— Никто не хотел своих детей отдавать. Я вот тоже побоялся, — добавил капрал. — Что за радость навсегда с дитем распроститься.
— То есть как навсегда? Ну и чудаки в этом Салбане! — рассмеялся хозяин. — Да кому он нужен навсегда? Поучат маленько, чтоб читать-писать умел, да и назад. Из других улусов дети богачей прибыли, я слыхал. Удивительно, как ваши не скумекали.
— Так ты говоришь, вреда не будет? — с сомнением спросил Токур.
— Даже не представляешь, как тебе повезло! Такие случаи бывают раз в сто лет. Да ты подумай: где это видано, чтобы твоего сына учили, кормили и одевали, а ты не платил ни гроша? Тебе царь подарок сделал — скоро триста лет, как Романовы на троне сидят, вот он и хочет, чтоб ты тоже радовался.
— А какая ему польза?
— Кому?
— Царю. Какая ему выгода, если сын Токура станет грамотным?
— Назначат писарем в ваш наслег — царские указы читать…
Токур озадаченно чесал затылок. Вот тебе и раз. Обскакал князя Иону! Небось рад, что взамен своего Анисима послал сына бедняка. Хорошо же! Пожалеет, да поздно будет.
И в самом деле, почему бы не отдать сына, если это всего на шесть лет? Вырастет на казенных харчах, грамоте научится. Дома-то едва ли и жив останется…
Назавтра Никифор повел мальчика в училище. Уосук с любопытством оглядывался вокруг. Он никогда не видел сразу столько людей и домов, да еще таких больших. Училище показалось ему и вовсе громадным. Перед высокой, обитой войлоком дверью ему стало не по себе, и он сделал отчаянную попытку остаться на улице, но отец молча дернул его за руку и втащил в помещение.
Директором Вилюйского высшего начального училища был Петр Никодимович Попов, местный русский. Он вырос среди якутов и прекрасно владел якутским языком.
Токур согнулся в три погибели и протянул важному тойону протокол наслежного собрания. Попов прочел бумагу и недоверчиво воззрился на мальчика:
— Как тебя зовут, малый?
Уосук переступил с ноги на ногу и поднял на отца повлажневший взгляд: выручай!
— Говори, — ткнул сына в бок Никифор, — имя то у тебя есть, слава богу.
— У… осук… — еле слышно произнес мальчик.
— Значит, Осип. Или Иосиф. Как лучше? А?
Уосук потупился.
— Ладно. Пусть будет Иосиф — благозвучнее, — улыбнулся директор. — А фамилия?
«Фамилия? Что это могло бы быть?» — ломал голову Никифор, не зная, как помочь сыну.
— Смелей! Как зовут твоего отца?
— Никифор…
— А еще как его зовут? Как его фамилия?
— Токур! — выпалил Уосук.
— Гм… Значит, ты — Иосиф Никифоров Токуров. Запомни это хорошенько. Договорились?
Так прозвище отца стало фамилией Уосука. Пришлось привыкать и к новому имени.
— Ну что ж, милейший, — повернулся директор к Никифору, — раз наслег посылает твоего сына, будем учить. С богом!
Токур поклонился и, бормоча слова благодарности, попятился к выходу. Он даже забыл проститься с сыном. Когда за отцом закрылась дверь, Уосук разревелся.
— Э-э, приятель, не хныкать! — похлопал его по плечу директор, — Ты теперь ученик, ученикам плакать не полагается. Ну-с, пошли провожу. Тебя вымоют, оденут, укажут, где будешь спать. А завтра — занятия. Понял?
К вечеру Уосук преобразился: его пропарили в бане, остригли и одели в новенькую ученическую форму. Затем он оказался в спальне, где, кроме него, жили уже пятеро якутят из разных улусов Вилюйского округа. Один подскочил к Уосуку:
— Меня зовут Филипп Давыдов! А тебя?
— Уос… Иосиф, — вспомнив наставления директора, поправился Уосук.
— Буквы знаешь?
— А что это такое?
— Неужели не знаешь? Плохо твое дело. Вот слушай: аз, буки, веди… — затараторил Филипп.
Уосук встревожился. Ночью он долго ворочался на непривычно мягкой постели. «Да, плохо мое дело, — думал он. — Ох, плохо!» Уснул он только под утро. Вдруг задребезжал звонок. Уосук с испугом поднял голову. Все его товарищи уже одевались. Уосук вскочил и, путаясь в рукавах, натянул рубашку.
В спальню, на ходу осеняя школьников размашистым крестом, вошел дородный поп.
— Новый ученик… Откуда ты? — ткнул он пальцем в Уосука.
Уосук, потупившись, молчал.
— Он из наслега! Вчера приехал! — выскочил Филипп.
— Я спрашиваю его, а не тебя, — внушительно осадил Филиппа священник.
