Ворочалась на своей кровати Ася, ворочалась и Славка. Было душно. В низенькой комнате пахло чем-то кислым, Ася сбросила одеяло, подошла к окну. Донесся далекий гудок парохода. Мчался их поезд через всю страну. Здесь был конец их дороги. Дальше шли корабли. Они приехали к путям кораблей. А эти пути прочерчивают на картах штурманы.
Ася взглянула на часы: было двенадцать. Вся ночь еще впереди!
— Не спится? — спросила Славка.
— Помнишь, как отец сказал: «Смотрите на эти часы и размышляйте: время бежит быстро, а добрых дел много».
— Хороший у нас батька, умница.
— Нет, невозможно спать, — сказала Ася и взяла платье со спинки стула.
Они бродили по набережной Амурского залива. Бульвар с каменным парапетом поднимался в гору. Внизу под луной расстилался остекленевший залив. Его пересекала уходящая в немыслимую даль серебряная зыбкая дорога. Было тихо, безветренно, тепло. На тополях спали недвижные листья. Пахло петуньями, табачками и нагретым за день асфальтом. Компаниями, в одиночку, парами гуляли моряки. Они говорили, смеялись и напевали тихонько, вполголоса. Из каких плаваний они вернулись, в какие уйдут?
Ася чувствовала, что уже не расстаться ей с этим приморским городом.
— Главное — терпение и спокойствие, — сказала Славка. — Твое от тебя не уйдет.
— Моряк должен иметь крепкий характер, — согласилась Ася. И тут же горячо прошептала: — Море! Боже мой! Славка! Мы приехали к морю!
Славка молчала, лицо ее в свете луны было загадочным.
Ася пытливо заглядывала ей в немигающие глаза, все шептала о прошлом, вспоминала побег из дома, ночи на московском вокзале. Она воскрешала прошлое и манила в будущее, она старалась разжечь в душе Славки погасшую мечту. И Асе казалось, что сестра снова идет с ней к морю...
Они спустились на отлогий берег. Тихонько хлюпала вода. На берегу стояло несколько скульптур. Сестры остановились около гипсовой девушки с веслом. В свете луны она казалась странно живой, улыбающейся, теплой. На скамейках сидели безмолвные окаменевшие парочки. Несколько человек купались. Девушка стояла по пояс в воде. Мокрые плечи ее блестели. Вот она вышла на берег, с нее стекала совсем не вода, а жидкий свет луны.
Сестры стояли обнявшись. Все в эту ночь было таким заколдованно-таинственным, притихшим, точно земля и море затаив дыхание слушали какую-то удивительную сказку, которую шептало им небо, льющее серебряный свет. Все было таким умиротворенным, что уставшие сестры на какой-то миг задремали стоя...
В перерыв шумели все четыре этажа Высшего Инженерного Морского училища. Курсанты, одетые в морскую форму, спешили размяться после лекции. В коридорах стоял говор, смех, топот ног. Но в просторном, чистом кабинете начальника училища инженер-капитана I ранга Перегудова было тихо.
Перегудову уже далеко за пятьдесят. Но, несмотря на годы, он все еще кажется крепким и сильным. Вся его жизнь была связана с флотом. В каких только портах и гаванях не бросал якорь его корабль! Тысячи встреч с разными людьми, множество событий, в которых приходилось ему участвовать, суровый труд моряка — все это научило его понимать людей, понимать их сердца. В любой обстановке он бывал невозмутимо спокоен и ничему не удивлялся, точно все, что происходило вокруг него, было ему давным-давно знакомо.
В это утро невесело было на душе Перегудова: умер его сверстник, герой Великой Отечественной войны капитан-наставник Тасеев, друг всей его жизни.
Это событие напомнило Перегудову, что и ему уже под шестьдесят. Из головы не выходил только что прочитанный в газете маленький рассказ Бунина «Мистраль». Это была щемяще-горькая запись мудрого одинокого старика, вдруг услыхавшего зловещий, костяной стук в дверь. В рассказе приводились чьи-то слова:
«Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани: пора сходить... Ничтожна жизнь каждого. Ничтожен каждый край земли... Немного уже осталось тебе. Живи, как на горе. Как с горы, обозревай земное: сборища, походы, битвы, полевые работы, браки, рождения, смерти...»
Перегудов перевел холодные, выцветшие глаза на распахнутое окно: по сверкающей глади бухты уходил в океан пароход. Перегудов узнал — это была «Азия». Корабль уходил в синие дали. Может быть, к берегам Италии или Индонезии. Вспомнилась последняя строка рассказа: «Еще одно мое утро на земле».
Да, это утро еще есть! И не хочет он жить, как на горе. Нет, уж если жить, так жить в шумных, кипящих долинах, где все есть и все дорого: сборища, походы, битвы, полевые работы, браки, рождения...
