— Как сбежала? — спросила Нина.
— Просто не хотела со старым жить, все время думала, как бы сбежать от него. Услышала, что я вербую студентов, пришла тайком, поплакала, я отказался ее брать, но она заявила, что сегодня же повесится и пусть советская власть отвечает, если не хочет ей помочь. Это я, следовательно, должен отвечать. Махнул я рукой, согласился. Пришла она на пароход, я ее посадил, объяснил, как разыскать техникум. На следующий день муж узнал о ее побеге, и началось! Фу, вспоминать не хочется.
— Откуда она? — спросил Пота.
— Из Джари, зовут Оненка Анна.
— Храбрая! — ответила Нина. — Настоящая героиня.
— В некоторых местах, когда я выбиваюсь из сил, председатель сельсовета идет уговаривать. И уговаривает, конечно, на свой манер, идет к родителям с водкой. Честное слово! Старый прием, а срабатывает и в новое время.
— Не забывайте про любовь нанай к детям, — сказала Нина.
— Знаю, не забываю. Так вот, с водкой уже уговаривали. А в других местах идут к родителям с подарком, несут самое драгоценное для них — порох и патроны. Грешен, сам участвовал в этом. А что поделаешь?..
— Правильно, хорошо, — сказал Токто.
Котов даже не взглянул на него, он был бледен и расстроен. Нина чувствовала, как измотался этот уже немолодой человек, как изнервничался, и решила пойти вместе с ним по Джуену вербовать студентов.
Вечером, когда вернулись рыбаки, Пота с Котовым и Ниной пошли к Пачи Гейкеру, с ним жил младший семнадцатилетний сын Боло. Он был пока еще не женат, хотя и была у него по нанайским законам жена. Девочка была отдана ему в жены в восьмилетнем возрасте и росла вместе с ним; не подозревавшие о своем супружестве девочка и мальчик спали вместе как брат с сестрой, играли вместе, случалось, частенько и дрались. Когда в Джуене организовали сельсовет и приезжие начальники сказали, что старые обычаи и родовые законы надо уничтожать, Пачи отвез девочку к родителям, чтобы избежать лишних разговоров. Но между охотниками остался в силе прежний уговор, что девочка, когда подойдет ее возраст, вернется в дом Пачи и станет законной женой Боло, так как Пачи давным-давно уплатил за нее тори.
Пачи равнодушно встретил гостей, он уже слышал о Нине, но не знал, по каким делам приехал Котов. Он принял его за напарника Нины и решил, что они, как не раз уже бывало, будут интересоваться нанай, охотой и рыбной ловлей, начнут записывать сказки и легенды. Но Пота сразу рассеял его ожидания.
— Этот человек собирает молодых людей на учебу, — заявил он. — Сам понимаешь, нет у нас учителей, нет докторов. Боло поедет в Хабаровск учиться, его будут там бесплатно кормить, одевать…
У Боло, находившегося тут же, разгорелись глаза, он беспокойно заерзал и, чтобы скрыть охватившее его волнение, запыхтел трубкой.
— Когда закончит учебу, возвратится в Джуен, — продолжал Пота, — будет нашим первым джуенским грамотеем. Завидую я тебе, Боло. Тебе откроется мир, о котором мы и во сне не мечтали. Будешь жить в городе, есть городскую пищу, одеваться по-городскому. Ну что, едешь учиться?
— Я что, как отец, — ответил Боло, не поднимая головы.
Нина знала об отношениях взрослых сыновей к отцу в нанайских семьях, их бессловесное повиновение и, чтобы подзадорить юношу, сказала по-нанайски:
— На охоту самостоятельно ходишь, не спрашиваешь у отца, в какого зверя стрелять. Взрослый же ты.
Пораженный Боло с открытым ртом уставился на белокурую русскую и не знал, куда деться от стыда.
— Он в моем доме живет, — сказал Пачи.
— Знаю я, что хотите сказать, Живет еще со мной, потому несамостоятельный он еще. Я знаю многие ваши обычаи, знаю ваш язык.
— Неплохо говоришь, девушка.
— Отпустите его учиться, очень нужны грамотные люди.
— Пока в моем доме нужны глаза и руки охотника, семью надо кормить.
— Вернется он, станет помогать.
— Кто его знает, вернется он или нет. Выучится, увидит другую жизнь, понравится она, и останется в городе. Забудет, острогу как держать, забудет, в каком месяце сазан икру мечет.
— Да вернется он, здесь, в Джуене, он нужен. Ты кем хочешь быть, учителем, доктором? — обратилась Нина к Боло.
— Не знаю, — выдавил Боло. — Отца спросите.
— Учителем или доктором хотите видеть сына? — спросила Нина Пачи.
— Охотник он, охотником и хочу его видеть. Он будет меня и мать кормить, скоро мы совсем старые станем.
