общежитие, спящий Лагушин едва ли помешал бы его одиночеству. Но втискиваться в четыре стены с этой внезапной навалившейся на сердце тяжестью… Нет!..
Между домов в сумерках мелькнула озерная гладь, и он пошел на берег, стараясь найти место попустынней, скрытое от чужих любопытных глаз.
Степан не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он пришел сюда. Где-то рядом, на огородах, выходящих задами к озеру, позвякивали ведра, слышались женские и ребячьи голоса. Смутно различал он, как к нешироким дощатым мосткам изредка приходили за озерной водой поливальщики. Но сейчас и их не слышно. Только хлюпает о камни у ног темная вода, обдавая теплыми брызгами.
Скрипит рядом калитка, мигает и гаснет свет фонарика. Слышится отрывистый шепот, потом до Степана доносится насмешливо-резкое:
— А ты не боись! Он давно здесь сидит, видел я…
Степан различает возле прясла две застывшие ребячьи фигурки. Звякает дужка ведра.
— Дяденька!
Вспыхивает фонарик, ребятишки подходят ближе.
— Дядя! Достаньте нам воды…
Степан встает, молча забирает у ребят ведра, шагает на шаткие мостки.
— Кто же ночью-то посылает?
Голос звучит несердито, и мальчуган постарше смелеет:
— А никто, мы сами… Мамка нам днем велела натаскать, а мы…
— Пробегали мы! — отзывается младший. — А поливать лук и огурцы надо, жара была.
— Мамка бы и полила, если пробегали, — нехотя замечает Степан, забирая второе ведро.
— Нет, это наше дело! — строжает голос у старшего мальчугана. — Ей делов хватает…
— Ну, ну, — кивает Степан, вынося тяжелое ведро на берег, к самой калитке. — Тащите…
Ребята берутся за дужку ведра, и сразу же слышатся сердитые возгласы:
— Ну, не плескайся! Всю ногу облил…
— А ты не тяни к себе, мне так тяжело… Ну, чего ты отпустил?
Степан усмехается: едва ли останется у мальчуганов под конец этого путешествия что-нибудь в ведре.
— Вот что, орлы… Давайте сюда ведро. Посвети, у кого там фонарик! Куда нести, указывайте…
У огуречного парника останавливаются. Младший братишка бежит домой за ковшом, а старший, забравшись на грядку, выхватывает светом фонарика среди листьев мутно-зеленые плоды огурцов:
— Во-о, смотрите какой! Он уже желтый, днем видно… А вот этот можно рвать, мамка говорила. Хотите?
Степан машет рукой:
— Не надо, не надо… Давай начнем поливать…
Он не знает, чей огород, чьи ребята; да и зачем ему знать это? Неожиданное появление мальчишек, их просьба о помощи отвлекли от невеселых раздумий, и Степан охотно помогает им. Он понимает, что может уйти сейчас же, сию минуту, но знает, что это для него — снова мысли, мысли в одиночестве, безрадостные мысли.
Степан уже разлил воду из ведра по лункам, когда послышалось:
— О, да у вас тут работник?
Женщина, как показалось Степану, нисколько не удивилась появлению на огороде незнакомого человека, она принялась черпать воду ковшом из второго ведра, незлобиво выговаривая ребятам:
— Что-нибудь да выдумают! Человек торопится, может, куда… а они… Подай-ка, Миша, ведро, я схожу к озеру…
— Поливайте, поливайте! — противится Степан. — Мы с Мишей пойдем! А, Миша?
— Ну, да, — охотно соглашается меньший мальчик. — Мы как мужчины, воду же тяжело носить, а мама и Степка… А ты, Степка, — не удерживается он от ехидно-радостного восклицания, — будешь женщина, понял?
