«Он меня любит»,— промелькнуло у нее в голове.
Тихо и задумчиво было в садике, задумчиво было и августовское небо, умытое похолодевшими дождями. И на душе Ольги было тихо, безмолвно. В этой тишине было ясно и уловимо движение дум ее, так же ясны и уловимы для настороженного слуха робкие шорохи в зеленой листве. Приятно было сидеть и прислушиваться к своим думам. Казалось, чем больше живешь, тем дальше и дальше уходит все пережитое, точно идешь по дороге, оглядываешься, а начало пути отдаляется; сначала его видно, но потом оно сливается с далью и тонет в мутной дымке. Но сегодня как-то по-особому все так ярко всплыло, и письмо это всколыхнуло в глубине сознания ясное и определенное: она действительно любит Павла Лукояновича и теперь не сможет больше никого полюбить так сильно и крепко. Но рядом с этим вставала другая мысль — неумолимая, скорей жестокая: а можешь ли ты любить его. Ну, положим, он будет снова здесь, возле тебя, можешь ли ты?..
Робкий голос глубоко в душе подсказал:
— Можешь, но...
Перед ней встал смутный образ той, с которой он связал свою жизнь, и ей казалось, что эта женщина сурово, с упреком глядит на нее. «Какая она,— подумала Ольга,— старая, молодая, красивая или некрасивая, добрая или злая?» Ей захотелось вдруг посмотреть на нее и сравнить с собой. Никогда, ни разу он не рассказывал ей о своей жене.
В саду стало прохладно и сыро. Ольга зябко повела плечами.
— Лучше бы не приезжал ты, Павел Лукоянович,— сказала она вслух и медленно пошла домой.
Прошло полмесяца с того дня, когда Ольга предложила работать одновременно на двух станках. За это время еще три человека перешло на два станка.
Но все это были одиночные и слабые попытки изменить привычный ход производства. Люди обслуживали два станка до тех пор, пока сосед по какой-нибудь причине не вышел на работу.
Судин десять дней прекрасно справлялся с работой на двух станках, но, как только в цех вернулся Белов, он опять стал работать на одном станке.
Ольга не раз просила мастера дать ей второй станок, но он не мог удовлетворить ее желание. Нужно было совсем по-иному расставить все станки, образовать бригады, а это было сложное дело, на которое мастер не мог решиться без разрешения директора.
Ольга понимала его нерешительность и потому обратилась за содействием к секретарю партийного бюро Антипенко. Тот внимательно выслушал ее и сказал:
— Отстаивай, а мы зараз тебя поддержим.
Решено было в ближайшие дни созвать цеховое производственное совещание и поставить на нем этот вопрос. Ольга вышла от секретаря окрыленная. Ее немного беспокоило предстоящее выступление. Ни разу, нигде она не выступала на собраниях, а тут сразу чуть не доклад. Но это затруднение вскоре разрешилось благополучно. Мастер Сафронов согласился изложить предложение и рассказать, как Судин работал на двух станках.
Производственное совещание открылось в кабинете директора завода. Ольга пришла раньше всех. Богато обставленный кабинет подавил ее. Украдкой разглядывала она стены, выкрашенные масляной бирюзовой краской, потолок, пол. Вверху под строгими карнизами блестела золотая кайма, с лепного потолка свисала люстра, унизанная множеством электрических лампочек, а по потолку рельефно раскинулись гроздья винограда и букеты каких-то неведомых роскошных цветов. На подоконниках, на столе лежали куски пробного железа и меди, а среди них блестел массивный железный узел, завязанный из толстого шлифованного круглого железа.
Смущал ее и директор. Он сидел за большим письменным столом и, нахмурившись, перебирал бумаги. Директор почему-то напоминал ей управителя медного рудника, к которому они ходили с матерью за пособием после смерти Сидора. Такой же пухлый, чистенький и равнодушный.
В кабинет поодиночке входили люди, присаживались, и все старались убраться подальше — к задней стене. Пришел мастер Сафронов. Увидев Ольгу, он хотел пройти к ней, но, кивнув ей головой, сел в угол. Пришла Шурышкина. Она обвела присутствующих своим ястребиным взглядом и присела поближе к директорскому столу. Торопливо вошла Шурка Кудрявцева. Увидев Ольгу, она почти бегом подошла к ней, схватила ее руку и присела рядом.
— Ух! и торопилась же я... Думала, что опоздаю.
— Наверно торопилась и десять раз воротилась?..— пошутила Ольга.
— Ну, ясно. У меня разве так, как у людей. Что-нибудь да забуду. Я всю комсомольскую ячейку на ноги подняла.— Шурка обернулась и обвела взглядом присутствующих,— Пришли,— проговорила она удовлетворенно и поманила кого-то пальцем.