— Учителем будет, тоже прокормит.
— Нет. Ему надо жениться, детей растить…
— Это он еще успеет…
— Нет, нынче надо ему жениться, жена не ждет… Боло смутился. Произошла заминка, потом заговорил Котов.
— Товарищ охотник, совесть надо иметь, для тебя же мы стараемся…
Пачи даже не взглянул на него, он не понимал русскую речь.
— Отец Онаги, тебя просят люди, — сказал Пота, хотя давно понял, что Пачи им не удастся уговорить.
— Отец Богдана, тори пропадет, если он уедет на учебу и вовремя не возьмем девочку обратно.
— А ты пожени и отпусти.
— А жена без мужа как будет жить? С молодыми людьми будет… ребенка принесет…
Пачи называл вещи своими именами, это никогда не осуждалось, принималось всеми как обычная норма разговора. Нина сперва не поняла слов, сказанных Пачи, потому что Богдан не объяснял им такие термины, но когда до нее дошел смысл, она опустила голову и медленно вышла из землянки.
Пота поглядел вслед ей и сказал:
— Ты и жена будете рядом с ней, чего боишься?
— Рядом, говоришь? — зло усмехнулся Пачи. — Ты забыл, как Онага мне принесла внука, где я тогда был, за горами, за лесами? Рядом был, а дочь принесла. Не хочу, чтобы невестка то же повторила. Хватит с меня позора.
Пота попрощался и вышел. Вслед за ним шел Котов. Зашли в другую землянку. И в этой семье отец не отпускал сына, а когда Нина напомнила про Богдана, то охотник совсем примолк.
— Не говори им о Богдане, — сказал Пота, когда вышли на улицу. — Богдан ушел от нас, ушел навсегда.
— Он вернется, вы знаете.
— Мы-то знаем, а все считают, что он не вернется. Пять лет мы ничего не знали о нем. Кто из родителей захочет такого? Потому про Богдана не говори.
Заглянули к охотнику, у которого подросла дочь-невеста, но он даже слушать не стал, сказал твердо: не отпустит, потому что не хочет, чтобы она принесла ему зайчонка, не хочет, чтобы она вышла замуж без его ведома.
— Он не хочет потерять тори за дочь, — объяснил Пота.
Так Котову и не удалось в Джуене завербовать студентов. Нина же окончательно решила, что возвратится в Джуен, будет здесь работать.
«Вот это первобытность, — думала она, — сказал такое грязное слово и даже не поперхнулся. Все просто у них».
Ей хотелось посидеть одной, подумать. Села на корме лодки, опустила ноги в теплую воду. Что она станет делать в Джуене? Как что? Работать. Лингвистическая работа будет побочной работой — это она теперь поняла. Она будет здесь устанавливать новую жизнь…
— Нина, ты опять думаешь?
Как это так бесшумно подошла Гэнгиэ! Напугала даже.
— Думаю, Гэнгиэ. Сколько я нового узнала здесь.
— Нового? У нас? Смеешься ты, у нас все старое, древнее-древнее, у нас ничего не меняется.
— Изменится. Придут сюда новые люди, грамотные люди, и изменится.
— Грамотных людей нет.
— А ты не хочешь учиться?
— Хочу. Ты будешь меня учить?
— Буду. Я думаю вернуться сюда, хочу здесь работать. Тогда и буду тебя учить грамоте.
— А трудно это?
— Трудно, не буду обманывать. Но если у тебя есть большое желание научиться, ты выучишься.
— Я очень хочу научиться, он ведь очень грамотный…
— Кто?
Гэнгиэ замолчала. Нина поняла, что у нее есть тайна, которую хранит она и не хочет, чтобы о ней знали другие.
— Рыбу всю уже разделали? — спросила она.
— Да, долго ли, столько рук.
— Много же рыбы было.
— Это не много, весной бывает больше. Кеты осенью бывает еще больше.
Опять замолчали. Нина мысленно представила женскую работу в нанайской семье — у нанайки, кроме зимнего времени, не находится сколько-нибудь свободных дней. Все хозяйство на ее плечах.
— Ты счастливая, — сказала Гэнгиэ.
— А в чем мое счастье?
— Много знаешь, по-нанайски и по-своему говоришь.
— Я еще два языка знаю.
— Да ты что, как так можно? У нас в Болони был торговец, он знал китайский, русский язык и наш. Он был мужчина. А ты знаешь четыре языка?
— И женщина, да? — засмеялась Нина. — Что, женщина не может знать больше мужчины?
— Да, мужчины всегда больше нас знают.
— Нет, Гэнгиэ, если бы ты выучилась, ты знала бы больше всех мужчин, вместе взятых, потому что они неграмотные, а ты грамотная.
— А Богдан грамотный?
— Да, он очень грамотный, умный, потому что всегда хотел учиться и выучился. Он хороший.
