Потрепав за ухом, Сергей спешил сунуть ей захваченные из дому кости, хлебные корки, вареную картошку. Делал он это украдкой от матери, и вовсе не потому, что та могла запретить таскать куски из дому — мать была сердобольной. Просто пришлось бы рассказать все о Динке и о дорстроевском бараке.
Осмотревшись по сторонам, он сбрасывал ржавую петлю с осевшей хлипкой двери и ступал в полутемный, отдающий сырым, нежилым запахом коридор.
Динка вскакивала следом за ним, вертясь под ногами, продолжая ластиться, слегка прихватывая зубами штанину, теребя ее.
— Ты уж не мешай, пожалуйста, — просил он, поднимая с пола старую расшатанную лестницу с тремя перекладинами, что было весьма кстати — не всякий рискнет полезть по такой лестнице на высокий чердак.
— Пусти. По-хорошему прошу! — старался как можно строже говорить Сергей.
Но Динка повизгивала от радости, толкалась мордой под мышки, щекоча его. И как только он заносил ногу на лестничную ступеньку, заливалась обиженным лаем.
Сергей делал ей с чердака знаки, призывая молчать, не привлекать, внимания к дорстроевскому бараку, стоявшему вблизи от шоссейки.
Динка обиженно ложилась под велосипедом, уткнув морду в передние лапы.
— Вот и молодец, лежи и охраняй, — негромко хвалил он, а сам принимался за работу.
Крылья и стабилизатор были полностью готовы. Оставалось сделать стойки — легкие и прочные, которые будут держать крылья. Для этой цели он присмотрел у Жоры-тряпичника в «Утильсырье» две длинных алюминиевых трубки, которые тот не хотел отдавать. Потом отдал, потребовав взамен три пуда железок. Сергей радостно согласился, хотя не представлял, где он сможет раздобыть почти полсотни килограммов металлолома. Однако долг мог и потерпеть, а работа торопила. В мастерской на радиоузле Сергей распилил обе трубки на равные части и получил четыре стойки.
От крыльев Сергей не мог оторвать глаз. Специальная пропитка и наложенная краска скрыли штопку, и теперь, глядя на ровную, лакированную плоскость, трудно предположить, что сделана она из старых рваных простыней и плотных листов ватмана, подклеенных изнутри.
Сергей встал у слухового окна, жадно вдыхая легкий весенний воздух, который не столько успокаивал, сколько будоражил душу.
Внизу лежал поселок, обозначенный по центру высокой красной кирпичной башней водокачки. Он отыскал свой дом, школу, Ритин дом, дом Юрки Полосина и, слегка прикрыв глаза, вздохнул. Все они: и мать, и Рита, и Юрка, и даже Херувим — живут и ничегошеньки не знают о том, что через каких-нибудь пару недель, когда над землей поднимутся легкие восходящие потоки, его аппарат воспарит в небо на зависть всего поселка.
Прикрыв ладонями глаза от яркого солнца, люди будут недоумевать — кто же это такой дерзкий? Но, разглядев на плоскостях две ярких буквы СМ — поймут, что в небе он — Сергей Мальцев.
Внизу, под стеной дома послышался шорох. Сергей напрягся, обратился в слух. Тревога была напрасной. Динка скребла лапами о стенку. Он улыбнулся и снова принялся за работу.
На последней перемене к Сергею подошел Полосин и сунул в руку тщательно сложенную в несколько раз записку.
— Держи! Просили тебе передать. С ответом.
— От кого? — спросил Сергей недоверчиво, хотя и догадывался, кому принадлежит записка.
Полосин вопросительно взглянул на Сергея, но тот не стал читать записку, а сунул в карман, буркнув, что прочтет позже.
— Твое дело, — равнодушно ответил Полосин, — мне велено передать. А там можешь вообще не читать, даже порвать. Живешь-то как?
— Ничего, — отозвался Сергей, ловя себя на мысли, что ведь давно не разговаривали. Виделись в школе каждый день, но все мельком. Привет! Привет! И каждый в свою сторону. Юрка после последнего разговора надулся, стал вроде бы избегать встреч.
— Ну, а ты сам-то как? — вопросом на вопрос отозвался Сергей.
— Да так, — неопределенно ответил Полосин. — Вот отец от нас ушел.
— Ну! — удивился Сергей и, заметив, как дрогнули уголки губ приятеля, подумал, как не к месту пришелся его возглас. Он хотел утешить приятеля, сказать что-то ободряющее, но таких слов не находилось.
— Ну ладно, пошел я, — сказал Полосин. — А ты, если хочешь, приходи.
— Конечно приду, — обрадовался Сергей.
Опустив плечи, Полосин словно нехотя двинулся к дверям восьмого «Б».