К ним подошел молодой токарь Миша Широков. Это был среднего роста паренек, с густой шапкой мягких русых волос, закинутых назад, и спокойными умными глазами.
— Миша, смотри, чтобы не подкачать,— шепнула ему Шурка.
— Постараемся как-нибудь,— спокойно отвечал Широков, поглядывая на директора.
— А ты что, Оля, как будто невеселая?
— Нет, я ничего...
— Переживает,— подмигнув, сказал Миша.
— Подумаешь... А ты будь сегодня на все сто.— Шурка подняла большой палец.
Вошел Судин, снял картуз, расчесал пятерней свою бороду, молча поклонился и, присутулившись, прошел в темный угол. Ольга его еще не видела без картуза. Голый череп его оброс венчиком черных густых волос.
— Ой!.. подь ты к чорту, скорее бы,— нетерпеливо шептала Шурка, ерзая на стуле.
— Шурша,— тихо сказал Широков, лукаво улыбаясь,— а ты будешь выступать?
— Потребуется — буду.
— Только чур, уговор.
— Какой?
— Не чертыхаться. Ладно?
— Экая беда, если и чертыхнусь одинова.
— Я думаю, мы, товарищи, начнем наше совещание?..— поднимаясь с кресла, проговорил директор.— Собралось порядочно.
— Конечно, начинать надо,— послышались голоса.
— Хорошо. Я думаю, мы не будем избирать президиум. Секретарь у меня есть,— проговорил директор, указав на присевшую к столу белокурую женщину в очках.
— Я, товарищи, думаю, что президиум нужен. Как же без президиума,— сказала Шурышкина и обвела всех строгим взглядом.
— Не надо, ближе к делу,— отозвался хор голосов.
— Выдумывает, сидит тут.
— Ей самой охота в президиум,— тихо сказала Шурка.
Совещание началось. Первым выступил, как и ожидала Ольга, мастер Сафронов. Ольге вдруг стало холодно, по телу пробежала дрожь. Шурка, заметив волнение подруги, погладила ласково ее руку и переложила к себе на коленку. Ольга как-то сразу успокоилась и стала внимательно слушать мастера. Сафронов неторопливо рассказал, как Ольга предложила работать на двух станках и как в течение десятидневки работал токарь Судин.
— Надо сказать, товарищи, что товарищ Ермолаева пришла с этим делом во-время. У меня зарез был. Работа спешная, а токарей не хватало. И мы вышли из положения. Потом еще несколько человек перешли на два станка. Теперь она предлагает большое дело — перестроить всю работу в цехе. Она предлагает сделать перестановку станков так, чтобы каждый токарь мог с успехом обслуживать два, три станка и даже больше.
— Не каждый,— поправила Ольга,—а большая часть.
— Ну, так... Извиняюсь. Вот... Этот вопрос мы передали сюда — в техническое бюро, потому как своими силами мы ничего сделать не сможем.
— А ты скажи, Митрий Семеныч, будет ли от этого польза рабочим и как на это смотрит дирекция? — спросил кто-то.
Сафронов пожал плечами, посмотрел на директора, который что-то писал и будто не слушал.
— Я потом скажу, Митрий Семеныч,—отозвался Судин.
— Ну вот,—оживился Сафронов, — товарищ Судин лучше моего скажет, потому как он на себе все это испытал. А насчет того, как на это дело смотрит дирекция, я пока что не знаю.
— Мы скажем,— сказал директор.
И опять Ольга почувствовала в директоре что-то чужое — и в улыбке и в голосе сквозил острый холодок.
— Есть какие вопросы? — спросил директор.
— У меня вопрос к товарищу Ермолаевой,— отозвался высокий токарь Боков.— Вот непонятно. У токаря не всегда свободное время, чтобы сходить к другому станку и присмотреть за ним. Как это она хочет время распределить?
— А вот у меня еще,— заговорил старый токарь Алыпов.— Вот, к примеру сказать, я на двух станках работаю, ладно. А вдруг такое дело: у меня нету ходовой работы, а на другом станке я настраиваться должен — другую штуку вставлять. У меня, значит, и этот и тот станки будут стоять.
Директор согласно кивал головой, улыбался.
— Товарищ Ермолаева, вы записываете вопросы? — спросил он.
— Записываем,— отозвалась Шурка.
— У меня вот такой вопрос,— заговорила Шурышкина.— Учла ли товарищ Ермолаева такое обстоятельство, которое касается не одних токарных станков, а всех — и строгальных, и других? Вот первое,— Шурышкина заглянула в свою памятную книжку.— Теперь. Как оценивает товарищ Ермолаева настроение масс? Какие соответствующие мероприятия она думает провести в цехе среди масс в смысле агитации и пропаганды по данному вопросу, чтобы получить надлежащую оценку этого мероприятия и соответствующий отклик на сегодняшний день?