Старший мгновенно ринулся с парника к пустому ведру, но мать остановила его:
— Пусть идут, Степа! Ты мне поможешь…
Шагая по борозде к озеру, Степан силится вспомнить: кто же они, эти неожиданные его подопечные? Лучик ребячьего фонарика на короткое мгновение скользнул по женщине, когда она набирала воду ковшом из ведра. Бледно мелькнуло темнобровое лицо, хмуро прищуренные глаза («Куда ты светишь?» — прикрикнула она на старшего мальчугана), тесная кофточка и юбка, обтянувшие невысокую статную фигуру… Нет, Степан не знает ее…
— Мишенька, а вы чьи? Фамилия у вас как? — спрашивает Степан своего молчаливого маленького спутника, слегка пожав его крошечную ладонь.
— Челпановы… Мамку зовут Татьяна Ивановна… Папки у нас нет, в шахте умер. Народу было много, когда уносили его, и мамка плакала… А ты разве не был? Ты же большой…
— Не был, Мишенька, — торопливо отвечает Степан: желание расспрашивать мгновенно пропадает.
— А много вам воды надо? — говорит Степан. Очень захотелось помочь этим незнакомым мальчуганам и женщине. Не виноваты же они в том, что в их семье нет взрослого мужчины.
— Ведра четыре принесем и хватит, — серьезно, по-взрослому решительно отвечает мальчуган. Степан даже улыбается: так забавно рассудителен этот пяти-шестилетний малыш.
— Это мы мигом принесем…
— Еще бочка железная возле помидоров есть, но ее завтра. Сейчас темно, мама не разрешит…
— Давай заодно и бочку! — отзывается Степан. — Мама нас только похвалит!
— Давай!
Несмотря на протесты Татьяны Ивановны, они ходили к озеру до тех пор, пока не наполнили водой и бочку. Радостные возгласы ребят, увлеченных работой, возбуждающе действовали на Степана. Знал он, что время позднее, пора возвращаться в общежитие, но не хотел омрачать своим уходом безудержное ребячье веселье. Пусть этот вечер будет чистосердечной данью Степана тому, кто безвременно погиб в шахте — отцу этих соскучившихся по мужской ласке ребятишек.
— Ну, работнички, домой, умываться! — потребовала наконец Татьяна Ивановна. — Зовите дядю, вывозился он, наверное, с нашими ведрами.
— Нет, нет, — торопится отказаться Степан. — Я домой…
Он чувствует, что кто-то дергает его за рубашку.
— Идем, дядя, — говорит Миша. — Грязным по улицам ходить нельзя.
— Вот видите? — смеется Татьяна Ивановна. — С Михаилом-то трудно не согласиться…
В дом входят все вместе. И только теперь, в комнате, Степан разглядел женщину. Она кивает двум девочкам, любопытно глянувшим на незнакомого мужчину:
— Воды из чугунка в умывальник налейте.
И оборачивается, пристально посмотрев на Степана: кто же хоть он такой, их помощник?
Степан перехватывает этот любопытный взгляд, и ему становится неловко, словно он сам напросился войти в этот дом.
— Знаете, я пойду все-таки, — тихо говорит он, но Миша протестует, бросившись к двери:
— Нет, не пущу! Будем все кушать…
Татьяна Ивановна улыбается, кивая на сына:
— Видите? Не хочется Михаилу, чтобы вы просто так ушли. Умывайтесь, умывайтесь! Зоя, принеси-ка из сундука полотенце.
На ужин Степан, конечно, не остается, как его ни упрашивает доверчивый Миша, почувствовавший к тому же, что и мама не возражает, чтобы новый их знакомый побыл в доме еще. Татьяна Ивановна наблюдает за сыном с грустной улыбкой и перед самым уходом Степана говорит Мише:
— Ладно, сынок, у дяди свои дела есть. Скажи, пусть еще к тебе в гости приходит, когда время свободное будет…
— Придешь, да? — быстро подхватывает мальчуган, заблестевшими глазами посматривая на Степана снизу вверх. — Приходи, мы снова пойдем воду таскать.
— Ладно, Мишенька, — смущенно щурится Степан. — Ну, счастливо вам всем, пойду я…