Записка была от Риты. И, разгладив ее ладонью, прикрыв от любопытных глаз учебником литературы, Сергей пристально всматривался в незнакомый ему почерк. Десять слов без подписи. Но в том, что это была ее записка, — он не сомневался.
Хотя он запретил себе думать о ней, Рита не выходила из головы. Нет, он ни в чем не винил ее. Было обидно за себя, за то, что все так нескладно получается. Обида рождала не злость, а легкую щемящую грусть. Он любил ее, любил несмотря ни на что.
«Сережа, извини, что все так глупо получилось. Если можешь — прости».
Он вчитался в строчки и поймал себя на мысли, что их можно истолковать двояко: прости, но ты, мол, не так все понял. Херувим никогда не был мне нисколечко интересен. И если я в тот вечер согласилась прийти к щитам, то лишь для того, чтобы сказать ему все. Так что давай забудем об этом. Прости, что доставила тебе несколько горьких минут. Пусть все будет как прежде.
Но можно истолковать и так: прости, Сережа, но мне больше нравится Валера Херувимов. Таким, каков он есть, таким, как о нем говорят. Я понимаю, что тебе, должно быть, горько и обидно знать это. Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Так что пойми все правильно и прости.
Он был рад ее записке, но она не внесла ясности в отношения. Надо сегодня же встретиться с Ритой, и тогда все станет на места. В груди стало жарко, и, стараясь скрыть волнение, Сергей глубоко вдохнул струившийся над головой из открытой форточки холодноватый весенний воздух и стал внимательно вслушиваться в то, о чем говорили на уроке.
Вернувшись из школы, застал дома Шурика Широбокова, сидевшего в сапогах, фуфайке посреди кухни, свесившего почти до пола длинные, красные лапы. Сергей вспомнил прежние приставания того к матери, и его словно пробило током. Шурик был, как говорится, на взводе. От него попахивало вином. «И чего приперся?» — зло подумал Сергей. Его всегда бесила бесцеремонность соседа. Ну и что из того, что ты конюх лесничества. Разве это дает тебе право держать себя так развязно с матерью, чадить вонючей цигаркой прямо ей в лицо?
Шурик почувствовал его агрессивность, переставил стоптанные, в ошметках грязи сапоги.
— Ну чем порадуешь матерь?
Сергея подмывало сказать Шурику дерзкое, но, встретившись глазами с матерью, промолчал.
— Сосед вот грозится навозу конского на огород привезти, — сказала мать, давая Сергею понять, что иного разговора у них, кроме как о конском навозе, не было и быть не могло. И ревность, которая обожгла Сергея, когда он увидел на кухне Шурика Широбокова в такой близи от матери, отпустила его.
— Хорошо, — отозвался Сергей, бросая в угол портфель.
— Вишь, соседка, какой хозяйственный у тебя парень! — похвалил Шурик, понизив голос до шепота, добавил: — На бутылочку-то дашь? В счет аванса.
Мать помолчала, вздохнула. И, как догадался Сергей, дала Шурику денег.
Светила луна. На пруду захлебывались от восторга лягушки, заглушая соловьев, уступавших в численности обитателям подводного царства. Сергей радовался ясной луне и предстоящей встрече с Ритой.
Что сулит ему нынешний вечер? Чему он так радуется?
Сергей быстро преодолел знакомую дорогу. Одним махом взлетел на сухую в бедной зелени насыпь. Развернутые гармошкой на зиму щиты снегозадержания вновь были составлены шалашиком и накрепко укручены толстой проволокой.
Сергей стал в тень от щитов — так, чтобы, оставаясь самому незамеченным, в то же время хорошо видеть ее дом. Чтобы справиться с волнением, задержал дыхание. И тут услышал за спиной шорох гравия под быстрыми ногами. Резко обернулся. Наискось к щитам спешили Херувим и Баранов. Он хотел отступить за щиты, но неожиданно сделал обратное.
— Ха! — воскликнул Баранов. — И ты тут?! Погляди, Херувим.
— Ну чего ты? — урезонил его Валерка, запуская руку в карман пиджака.
Сергей подобрался, не сводя глаз с руки, нарочито долго отыскивающей что-то в кармане модного пиджака.
Наконец Херувим высвободил руку и картинно извлек пару сигарет. Одну протянул Баранову, другую потер меж пальцами. Закурил и нехотя, с ленцой продолжал:
— Ну чего ты пристал к человеку? Может, он звезды пришел сюда наблюдать, а ты ему мешаешь.
Баранов угодливо заржал.
— Так, что ли, Малец? Ну тогда я пас. А вообще, катил бы ты, Малец, по прямой! Это мой дружеский совет. Слышишь?