На всех этажах шумят курсанты, уходят в океан суда, рокочет порт, чайки вьются над бухтой. На землю пришло еще одно утро живущего человека.
Перегудов рассеянно листал свежий английский журнал. В дверь постучали, и в кабинете появились две девушки. Перегудов равнодушно осмотрел их с головы до ног. Девушки были красивые. Ему почудилось, что он уже видел их когда-то. Он так много встречал людей, что любое лицо напоминало кого-нибудь, казалось знакомым.
И чем старее он становился, тем больше любил свежесть и красоту молодой жизни. В душе он усмехнулся. Он прекрасно знал, зачем они пришли и что сейчас скажут. Они скажут, что море их мечта, что без моря им нет жизни, что они решили стать штурманами.
Перегудов кивнул на стулья. Девушки сели. Он увидел их огрубевшие, рабочие руки. По густому загару на лицах догадался, что они работали в поле или в лесу.
— Мы пришли поговорить с вами... Мы хотим поступить в ваше училище. Мы решили стать штурманами, — твердо проговорила та, что была поменьше. Она держала чернокудрявую голову горделиво и властно. Девушка говорила таким тоном, будто начальник им уже когда-то отказал, и вот они пришли сразиться с ним. Все это отдавало такой милой, заносчивой юностью, что Перегудов опять усмехнулся в душе.
— Мы уже писали вам год назад. Вы отказали нам на том основании, что мы женщины. Но мы все-таки приехали.
— И напрасно. Я повторю вам то же самое, что писал, — сухо ответил Перегудов. Он не терпел ребяческого, книжно-романтического отношения к морю. — Мы не принимаем девушек. Уже много лет у нас в училище не было ни одной девушки.
Чернявая враждебно прищурила продолговатые, необычные глаза и непреклонно сказала:
— Мы ехали к вам всю свою жизнь. Но мы не устали. Нет. Нам просто надоело слышать такой ответ. Мы приехали, и больше никуда не поедем. Мы приехали к вам. Мы внучки повешенного моряка с броненосца «Потемкин». И мы имеем право быть у вас.
Перегудов пристально смотрел на девушек: что-то удивило в них. А мятежный потемкинец заставил заинтересоваться ими.
— Вы сестры? — спросил он.
— Мы близнецы, — ответила белокурая, крупная, заливаясь ярким румянцем.
— Я не понял... Как вы ехали... всю жизнь? — Перегудов отодвинул английский журнал. Ася глянула на этот журнал, облизнула пересохшие губы и на английском языке смело сказала:
— Comrade engineer-captain! When we began to understand, we memorized such words as: «Sea, ship, seaman, revolt, gibbet». There was a cult of grandfather in our family. We entered with love for sea![3]
Горячась, подыскивая более точные слова, она рассказывала всю их историю, весь путь к морю. А так как запас английских слов для такого рассказа был недостаточен, она говорила короткими, рваными фразами, мешая английские слова с русскими. От этого рассказ получался убедительней и своеобразней. Видно было, что девушка из последних сил билась за свою мечту.
Перегудова это тронуло. Но нельзя молодых баловать, не то испортишь. Что дается легко, то не ценят.
Перегудов изредка — тоже на английском языке — сухо задавал вопросы.
— Не думайте — это не школьная романтика, не ребячество. Мы знаем, что море сурово, ему нужна крепкая душа и крепкое тело. Море — это труд. И мы хотим трудиться на море для родины, — уже по-русски закончила Ася.
Перегудов, холодно-неприступный, встал из-за стола, прошелся по кабинету, сверкая лысиной и золотыми нашивками.
— Нет правил без исключения, — произнес он.
Сестры напряглись, замерли. У Аси ладони стали влажными, начала мелко дрожать и прыгать поджатая левая нога. Чем крепче Ася прижимала ее к полу, тем сильнее нога подпрыгивала. К счастью, начальник ходил по кабинету, не глядя на сестер.
— Перед вами возникает другое серьезное препятствие, — монотонно звучал голос Перегудова.
— К экзаменам она... мы готовы! Все на зубок! — вырвалось у Славки. Щеки ее пылали, на носу выступила испарина.
— Вы должны были отработать два года на флоте. С геологами, на звероферме вы работали напрасно. Год пропал у вас.
— Пропал? Не-ет... Но мы готовы отработать еще хоть пять лет, — спокойно сказала Ася.
— Два года. На судне, — приказал Перегудов. — И экипаж должен поручиться за вас. Просить за вас. Такое заслужить не легко.
— Заслужим, — уверенно сказала Ася.
— Вот тогда и поговорим... К нам приходят молодцы. Говорят, клянутся: «Море — наша мечта». А попадут в шторм, и от их мечты следа не остается. Морская болезнь метлой выметает ее. И уходят... Проверьте себя.
