Владимир Петров - Польский пароль

20

После сокрушающих ударов Красной Армии весной и летом 1944 года на Украине, в Крыму, Белоруссии, Прибалтике, от которых трещала и разваливалась военная машина вермахта, после высадки и успешного продвижения англо-американских сил во Франции и вконец дезорганизующих германский тыл массированных авиационных бомбардировок, превративших в руины многие города Германии, для каждого здравомыслящего немца стало совершенно ясно: война проиграна.

Это понимали даже фельдмаршалы. Именно в кризисном июле при телефонном разговоре Герд фон Рундштедт — командующий Западным фронтом — раздраженно сказал Кейтелю: «Кончать войну — вот что надо делать, идиоты!»

Не понимали, не хотели понимать этого только Гитлер и окружающая его свора приспешников в генеральских и эсэсовских мундирах. А между тем рассчитывать им теперь было не на что: ракетная война с применением «чудо-оружия» фактически потерпела крах, Из пяти тысяч ежедневных пусков самолетов-снарядов Фау-1, которые когда-то самонадеянно гарантировал фюреру начальник штаба люфтваффе генерал Ганс Ешонек (застрелившийся год назад), в воздух курсом на Англию запускались лишь сотни этих «динамитных метеоров», а целей достигали немногим более тридцати процентов из них. Что касается баллистических ракет Фау-2, то в связи с многочисленными дефектами перспектива их боевого применения оставалась совершенно неясной.

Однако Гитлер продолжал исступленно твердить, что секретное оружие и еще кое-что (?), чем он располагает, в последний момент изменят обстановку в пользу рейха.

Что было за этим? Фанатизм, слепая вера?

Отчасти может быть. Но главным и решающим образом — страх. Боязнь конца, близости неминуемого возмездия. Заправилы третьего рейха, шулерским путем пришедшие к власти, проиграли игру ва-банк, ставкой в которой были жизни миллионов немцев. Однако теперь, когда, по логике вещей, надлежало исчезнуть с лица земли им самим, они, охваченные животным страхом, шли на все, чтобы только оттянуть собственный конец: запугивали, врали, изворачивались. Они хотели если не спастись, то хотя бы протянуть еще несколько жалких месяцев в роли «владык мира». Оплачивая каждый свой день, каждый час уже проигранной войны тысячами человеческих жизней.

«Подлецы никогда не уходят сами — их только убирают, — это сказал фон Штауффенбергу один из близких друзей и соратников генерал Хепниг фон Тресков во время своей последней командировки с фронта в Берлин. — Покушение должно быть совершено во что бы то ни стало».

Руководство военной оппозиции, которое группировалось в основном в управленческих штабах при командующем армией резерва БДЭ, срочно готовило акцию по уничтожению Гитлера, рассчитывая сразу же ввести в действие план «Валькирия»: использование по боевой тревоге войск внутри Германии для подавления беспорядков или борьбы с воздушными десантами. В данном случае «Валькирия» должна была стать главным рычагом для захвата вермахтом власти в стране.

Следовало найти офицера, который, осуществляя покушение на Гитлера, мог пойти на самопожертвование. Такие люди в среде оппозиции нашлись (капитан фон Бусше, обер-лейтенанты Хаген, фон Кляйст). Тем не менее исполнить своего намерения они не смогли, так как, будучи младшими офицерами, не имели доступа к тщательно охраняемой ставке фюрера. А медлить, ловить момент, рассчитывая на благоприятное стечение обстоятельств, оппозиция не могла — торопило, подхлестывало время. В начале июля гестапо сумело каким-то образом проникнуть в одну из внутренних ветвей заговора и произвело первые аресты.

Больше ждать было нельзя.

Первого июля граф Клаус Шенк фон Штауффенберг официальным приказом был назначен начальником штаба при командующем армией резерва с одновременным присвоением чина полковника. Это был праздничный день в его кабинете в штабном здании на Бендлерштрассе: новоиспеченного полковника поздравляли друзья, родственники, многочисленные сослуживцы. Адъютант обер-лейтенант Хефтен раздобыл где-то огромный букет роз.

Поздним вечером одним из последних поздравил Штауффенберга капитан Карл Пихлер, ездивший по поручению в танковое училище в Крампниц. Он вошел в кабинет, когда полковник, упаковывая колючие розы, собирался ехать домой, на дворе его ждал автомобиль.

После официального поздравления Пихлер смущенно сказал:

— Прошу извинить, господин полковник… Но свой доклад о поездке я, очевидно, отложу на утро. У вас еще долгий путь. (Штауффенберг жил в берлинском пригороде Ванзее).

