего два раза. В любом случае его там не будет… А на эти дни придумайте, что говорить, если станет расспрашивать. В общем, я с ним договорюсь, вы позвоните мне завтра к вечеру. Или зайдите, если будете поблизости.
— Я позвоню.
— Прекрасно. А сейчас давайте прикончим бутылку. — Жерару уже начинал нравиться этот спокойный, немногословный человек. — Если чилийское вино вам по вкусу.
— Да у меня, знаете, вкус не слишком избалован, — усмехнулся Хуарес. — А вообще чилийские вина хороши. Давно вы здесь?
— В Америке? Два года.
— А-а, новичок. Как говорится — «зеленый гринго», не в обиду вам будь сказано. — У глаз дона Луиса собрались морщинки. — А хорошо говорите по-кастильски. Долго учили?
— Вообще не учил. Так, просто на слух.
— Значит, у вас способности. Я тут знаю людей — по двадцать лет живут, а говорят хуже.
Его глаза встретились со взглядом Жерара, задержались на пару секунд и скользнули в сторону.
— Ваша работа? — спросил он, кивнув на висящую на стене акварель.
— Нет, я пишу маслом…
— Так, так… Кстати, сеньор Бюиссонье, вам даже неинтересно, что такого натворил человек, которого вы будете прятать?
Жерар, занятый чисткой мундштука трубки, поднял голову и удивленно глянул на Хуареса:
— Мне никогда не задавали таких вопросов самому, когда прятали во время войны, и я тоже не собираюсь их задавать… Это не мое дело, что вы там натворили. За вас просил дон Хесус — этого достаточно… А то, что вы не фашист, вытекает из вашего прошлого — Интербригада, тарбский лагерь и так далее. Я не профессиональный конспиратор, сеньор Хуарес, но и не такой дурак, чтобы не уметь вести себя в известных случаях.
— Да вы не обижайтесь, — добродушно сказал дон Луис. — А теперь кроме шуток, сеньор Бюиссонье. Ценю вашу скромность и все такое, но чтобы было спокойнее, я вам скажу вот что. Полиция меня не разыскивает, она даже не знает, что я в столице. Если узнает, то Огненная Земля мне обеспечена, и надолго. А мне нужно побыть здесь несколько ближайших месяцев… чтобы устроить кое-какие дела.
— Очень рад, если смогу оказаться полезен. Меня только удивляет одно…
— Да?
— Только не истолкуйте мой вопрос превратно. Неужели так трудно спрятаться в Байресе, что вы вынуждены прибегать к помощи незнакомого человека? Черт побери, я всегда считал, что в этом Вавилоне можно затеряться буквально как иголка в сене и ни один дьявол тебя не сыщет… Четырехмиллионный город — и никакой регистрации по месту жительства, никаких адресных столов…
