На балконе было темно и холодно. Лука быстро заскочил в галерею.
— Кто там? — спросила из комнаты тетя Нато.
— Это я, Лука!
И в галерее, и в комнате было так же темно и холодно, как на балконе. Тетя Нато уже лежала в постели, хотя еще не было и восьми.
— Холодно, правда?
— Да, очень.
— Ты тоже ложись и согреешься.
— Мне не хочется ложиться.
— Замерзнешь.
— У Андукапара теплее.
— Тогда оставался бы у него. Зачем сюда спешил?
— Не знаю. — Лука на ощупь отыскал вешалку и снял пальто.
— Что ты там ищешь?
— Ничего. Пойду опять к Андукапару.
— Ладно. Только не засиживайся допоздна.
Лука накинул пальто и вышел на балкон. Он и не думал возвращаться к Андукапару, а подошел к перилам и выглянул во двор. Двор, как и весь город, был окутан холодной и молчаливой мглой. Эта мгла была совсем близко, настолько близко, что прикасалась к Луке своей холодной шерстью и прикрывала ему глаза своими пухлыми ледяными лапами. Луку будоражило какое-то неясное беспокойство, растревоженный, он не находил себе места. Держась за перила, спустился по лестнице и вышел во двор. Тьма и безлюдная тишина пугали и в то же время затягивали в себя, как трясина. Тьма как будто что-то сулила ему, обещала объяснить необъяснимое, раскрыть неведомое. Но сердце все же колотилось от страха, и в темноте ему мерещились люди в серых халатах. Они парами разгуливали по двору, мирно беседовали, удивительно схожие друг с другом походкой, жестикуляцией и белыми штанинами кальсон, выглядывающими из-под халатов.
Так же на ощупь Лука добрался до голубятни Рубена. Не отпуская рук, взглянул на галерейку дяди Ладо — окна были слабо освещены. Видно, в комнате горела лампа, и ее тусклый свет просачивался в галерею. От любопытства и волнения у Луки бешено стучало сердце. Ему очень хотелось знать, что происходило там, в комнате дяди Ладо. Хотя, судя по этому замерзшему бледному огоньку, ничего значительного там не происходило. Должно быть, Изу так и не нашли, и дядя Ладо еще не вернулся.
— Мальчик, поди сюда на минутку! — окликнул Луку голос, раздавшийся где-то совсем близко.
Несмотря на то что эти слова были произнесены негромко, почти шепотом, Лука вздрогнул, и ноги у него подкосились. Внезапно его охватила дрожь, и он с трудом удержался, чтобы не упасть. Хотя женщина обращалась к нему по-русски, ему показалось, что его звала Мтвариса.
— Не бойся, мальчик…
— Кто ты? — спросил перепуганный Лука, успев, однако, подумать: «Откуда она узнала в такой темноте, мальчик я или взрослый».
— Я скажу, скажу, кто я… Только не кричи. — По-видимому, женщина сидела под липой, а может, стояла.
Луке показалось, что там же на столе пристроилась кошка и таращит на Луку свои круглые глаза.
— Хорошо, — сказала женщина. — Если ты боишься, не подходи. Мне все равно, там ты будешь стоять или подойдешь сюда. Единственным благом одарил меня господь: я днем и ночью вижу одинаково, одинаково различаю предметы — сейчас я вижу, как испуганно ты на меня глядишь. Ты боишься меня, но говорю тебе — не бойся. Я добрая, может, я добрее всех на свете, в моей душе нет ни капли злобы. Я только что привела вашу соседку Изу, которую куда-то тащили двое пьяных. Сама она тоже была пьяна и ничего не соображала. Я вырвала ее у пьяных и привела сюда. Она была настолько пьяна, что с трудом нашла собственный дом. Но разве люди ценят добро? Я спасла им дочь, привела ее нетронутую, в целости-сохранности, а вместо благодарности старики выгнали меня, как уличную бродяжку. Не дали мне слова сказать. Наверно, решили, что я ее подруги и все эти дни провела с ней вместе. Я совсем не знаю Изу, сегодня я ее встретила совершенно случайно… — Женщина замолчала, и в темноте еще раз сверкнули кошачьи глаза.
Луку немного успокоил рассказ женщины, но подходить ближе он все же не решался.
— У меня к тебе одна просьба, мальчик. Мне негде ночевать, может, кто-нибудь приютит меня на ночь. Сегодня очень холодно, и, если я останусь на улице, я замерзну. А завтра я пойду своей дорогой. Я думала, что они из благодарности хотя бы разрешат мне переночевать у них, но они захлопнули дверь у меня перед носом. Они были так встревожены и рассержены, что даже не взглянули на меня… Неужели в таком большом доме не найдется уголка для одного человека? Я беженка, почти всю Украину пешком прошла… — Женщина замолчала так неожиданно, словно вдруг потеряла голос.
