— Сто томов, а все из-за чего? Помнишь, сделали лоток для пропуска весеннего паводка. Отличная мысль: и плотину сохранили, и экономический эффект налицо. И что же? Своевременно не согласовали — не позволило время. Но, казалось бы, проект и рационализацию можно было утвердить задним числом — формальность ведь, да и дело сделано. Так нет! Исписали горы бумаги, уйму нервов положили. Где здравый смысл?
Начальник стройки умолк.
— А ведь мы с тобой, Антон не правы, — после некоторого молчания сказал он. — Должен быть общепризнанный порядок. Знаю, трудно тебе будет встречаться каждый день с людьми, которые тебе не поверили. Знаю… ты уж не обижайся…
Мне стало неловко. Сейчас Бакенщиков показался каким-то другим — беспомощным или, наоборот, сильным? Не понял.
— Чего уж извиняться, ладно, — сказал я. — Только зря все это.
И тут он усмехнулся. Карие, глубоко посаженные под кустистые брови глаза стали озабоченными.
— Разве я не понимаю, — глухо сказал он. — Представь, Антон, вот мы строим ГЭС, первая очередь уже дала ток — крутятся турбины, а вот как крутятся, для чего — об этом задумывался? Молотят же вхолостую. Да, да! Нет потребителя! Алмазники Мирного и десятой мощности не отбирают, и это в то время, когда почти вся промышленность Якутии живет на дизельных станциях, когда каждый киловатт в сотни раз дороже обычной цены. Нетрудно представить, во что это обходится государству, если горючее для дизелей в некоторые районы забрасывают вертолетами… Можно ли это терпеть? И вот только недавно принято решение строить в спешном порядке линии электропередачи. И эта громадная работа поручается нашему управлению. Но беда в другом: пока одно только постановление — ни материалов, ни техники, ни людей… А время идет!
Начальник говорит и говорит. Он говорит так, будто со мной все уже решено и он дает последние наставления, а я уже организую работу на строительстве ЛЭП.
— Смотри, — он тычет пальцем в генплан, — Дражный — самый трудный и отдаленный участок от базы. Надо начинать до наступления оттепели. Ты учти, Дюжев, хлюпикам там нечего делать, это я тебе точно говорю! — Он устало садится на свое место. — Может, перепишешь заявление? — спрашивает. — Или в приказе оговорим: «В силу особого доверия», а?
— Да что там оговаривать.
Я так увлекся воспоминаниями, что позабыл, где я, и… провалился между камней! Выбрался, отряхнул снег, покрутил головой, как филин. Не приложу ума, в какую сторону идти? Потянуло снегом. Наверно, опять туча зацепила за голец и будет нудить, пока не изведется.
Справа от меня вдруг показалось светило. Луна? Откуда? Сворачиваю на свет. Подхожу. Прожектор и наша палатка. Наверно Славка развернул и включил его. Лыжи, воткнутые в снег, стоят вопросительными знаками. Вхожу, вот черти, почти все как ни в чем не бывало, спят. Только Талип что-то строгает около печки, да Славка ставит на стол кусочек теплой оленины, чайник, соль в изоляторе.
— Подождали бы еще час — пошли бы искать, — говорит он.
Кто-то сильно захрапел. Талип посвистел, перевернул спящего на бок.
Сижу за краешком стола, длинного, как платформа, ем.
Талип тихо, гнусаво поет татарские песни.
— Что мастеришь? — спрашиваю.
Талип смотрит на меня пристально, гнет через колено деревянную пластинку.
— Лыжи мужику. Ты ведь, дед, днем, как сова; не видишь, какими глазами смотрит на тебя этот «заклеп» Андрейка, когда ты уходишь.
— Демагог ты, Талип.
— А сам ты охто?
Славка сгребает стружки и кидает в печку, огонь жадно хватает их. Отсвет бежит по палатке, выхватывает на другом конце закуток, сооруженный бригадиром из одеял.
— Давай, Славка, банки-склянки собирать. Завтра продукты таскать надо, — говорит Талип и вытряхивает на стол кассу.
Талип у нас еще и котловой. Должность эта выборная, деньги бригадные неприкосновенны. Выборы проходят при полном составе бригады. Толковый котловой, говорят на ЛЭП, стоит звена. Здоровье и производительность — в тарелке.
В день получки ребята сдают деньги котловому. Сумму определяет бригада. И он ведет все хозяйство на кухне: закупает продукты, составляет меню. Деньги, интендантские бумаги, тетрадь для записей хранит Талип в банке из-под сухого молока, постоянное место которой на столике возле кровати.