— Из дому, — выдавил из себя Уосук.
С этого дня он начал учиться.
Спустя шесть лет. «Как хочется учиться дальше!»
— В первые дни учебы Токуров не знал ни одного русского слова. А теперь он владеет речью лучше всех вас, русских. Я уж не говорю о письме! Тут каждому из вас далеко до него. Этого он добился в первую очередь благодаря прилежанию. Учитесь у Токурова, лентяи! Экзамены на носу! — громогласно закончил Петр Никодимович и, еще раз сурово оглядев подростков, вышел из класса.
Школьники вскочили с мест, загалдели — уроки окончились. Через несколько минут в классе никого не было. Только Уосук остался на месте, механически перелистывая учебник.
Не в первый раз слышал он похвалу из уст директора, да и не только его. Старательнее Уосука в училище мальчика не было.
Не удивительно. Все другие школьники были детьми обеспеченных родителей — купцов, чиновников, русских и якутских богатеев. Бедняцкое происхождение и застенчивый характер мешали Уосуку сойтись с одноклассниками. Единственными друзьями его были книги.
Летом он уезжал домой. Мать каждый раз встречала и провожала его со слезами. Хотя она давно убедилась, что ничего плохого с сыном в городе не происходит, сердце матери не могло успокоиться.
Она по-прежнему была уверена, что, окончив училище, Уосук не вернется домой. Летом 1913 года Уосук не приехал на каникулы. Близилось трехсотлетие дома Романовых, и Токурову, как лучшему ученику, поручили читать на празднестве торжественные стихи. Не зная, в чем дело, Елена чуть не извелась от горя. Пришлось Никифору даже ехать в город узнавать, что случилось.
Следующим летом Уосук опять остался в Вилюйске. На этот раз батюшка Алексей заставил его петь в церковном хоре. Глядя с клироса на золоченое великолепие церкви, Уосук со стыдом ловил себя на мысли, что ему и не хотелось домой, в грязную, вонючую юрту.
В начале августа отслужили торжественный молебен по случаю вступления России в войну.
Начался новый учебный год — последний для Уосука. И вот он близился к концу. Шесть лет в Вилюйске пролетели как одно мгновение. Уосук даже опомниться не успел. Одноклассники его ликовали: скоро они свободны! Один Уосук не разделял общей радости. После занятий неслышной походкой ходил он по пустым классам, грустно оглядывая их.
«Хорошо им, сынкам богачей, — думал он. — Хочешь — учись, хочешь — в лавке отца сиди, хочешь — вообще ничего не делай. О куске хлеба думать не надо. А я? Куда я? Одна дорога — в наслежные писаря. Через год забуду все, что знаю, и стану таким же мужиком, как мой отец, как все в наслеге. Как хочется учиться дальше!»
С некоторых пор Уосук все чаше стал встречать во время этих прогулок батюшку. Законоучитель ласково заговаривал с учеником, расспрашивая его об отце и матери, о планах на будущее. Уосук не раз бывал свидетелем, как сатанел поп, наказывая не выучивших урока, и мягкое обхождение батюшки настораживало его. «Что надо этому волосатому?» — в недоумении спрашивал он себя.
А священник давно присматривался к прилежному, способному мальчику. Закон божий Уосук изучал с таким же тщанием, как и все остальные предметы. Это льстило попу, и он стал подумывать о том, чтобы направить мальчика на стезю священнослужителя. Чтобы получше узнать раба божия Иосифа, батюшка определил его в церковный хор, благо Уосук обладал хорошим голосом. Наконец однажды он прямо заговорил об этом.
— Я тебя хорошо узнал, сын мой, — чуть ли не мурлыча, начал он, — и хочу подвигнуть тебя на большое дело. Ведомо мне, что ты мечтаешь продолжить учение. Благие порывы надо поддерживать, и я готов оказать тебе помощь. Что, если ты посвятишь себя служению господу?
Уосук опешил. Он никогда не представлял себя в поповской рясе. Более того, он был убежден, что бога нет — так учил его преподаватель естествознания Петр Хрисанфович Староватов, а закон божий учил прилежно, опасаясь батюшкиной линейки.
— Ты удивлен и растерян. Понимаю, — продолжал отец Алексей. — Я тебя не тороплю. Подумай! Для начала послужишь в нашей церкви псаломщиком. Потом определим тебя в семинарию. Преуспеешь в науках — пошлем в духовную академию. А там как тебе будет угодно: можешь паству наставлять на путь истинный в сане священника, можешь стать ученым, теологом.
— Не знаю, — тихо сказал Уосук. — Так долго учиться! Я хотел бы помогать своим родителям…
— Умно и похвально. Бог вселяет в тебя такое желание. Однако поимей в виду, что волею небесной служители божьи не бедствуют…