— Хорошо, — сказал Лука, — я сейчас пойду и скажу тете, если она разрешит, я позову тебя, подожди немного!
— Конечно, подожду, куда же я денусь. Я отсюда никуда не пойду. На улицу выходить уже нельзя.
— Если тетя не разрешит, я могу сказать своему другу. Пойдешь со мной?
— Конечно! У меня нет другого выхода.
— Пошли.
Лука по звуку шагов определил, что женщина приближается.
— Дай мне руку, — сказала она, — тебе, наверно, трудно идти в темноте.
Лука вытащил руку из кармана пальто и протянул женщине.
— Идем сюда.
— Куда, к лестнице?
— Да, к лестнице.
Лука почему-то думал, что у женщины будет холодная, замерзшая рука. Он, словно слепец, доверился широкой и теплой ладони. Подойдя к лестнице, он высвободил руку и бегом взбежал наверх. На первом этаже он задержался, оглянулся в темноту и побежал дальше. В комнате Андукапара по-прежнему мерцала лампа. Лука остановился у двери и подождал незнакомку. Ждать пришлось недолго, вскоре на балконе вырос высокий силуэт. Лука был поражен, он не мог себе представить, что она такая высокая или что у такой рослой женщины может быть такой тихий и спокойный голос.
Женщина остановилась возле лестницы и прислонилась к столбу.
— Я сейчас, — сказал Лука и осторожно открыл дверь.
Андукапар взглянул на него искоса и улыбнулся. Стол был уже убран, и Андукапар читал при свете лампы.
— Это ты, Лука, а я думал, ты пошел спать.
Нет. Я был во дворе.
— Во дворе? Что тебе там понадобилось?
— Не знаю…
— Ишь, шакаленок, и чего это ты бродишь ночью?
— Андукапар, там одна женщина, ей негде ночевать.
— Женщина? — удивился Андукапар. Схватился рукой за правое колесо и повернул кресло к дверям.
— Она говорит, что привела Изу. Случайно встретила на улице. Какие-то пьяные мужчины хотели ее увести, а она не пустила.
— Нет! Этот человек сведет меня с ума! Она что, тоже пьяная?
— Нет. Если ты не можешь ее приютить, я разбужу тетю Нато.
— А ну приведи ее, посмотрим, что это за птица!
Лука открыл дверь, женщина стояла на том же месте, прислонясь к столбу.
— Войдите! — позвал ее Лука и посторонился, пропуская ее в комнату.
Незнакомка вошла.
— Здравствуйте! — поздоровалась она и закрыла за собой дверь.
Женщина была в старых, стоптанных сапогах и таком же старом ватнике, голова ее была так низко повязана белым платком, что казалось, будто она обрита наголо. Войдя в комнату, она огляделась по сторонам, потом взглянула на Луку и улыбнулась.
— К сожалению, я попала в мужское общество. Если я останусь здесь ночевать, это, наверное, будет неудобно и для вас, и для меня.
— Садитесь, если вам в самом деле негде ночевать, мы что-нибудь придумаем.
Спасибо.
— Снимите ватник… Здесь не так уж холодно.
— Конечно… только…
— Не стесняйтесь… Чувствуйте себя как дома.
— Спасибо.
— Лука, поухаживай.
Лука взял ватник и повесил у дверей на железную вешалку. Обернувшись, он увидел, что незнакомка стоит возле мраморного умывальника с овальным зеркалом. Она сняла с головы белый платок, и густые, черные как смоль волосы рассыпались по ее плечам. Потом она нерешительно направилась к столу, выдвинула стул и села, сложив руки на коленях. Лука заметил, что Андукапар не сводит с женщины удивленного взгляда: он смотрел на гостью и молчал, словно язык проглотил.
— Ну, я пошел, — сказал Лука.
— Куда же ты? — спохватился Андукапар. — Поставь на керосинку чайник. Мы же должны чем-нибудь попотчевать гостью. Снимай пальто!
Лука снял пальто и захлопотал: зажег керосинку и поставил чайник.
Андукапар наконец оторвал взгляд от женщины, рассеянно прокатился взад-вперед по комнате и снова подъехал к столу.
— Может, мне в самом деле неудобно здесь оставаться? — спросила женщина.
— Нет-нет… — ответил Андукапар.
— Знаете что, если…
— Мне кажется, нам пора познакомиться. Это Лука, я — Андукапар, а как вас зовут?
— Богдана… Богдана Вайда.
— Судя по имени и фамилии, вы должны быть украинкой.
— Да! Я родилась и выросла в Бориславле.
— Вы, наверно, беженка.
— Да.
— Поселились в Тбилиси?
— Нет, в Мцхета.
— Значит, вы и работаете в Мцхета?