Одолжить у Талипа нельзя: свои отдаст — пожалуйста, рубаху снимет — бери, но к общественным не прикоснется. А шибко приставать будешь — схлопочешь по шее. Но вот если ты новичок и без денег, то не беспокойся: Талип поставит на довольствие, прокормят, ни слова упрека не услышишь. Или, скажем, гости приехали — всегда пожалуйста.
Был и такой случай. Как-то Талип стал замечать; что из банки исчезают червонцы. Привезет покупки из магазина, «ведет баланс» — добавит своих. Стал присматриваться. И бросилось ему в глаза: перед получкой денег ни у кого нет, а новичок один под хмельком ходит, хотя в котел не вносил. Но Талип даже не заподозрил его: такой положительный на вид мужик, в очках, в годах.
Однажды собрался Талип за селедкой в поселок да забыл записную тетрадь. Вернулся, смотрит и глазам не верит: очкарик шурует в банке. Талип даже оробел, открыл рот, а закрыть не может. Затем он вежливо снял со шкодника очки, положил их аккуратно на кровать, взял его за шиворот и носом об стол. Еще хорошо, ребята об этом происшествии не узнали. Новичок вернул деньги и сам же потом обо всем рассказал. А Талип извинился за то, что так нехорошо, не по-лэповски, получилось.
Тем дело и кончилось.
Строить ЛЭП — быть постоянно в движении. С вечера каждый знает, что будет делать завтра. Бригадир после ужина прикалывают на гвоздь список:
На рубку просеки — такие-то.
Раскряжевка — «дружбисты» (рабочие-пильщики на «Дружбах») — тоже пофамильно.
Опоры вязать. — четыре человека.
Опоры ставить — бригадир и двое подручных.
Натяжка провода — семь человек, пофамильно.
Бурильщики постоянные, две смены по двенадцать часов.
В графе «трелевщик» прочерк — леса нет.
В конце списка — дежурные по кухне: дрова, вода (после работы).
— Зачем тогда нас сюда завезли, раз леса нет? — возмущаются трелевщики. — О чем думали раньше?
Они правы.
Поели. Топоры, пилы на плечи. Бредем по снегу один за другим многоточием. Пунктиром вдоль трассы обозначились тягачи. Последние сваи развозят по линии. Талип со звеном подходит к стене леса, расстанавливает людей по краям визирки[1]. Просека сорок метров шириной, а визирка посредине.
— Отбивайте, как ниткой, ровно ведите, — говорит Талип, — мы будем центр секирить. Большой пень не оставлять.
Талип подходит к лиственнице, ударяет по ней обухом. На него сыплется лавина снега. Он утаптывает его вокруг дерева, оголяет ствол пониже и, поплевав на руки, р-раз топором! Дерево вздрагивает всем телом. Ребята, по уши пурхаясь в снегу, стаскивают в кучу срубленный подлесок. Крупные деревья оставляют «дружбистам». Лесу много, но строевого, тем более гидролеса, — и штуки со всей просеки не выберешь! Мелкий и густой рубить хуже — неподатлив он. Если попадется кустарник, то вместо топора берем самодельные секиры из поперечных пил, заточенных под углом. Только звенят да белеют костями срезы. За рубщиками «дружбисты» — подрезают и валят штучный лес, затем раскряжевщики перепиливают деревья на посильные куски, таскают и складывают в кучи для пожога. Парни машут топорами весь светлый день. Два перекура до обеда, два после. Можешь курить на ходу, но не советую, задохнешься. Норма — гектар вырубки на звено, не вырубишь — бурильщики остановятся, за ними станут линейщики. Главное звено в этой цепи бурильщики — тяжелая артиллерия. С головы до пят зимой и летом в пульпе. Их сразу отличишь, им достается, пожалуй, больше всех. Тащат они свои орудия тягачами от опоры к опоре, не свернешь ведь с трассы. Вот установили на пикетах станки, а легко сказать установили: надо натаскать кряжей, вымостить, выровнять площадку. Пока греется вода, подтащить электростанцию, подключить, подготовить снаряды, забурники, желонки[2], обсадные трубы — вот и день прошел. Еще мает неизвестность — какой грунт. Наконец пробили скважину, забили сваи… и опять тащить к следующей опоре.
Линейщикам — ломы, ваги в руки, и начинай кантовать свечи: тридцатиметровые сваи — траверсы, раскосы, подкосы.
Так собирают опору.
А еще вначале, до этого — ошкуровка бревен, сборка, промазка торцов антисептиком. Когда наконец опора собрана и готова к установке, застропят ее тросом, закрепят расчалки. Бригадир подаст команду, подручные будут следить за растяжками, а тягач натянет трос через подающую стрелу, и опора медленно поползет к небу. Каждый четко знает, что ему делать, никакой толкотни.