Однако полковник возразил со своей обычной мягкой а, как показалось Пихлеру, печальной улыбкой:

— Насчет долгого пути я сомневаюсь, мой дорогой Карл… Но спасибо, если вы мне его предсказываете. Садитесь и докладывайте.

Капитан по возможности кратко изложил итоги служебной поездки: вся документация по плану «Валькирия» в танковом училище содержится в порядке. У дежурного офицера имеется в сейфе опечатанный секретный пакет с инструкцией, кодовый сигнал расшифровывается правильно, действия по времени соответствуют графику. Словом, все как и положено быть. Однако Пихлера очень тревожит другое…

— Что именно?

— Настроение командования, А точнее, самого начальника училища полковника Глеземера. Он кавалер Рыцарского креста и по взглядам своим отъявленный нацист, Он прямо заявил, что все указания по плану «Валькирия» будет уточнять через инспекцию танковых войск, которой подчиняются танковые училища. И вообще, сказал он, БДЭ не внушает ему доверия. Согласитесь, это наглость, господин полковник!

В спокойной задумчивости полковник побарабанил по столу пальцами своей единственной левой руки. Усмехнулся.

— Если бы так думал только он один, дорогой Пихлер! К сожалению, ненадежных командиров много, и с этим приходится мириться. Приобщать их заранее к оппозиции — гиблое дело. Единственная надежда на то, что после убийства Гитлера они все-таки пойдут за нами и выполнят наш приказ — другого пути у них нет.

Пихлер промолчал: он конечно же понимал это… Оглядывая усталое, землистое лицо оберста, черную повязку, перечеркивающую лоб, вспомнил его совсем другим, почти молодым, в мокром от зноя мундире, — улыбчивого майора, который умел сохранять невозмутимость даже в самые адские минуты боя. Он искренне, по-братски, любил этого человека…

— Я давно хотел просить вас, господин полковник… — Капитан Пихлер неожиданно резко встал, церемонно стукнул каблуками: — Господин полковник, прошу оказать мне честь и доверить лично исполнение акции против нацистского фюрера. Я готов погибнуть во имя немецкого народа!

Полковник предупреждающе поднял руку:

— Тихо, дорогой Карл. Нас могут услышать. — Он встал, прошел к окну и, чуть оттянув тяжелую маскировочную портьеру, зачем-то вгляделся в затемненную улицу. Опустив голову, постоял, улыбаясь своей тихой внутренней улыбкой. — И каким же образом вы намерены это сделать, милый Пихлер?

— Пистолет или бомба — все равно. Нет-нет, я все продумал, господин полковник! Это реально. Но для этого вы должны назначить меня своим адъютантом и взять с собой в один из своих визитов в Растенбург. Ведь теперь, насколько я понимаю, вы, как начальник штаба БДЭ, будете приглашаться на оперативные совещания в «Вольфшанце» — ставку Гитлера. Не так ли?

— Да, мой дорогой, в этом ты прав… И только в этом. Остальное нереально, ибо адъютанты в первую охранную зону «Вольфшанце» не допускаются. Следовательно, исполнителем может стать только один человек. То есть я.

— Но это невозможно, господин полковник!

— Почему?

— Хотя бы потому, что вы душа всего дела. Лишившись вас, оппозиция будет неминуемо обречена на поражение. Вы это должны понять!

— Не думаю, Пихлер. Более того, даже уверен, что мои друзья успешно доведут начатое дело до конца. Здесь у руля будут генерал Ольбрихт, полковник Мерц фон Квирнгейм. Они возьмут на себя руководство «Валькирией». — Штауффенберг подошел к капитану, обнял его левой рукой, заглянул в глаза: — Спасибо, милый Карл… Я, конечно, не сказал, что здесь, в Берлине, на Бендлерштрассе, будет и такой стойкий солдат и верный друг, как Карл Пихлер, На нас может положиться народ. Мы сделаем это обязательно. Даже если произойдет неудача, мы обязаны идти до конца. История нас оправдает.

…Наступили дни, когда Клаусу фон Штауффенбергу и его соратникам стало совершенно ясно: цель близка. И хотя по разным причинам не состоялись покушения, намечаемые последовательно на 6, 11 и 15 июля в Оберзальцберге и «Волчьем логове», химическая бомба, которую регулярно приносил с собой на совещания полковник Штауффенберг, должна была неминуемо взорваться. Рано или поздно, но в ближайшее время.

20 июля полковник фон Штауффенберг был вызван в ставку фюрера с докладом о формировании дивизий «народных гренадеров»[40], предназначенных для стабилизации катастрофического положения на Востоке. Отправляясь рано утром на аэродром Рангсдорф, он коротко и торжественно сказал лишь одну фразу своему адъютанту обер-лейтенанту фон Хефтену: